Тогда же возник еще один орган
власти, совет рабочих и солдатских депутатов [(По словам современника,
подавляющее большинство членов Петроградского совета солдатский и рабочих
депутатов не были ни солдатами, ни рабочими.)], причем один депутат
избирался от роты революционных солдат или тысячи рабочих. Как ни
парадоксально, но новоявленный Совет уже вечером заседал под одной крышей
с Государственной Думой.
Повинным в такой необычной ситуации был Керенский. Позднее свои
действия он объяснил следующим образом: "Взбунтовался весь гарнизон, и
солдаты шли к Думе... Естественно, возник вопрос... каким образом, кто и
как будет руководить солдатами и мастеровыми; ведь до сих пор их движение
было совершенно неорганизованным, нескоординированным и анархичным.
"Совет?" - воскликнул кто-то, вспомнив 1905 год... Необходимость какого-то
центра для руководства массами создавалась всеми. Самой Думе нужна была
связь с представителями восставшего народа; без этого наладить порядок в
столице было невозможно. По этой причине был спешно создан Совет; причем
отнюдь не в качестве орудия борьбы. Просто часа в три или четыре дня ко
мне обратились организаторы с просьбой предоставить им подходящее
помещение. Я поговорил с Родзянко, и дело было улажено".
В Таврическом дворце, построенном в XVIII веке и подаренном
Екатериной II своему фавориту князю Потемкину, два крыла. Одно занимала
Государственная Дума, другое, в котором прежде заседала бюджетная комиссия
Думы, было передано совдепу. После этого, писал Керенский, "рядом
обосновались две России - Россия правящих классов, которые были побеждены
(хотя еще и не ведали об этом)... и трудовая Россия, шагавшая, того не
подозревая, к власти".
Хотя Родзянко был председателем Временного комитета Думы, с самого
начала центральной фигурой стал Керенский. Еще молодой (ему было тридцать
шесть лет), он явился как бы посредником между Советом и Комитетом Думы.
Он был избран заместителем председателя Совета, а три дня спустя назначен
министром юстиции недавно созданного Временного правительства. "Слова и
жесты Керенского были резки, отчеканены, глаза горели, - писал в своей
книге "Дни" В.В.Шульгин. - Он вырастал с каждой минутой..." Один за другим
прибывали арестованные - князь Голицын, Штюрмер, митрополит Питирим, - все
члены кабинета министров. Некоторые приходили сами. Скольким из них
Керенский спас жизнь!
"- Иван Григорьевич Шелговитов, - произнес он с вдохновенным видом. -
Ваша жизнь в безопасности... Государственная Дума не проливает крови".
Можно по праву сказать, что именно Керенский предотвратил
кровопролитие. "В первые дни революции, - писал он, - Дума была
переполнена самыми ненавистными царскими чиновниками. День и ночь
революционный вихрь бушевал вокруг арестованных. Огромные залы и
просторные коридоры Думы заполнили вооруженные солдаты, рабочие и
студенты. Волны ненависти бились о стены дворца. Стоило бы мне пошевелить
пальцем или просто закрыть глаза и умыть руки, как это произошло в октябре
при Ленине". [(По словам югославского ученого-международника Драгоша
Калаича, Керенский находился на той же службе, что и американский посол в
Петрограде, и как только решил разыграть "большевицкую карту", Керенский
послушно удалился с исторической сцены. По свидетельству внука
американского банкира Якова Шифа, его дед вложил в большевицкую революцию
всего 20 миллионов золотых долларов. В период с 1918 по 1922 г., согласно
тому же свидетельству, Ленин вернул банку Кун, Леб и Ко. 600 миллионов
рублей по официальному курсу: на рубли агенты приобретали в России,
точнее, грабили все, от мехов, золота, серебра и бриллиантов до основных
видов сырья ("Лит.Россия", 1991, N 6, с. 10).]
Около полуночи пришел искать защиты Протопопов. Уйдя с заседания
Совета Министров, ночь он прятался в мастерской у портного. Пришел он в
длинном, не по росту пальто и шляпе, надвинутой на глаза. Первому
попавшемуся студенту он сказал: "Я Протопопов". Шульгин находился в
соседнем кабинете. "Вдруг я почувствовал особое волнение, причину которого
мне сейчас же шепнули: "Протопопов арестован". И в то же мгновение я
увидел в зеркале, как бурно распахнулась дверь... И ворвался Керенский. Он
был бледен, глаза горели, рука поднята... Этой протянутой рукой он как раз
резал толпу... И тогда в зеркале я увидел за Керенским солдат с
винтовками, а между штыками - тщедушную фигурку с совершенно закутанным,
страшно съежившимся лицом... Я с трудом узнал Протопопова...
- Не сметь прикасаться к этому человеку!
Это кричал Керенский, стремительно приближаясь, бледный, с
невероятными глазами, одной поднятой рукой разрезая толпу, а другой,
трагически опущенной, указывая на "этого человека"... Казалось, он его
ведет на казнь, на что-то ужасное. И толпа расступилась... Керенский
пробежал мимо, как горящий факел революционного правосудия, а за ним
влекли тщедушную фигурку в помятом пальто, окруженную штыками, "вспоминал
Шульгин.
К утру 27 февраля (13 марта) - это был вторник - весь город, кроме
Зимнего дворца, удерживаемого генералом Хабаловым с 1500 верных ему
солдат, находился в руках мятежников. Пополудни революционный гарнизон
объявил, что сторонникам Хабалова предоставляется двадцать минут на то,
чтобы они покинули дворец, иначе здание будет подвергнуто обстрелу из
тяжелых орудий. Не надеясь на спасение, защитники дворца покинули его и
буквально растворились в толпе.
Среди разгула анархии бурные изъявления радости сменялись жестокими
расправами. В Кронштадте матросы перебили всех офицеров. В одном случае,
убив офицера, они заживо закопали рядом с ним второго. По Петрограду
носились броневики, облепленные мятежными солдатами, размахивающими
красными флагами. Пожарников, приезжавших тушить пожары в присутственных
местах, прогоняли солдаты и рабочие, желавшие, чтобы здания сгорели дотла.
[(Один великолепный особняк в Петрограде уцелел благодаря находчивости ее
владелицы, графини Клейнмихель. Прежде чем в доме появились погромщики,
она забаррикадировала двери, закрыла ставни на окнах и перед входом
укрепила дощечку: "Вход воспрещен. Здание принадлежит Петроградскому
совдепу. Графиня Клейнмихель заключена в Петропавловскую крепость". А в
это время хозяйка упаковывала вещи, готовясь к бегству. (Прим. авт.)).] М.
Палеолог писал: "Дом Ксешинской, расположенный в начале Каменноостровского
проспекта, напротив Александровского парка, был сегодня разгромлен сверху
донизу ворвавшимися в него повстанцами".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
власти, совет рабочих и солдатских депутатов [(По словам современника,
подавляющее большинство членов Петроградского совета солдатский и рабочих
депутатов не были ни солдатами, ни рабочими.)], причем один депутат
избирался от роты революционных солдат или тысячи рабочих. Как ни
парадоксально, но новоявленный Совет уже вечером заседал под одной крышей
с Государственной Думой.
Повинным в такой необычной ситуации был Керенский. Позднее свои
действия он объяснил следующим образом: "Взбунтовался весь гарнизон, и
солдаты шли к Думе... Естественно, возник вопрос... каким образом, кто и
как будет руководить солдатами и мастеровыми; ведь до сих пор их движение
было совершенно неорганизованным, нескоординированным и анархичным.
"Совет?" - воскликнул кто-то, вспомнив 1905 год... Необходимость какого-то
центра для руководства массами создавалась всеми. Самой Думе нужна была
связь с представителями восставшего народа; без этого наладить порядок в
столице было невозможно. По этой причине был спешно создан Совет; причем
отнюдь не в качестве орудия борьбы. Просто часа в три или четыре дня ко
мне обратились организаторы с просьбой предоставить им подходящее
помещение. Я поговорил с Родзянко, и дело было улажено".
В Таврическом дворце, построенном в XVIII веке и подаренном
Екатериной II своему фавориту князю Потемкину, два крыла. Одно занимала
Государственная Дума, другое, в котором прежде заседала бюджетная комиссия
Думы, было передано совдепу. После этого, писал Керенский, "рядом
обосновались две России - Россия правящих классов, которые были побеждены
(хотя еще и не ведали об этом)... и трудовая Россия, шагавшая, того не
подозревая, к власти".
Хотя Родзянко был председателем Временного комитета Думы, с самого
начала центральной фигурой стал Керенский. Еще молодой (ему было тридцать
шесть лет), он явился как бы посредником между Советом и Комитетом Думы.
Он был избран заместителем председателя Совета, а три дня спустя назначен
министром юстиции недавно созданного Временного правительства. "Слова и
жесты Керенского были резки, отчеканены, глаза горели, - писал в своей
книге "Дни" В.В.Шульгин. - Он вырастал с каждой минутой..." Один за другим
прибывали арестованные - князь Голицын, Штюрмер, митрополит Питирим, - все
члены кабинета министров. Некоторые приходили сами. Скольким из них
Керенский спас жизнь!
"- Иван Григорьевич Шелговитов, - произнес он с вдохновенным видом. -
Ваша жизнь в безопасности... Государственная Дума не проливает крови".
Можно по праву сказать, что именно Керенский предотвратил
кровопролитие. "В первые дни революции, - писал он, - Дума была
переполнена самыми ненавистными царскими чиновниками. День и ночь
революционный вихрь бушевал вокруг арестованных. Огромные залы и
просторные коридоры Думы заполнили вооруженные солдаты, рабочие и
студенты. Волны ненависти бились о стены дворца. Стоило бы мне пошевелить
пальцем или просто закрыть глаза и умыть руки, как это произошло в октябре
при Ленине". [(По словам югославского ученого-международника Драгоша
Калаича, Керенский находился на той же службе, что и американский посол в
Петрограде, и как только решил разыграть "большевицкую карту", Керенский
послушно удалился с исторической сцены. По свидетельству внука
американского банкира Якова Шифа, его дед вложил в большевицкую революцию
всего 20 миллионов золотых долларов. В период с 1918 по 1922 г., согласно
тому же свидетельству, Ленин вернул банку Кун, Леб и Ко. 600 миллионов
рублей по официальному курсу: на рубли агенты приобретали в России,
точнее, грабили все, от мехов, золота, серебра и бриллиантов до основных
видов сырья ("Лит.Россия", 1991, N 6, с. 10).]
Около полуночи пришел искать защиты Протопопов. Уйдя с заседания
Совета Министров, ночь он прятался в мастерской у портного. Пришел он в
длинном, не по росту пальто и шляпе, надвинутой на глаза. Первому
попавшемуся студенту он сказал: "Я Протопопов". Шульгин находился в
соседнем кабинете. "Вдруг я почувствовал особое волнение, причину которого
мне сейчас же шепнули: "Протопопов арестован". И в то же мгновение я
увидел в зеркале, как бурно распахнулась дверь... И ворвался Керенский. Он
был бледен, глаза горели, рука поднята... Этой протянутой рукой он как раз
резал толпу... И тогда в зеркале я увидел за Керенским солдат с
винтовками, а между штыками - тщедушную фигурку с совершенно закутанным,
страшно съежившимся лицом... Я с трудом узнал Протопопова...
- Не сметь прикасаться к этому человеку!
Это кричал Керенский, стремительно приближаясь, бледный, с
невероятными глазами, одной поднятой рукой разрезая толпу, а другой,
трагически опущенной, указывая на "этого человека"... Казалось, он его
ведет на казнь, на что-то ужасное. И толпа расступилась... Керенский
пробежал мимо, как горящий факел революционного правосудия, а за ним
влекли тщедушную фигурку в помятом пальто, окруженную штыками, "вспоминал
Шульгин.
К утру 27 февраля (13 марта) - это был вторник - весь город, кроме
Зимнего дворца, удерживаемого генералом Хабаловым с 1500 верных ему
солдат, находился в руках мятежников. Пополудни революционный гарнизон
объявил, что сторонникам Хабалова предоставляется двадцать минут на то,
чтобы они покинули дворец, иначе здание будет подвергнуто обстрелу из
тяжелых орудий. Не надеясь на спасение, защитники дворца покинули его и
буквально растворились в толпе.
Среди разгула анархии бурные изъявления радости сменялись жестокими
расправами. В Кронштадте матросы перебили всех офицеров. В одном случае,
убив офицера, они заживо закопали рядом с ним второго. По Петрограду
носились броневики, облепленные мятежными солдатами, размахивающими
красными флагами. Пожарников, приезжавших тушить пожары в присутственных
местах, прогоняли солдаты и рабочие, желавшие, чтобы здания сгорели дотла.
[(Один великолепный особняк в Петрограде уцелел благодаря находчивости ее
владелицы, графини Клейнмихель. Прежде чем в доме появились погромщики,
она забаррикадировала двери, закрыла ставни на окнах и перед входом
укрепила дощечку: "Вход воспрещен. Здание принадлежит Петроградскому
совдепу. Графиня Клейнмихель заключена в Петропавловскую крепость". А в
это время хозяйка упаковывала вещи, готовясь к бегству. (Прим. авт.)).] М.
Палеолог писал: "Дом Ксешинской, расположенный в начале Каменноостровского
проспекта, напротив Александровского парка, был сегодня разгромлен сверху
донизу ворвавшимися в него повстанцами".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190