Императрица шла рядом, шлейф ее нес десяток пажей.
Во время праздничного бала, устроенного по случаю коронации, Кремль
сверкал огнями, гремел музыкой. Платья, в которых щеголяли русские дамы,
по мнению заморских их гостей, потрясали воображение. На них были тиары,
ожерелья, браслеты, перстни и серьги, подчас с рубинами величиной с яйцо
малиновки. Великая княгиня Ксения Александровна, сестра Николая II и
великая княгиня Елизавета Федоровна, его свояченица, были сплошь усыпаны
изумрудами. Другие дамы были украшены сапфирами и рубинами. На талии
государыни сверкал бриллиантовый пояс. У самого императора на вся грудь
мундира была усыпана алмазами. Такое обилие драгоценностей могло
повергнуть в смятение любого.
В ту ночь во всех частях Москвы была устроена иллюминация.
Кремлевские храмы и светские здания были освещены электрическими
лампочками. Когда царь и императрица вышли на балкон дворца над рекой,
царице подали букет, который тотчас весь засветился разноцветными искрами.
И сразу же вспыхнули огнями все кремлевские башни, колокольня Ивана
Великого, мосты над рекой, вдали взлетели на воздух снопы ракет. Уже после
того, как оба легли почивать, на стенах их кремлевской опочивальни все еще
прыгали тени: в городе продолжалась иллюминация. [(Более точные описания
коронации приводятся в работах А.А.Игнатьева ("Пятьдесят лет в строю") и
Б.А.Энгельгардта ("Потонувший мир").)]
День, наступивший после коронования, должен был принадлежать жителям
и гостям Москвы. Великий князь Сергей Александрович, московский
генерал-губернатор, распорядился, чтобы для народа на окраине Москвы было
приготовлено угощение; на этом празднике должны были присутствовать и царь
с царицей. Целыми телегами привозились эмалевые кружки императорским
вензелем, которые должны были раздаваться в качестве сувениров, для
бесплатного угощения доставлены были бочки пива.
Для народного гуляния было выбрано Ходынское поле, служившее
полигоном для инженерных войск и изрытое неглубокими траншеями и рвами,
закрытыми сверху щитами из досок. То было единственное в Москве место, где
могли разместиться сотни тысяч горожан и приезжих, желающих увидеть
молодого государя и царицу.
Накануне вечером на Ходынку пришли тысячи так и не сомкнувших глаз
гуляк. К рассвету собралось с полмиллиона человек, некоторые из них были
уже пьяны. Появились телеги, нагруженные кружками и бочками с пивом. Их
огородили непрочными деревянными перилами. Толпа с любопытством наблюдала
за происходящем, потом стала продвигаться поближе. С самыми лучшими
намерениями. Вдруг кто-то пустил слух, будто телег доставлено меньше, чем
ожидалось, и что пива хватит только тем, кто доберется до бочек первыми.
Толпа устремилась вперед. Эскадрон казаков, прибывший для поддержания
порядка, был сметен прочь. Не выдержав тяжести, доски ломались, люди
падали во рвы. Толпа сбивала с ног, затаптывала в грязь женщин и детей.
Тысячи ног промчались по изувеченным, гибнущим от удушья людям.
К тому времени, когда подоспела полиция и дополнительные отряды
казаков, Ходынка напоминала поле битвы. Сотни погибли, тысячи были ранены.
Пополудни все городские больницы оказались заняты пострадавшими. Все
знали, что произошло. Государь и государыня были потрясены изветием о
случившимся. Царь решил удалиться в монастырь и заявил, что не сможет
отправиться на торжественный бал, который давал в тот вечер французский
посол граф (позднее маркиз) де Монтебелло. И снова вмешались дяди,
сплотившиеся вокруг великого князя Сергея Александровича. Французское
правительство прислало для украшения бала бесценные гобелены и серебряную
посуду из Парижа и Версаля, с юга Франции было доставлено сто тысяч роз.
Дяди императора настояли на том, чтобы царь не предавал особого значения
катастрофе и не отменял бала, чтобы не обидеть французов, своих
единственных европейских союзников. К сожалению молодой император уступил
им.
"Предполагали, что хотя бал будет, - вспоминал С.Ю.Витте, министр
финансов, - ...их величества не приедут... Но приехали государь и
императрица; открылся бал... первый контрданс государь танцевал с графиней
Монтебелло... Впрочем, государь вскоре с этого бала удалился". Праздник
получился невеселый. "Императрица казалась удрученной, веки ее покраснели
от слез", - докладывал королеве Виктории британский посол. Александр
Извольский, впоследствии ставший русским министром иностранных дел, писал:
"Могу засвидетельствовать, что Николай II был опечален происшедшим, и
первым его движением было приказать прекратить празднества и удалиться в
один из монастырей в окрестностях Москвы, чтобы дать ясное выражение
своего горя... Но некоторые... указывали, что это произведет дурное
впечатление на иностранных представителей, собравшихся в Москву".
На следующий день государь и государыня присутствовали на панихиде о
погибших в катастрофе, посетили несколько больниц, где лежали раненые.
Император распорядился, чтобы погибшие были похоронены за его счет, в
отдельных гробах, а не в братской могиле, как бывало в подобных случаях.
Из личной казны царя семьям погибших или пострадавших было выплачено по
тысяче золотых рублей. Но никакие его усилия не смогли изгладить из памяти
это ужасное событие. Многие простолюдины видели в случившимся недоброе
предзнаменование. Что касается интеллигентствующих и злобствующих кругов
русского общества, о тех и говорить нечего. Они постарались
воспользоваться этим случаем, чтобы представить государя и его "немку" как
людей ограниченных и черствых.
После коронации царю и императрице полагалось отправиться в
путешествие, нанося государственные визиты и частные визиты вежливости
представителям царствующих домов. Летом 1896 года царь и царица поехали в
Вену навестить престарелого императора Австро-Венгрии Франца-Иосифа,
посетили кайзера Вильгельма в Бреслау и провели десять спокойных дней в
Копенгагене в гостях у родителей вдовствующей императрицы Марии Федоровны,
датского короля Христиана IX и королевы Луизы. Взяв с собой десятимесячную
Ольгу, в сентябре императорская чета отплыла в Англию, чтобы повидать
королеву Викторию.
Королева находилась в это время в горах Шотландии, в огромном, с
башнями, замке Балморал. Под проливным дождем императорская яхта
"Штандарт" встала на якорь на рейде Лейта, и дядя Берти - принц Уэльский -
поднялся на борт судна, чтобы предложить свои услуги в качестве проводника
в путешествии по диким горам Абердина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
Во время праздничного бала, устроенного по случаю коронации, Кремль
сверкал огнями, гремел музыкой. Платья, в которых щеголяли русские дамы,
по мнению заморских их гостей, потрясали воображение. На них были тиары,
ожерелья, браслеты, перстни и серьги, подчас с рубинами величиной с яйцо
малиновки. Великая княгиня Ксения Александровна, сестра Николая II и
великая княгиня Елизавета Федоровна, его свояченица, были сплошь усыпаны
изумрудами. Другие дамы были украшены сапфирами и рубинами. На талии
государыни сверкал бриллиантовый пояс. У самого императора на вся грудь
мундира была усыпана алмазами. Такое обилие драгоценностей могло
повергнуть в смятение любого.
В ту ночь во всех частях Москвы была устроена иллюминация.
Кремлевские храмы и светские здания были освещены электрическими
лампочками. Когда царь и императрица вышли на балкон дворца над рекой,
царице подали букет, который тотчас весь засветился разноцветными искрами.
И сразу же вспыхнули огнями все кремлевские башни, колокольня Ивана
Великого, мосты над рекой, вдали взлетели на воздух снопы ракет. Уже после
того, как оба легли почивать, на стенах их кремлевской опочивальни все еще
прыгали тени: в городе продолжалась иллюминация. [(Более точные описания
коронации приводятся в работах А.А.Игнатьева ("Пятьдесят лет в строю") и
Б.А.Энгельгардта ("Потонувший мир").)]
День, наступивший после коронования, должен был принадлежать жителям
и гостям Москвы. Великий князь Сергей Александрович, московский
генерал-губернатор, распорядился, чтобы для народа на окраине Москвы было
приготовлено угощение; на этом празднике должны были присутствовать и царь
с царицей. Целыми телегами привозились эмалевые кружки императорским
вензелем, которые должны были раздаваться в качестве сувениров, для
бесплатного угощения доставлены были бочки пива.
Для народного гуляния было выбрано Ходынское поле, служившее
полигоном для инженерных войск и изрытое неглубокими траншеями и рвами,
закрытыми сверху щитами из досок. То было единственное в Москве место, где
могли разместиться сотни тысяч горожан и приезжих, желающих увидеть
молодого государя и царицу.
Накануне вечером на Ходынку пришли тысячи так и не сомкнувших глаз
гуляк. К рассвету собралось с полмиллиона человек, некоторые из них были
уже пьяны. Появились телеги, нагруженные кружками и бочками с пивом. Их
огородили непрочными деревянными перилами. Толпа с любопытством наблюдала
за происходящем, потом стала продвигаться поближе. С самыми лучшими
намерениями. Вдруг кто-то пустил слух, будто телег доставлено меньше, чем
ожидалось, и что пива хватит только тем, кто доберется до бочек первыми.
Толпа устремилась вперед. Эскадрон казаков, прибывший для поддержания
порядка, был сметен прочь. Не выдержав тяжести, доски ломались, люди
падали во рвы. Толпа сбивала с ног, затаптывала в грязь женщин и детей.
Тысячи ног промчались по изувеченным, гибнущим от удушья людям.
К тому времени, когда подоспела полиция и дополнительные отряды
казаков, Ходынка напоминала поле битвы. Сотни погибли, тысячи были ранены.
Пополудни все городские больницы оказались заняты пострадавшими. Все
знали, что произошло. Государь и государыня были потрясены изветием о
случившимся. Царь решил удалиться в монастырь и заявил, что не сможет
отправиться на торжественный бал, который давал в тот вечер французский
посол граф (позднее маркиз) де Монтебелло. И снова вмешались дяди,
сплотившиеся вокруг великого князя Сергея Александровича. Французское
правительство прислало для украшения бала бесценные гобелены и серебряную
посуду из Парижа и Версаля, с юга Франции было доставлено сто тысяч роз.
Дяди императора настояли на том, чтобы царь не предавал особого значения
катастрофе и не отменял бала, чтобы не обидеть французов, своих
единственных европейских союзников. К сожалению молодой император уступил
им.
"Предполагали, что хотя бал будет, - вспоминал С.Ю.Витте, министр
финансов, - ...их величества не приедут... Но приехали государь и
императрица; открылся бал... первый контрданс государь танцевал с графиней
Монтебелло... Впрочем, государь вскоре с этого бала удалился". Праздник
получился невеселый. "Императрица казалась удрученной, веки ее покраснели
от слез", - докладывал королеве Виктории британский посол. Александр
Извольский, впоследствии ставший русским министром иностранных дел, писал:
"Могу засвидетельствовать, что Николай II был опечален происшедшим, и
первым его движением было приказать прекратить празднества и удалиться в
один из монастырей в окрестностях Москвы, чтобы дать ясное выражение
своего горя... Но некоторые... указывали, что это произведет дурное
впечатление на иностранных представителей, собравшихся в Москву".
На следующий день государь и государыня присутствовали на панихиде о
погибших в катастрофе, посетили несколько больниц, где лежали раненые.
Император распорядился, чтобы погибшие были похоронены за его счет, в
отдельных гробах, а не в братской могиле, как бывало в подобных случаях.
Из личной казны царя семьям погибших или пострадавших было выплачено по
тысяче золотых рублей. Но никакие его усилия не смогли изгладить из памяти
это ужасное событие. Многие простолюдины видели в случившимся недоброе
предзнаменование. Что касается интеллигентствующих и злобствующих кругов
русского общества, о тех и говорить нечего. Они постарались
воспользоваться этим случаем, чтобы представить государя и его "немку" как
людей ограниченных и черствых.
После коронации царю и императрице полагалось отправиться в
путешествие, нанося государственные визиты и частные визиты вежливости
представителям царствующих домов. Летом 1896 года царь и царица поехали в
Вену навестить престарелого императора Австро-Венгрии Франца-Иосифа,
посетили кайзера Вильгельма в Бреслау и провели десять спокойных дней в
Копенгагене в гостях у родителей вдовствующей императрицы Марии Федоровны,
датского короля Христиана IX и королевы Луизы. Взяв с собой десятимесячную
Ольгу, в сентябре императорская чета отплыла в Англию, чтобы повидать
королеву Викторию.
Королева находилась в это время в горах Шотландии, в огромном, с
башнями, замке Балморал. Под проливным дождем императорская яхта
"Штандарт" встала на якорь на рейде Лейта, и дядя Берти - принц Уэльский -
поднялся на борт судна, чтобы предложить свои услуги в качестве проводника
в путешествии по диким горам Абердина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190