Другие
приписали его ревности некоего самурая, жена которого приглянулась
цесаревичу. Этим эпизодом путешествие и завершилось: царь телеграфировал
сыну, требуя немедленного возвращения. После того эпизода Николай
невзлюбил Японию и чаще всего называл японцев "макаками". Запись в его
дневнике гласит: "Принял шведского посланника и японскую "макашку", -
"поверенного в делах", который привез мне письмо, портрет и старинные
доспехи, подаренные мне ее величеством [японской императрицей]".
Возвращаясь домой, цесаревич остановился во Владивостоке, где прожил
достаточно долго и участвовал в закладке Владивостокского вокзала в самой
крайней точке Великого Сибирского пути. Владивосток представился ему
заброшенным провинциальным городком с грязными, немощеными улицами,
открытыми канализационными канавами, бревенчатыми домами, фанзами, в
которых жили китайцы и корейцы. 31 мая 1892 года, несмотря на холодную,
ветреную погоду, цесаревич присутствовал на молебне, состоявшемся под
открытым небом. Наполнив тачку грунтом, Николай Александрович провез ее на
расстояние нескольких десятков метров и опрокинул на насыпь будущей
железной дороги. Вскоре осле этого, взяв в руки кельму, уложил первый
камень здания вокзала. [(Еженедельник "Владивосток" (N 21, 26 мая
1891_г.)] так описывал торжества по случаю начала Уссурийского участка
Великого Сибирского рельсового пути: "19(24) мая к 10 часам утра уже
собралась масса народа... Тотчас по прибытии Его Высочества Государя
Наследника Цесаревича началось молебствие... По окончании молебна Его
Императорское Высочество Наследник Цесаревич и Его Королевское Высочество
греческий принц Георг приложились к кресту и направились к месту земляных
работ... Почти у самого павильона была приготовлена лопата и тачка, в
которую Его Императорское Высочество Государь Наследник Цесаревич и
Великий Князь Николай Александрович собственноручно наложил землю и отвез
ее на полотно будущей железной дороги. Момент, когда Царственный Сын
управлялся рабочей тачкой, двигаясь с нею вперед и вываливая из нее землю
как простой рабочий, был поистине торжественный: все смолкли... По
окончании всей Церемонии Его Императорское Высочество Наследник Цесаревич
и Его Королевское Высочество греческий принц Георг изволили сесть в вагон;
туда же вошли приамурский генерал-губернатор, военный губернатор,
адмиралы, генералы, свита и г.Урсати (строитель железнодорожной линии)...
Раздался свисток, другой - и поезд тронулся, провожаемый оглушительными
"ура" бежавшей за поездом публики. (Цитир. по статье А.Сенина в газете
"Домострой" N_19 21_мая 1991_г.))
По возвращении в С.-Петербург Николай Александрович вновь стал
встречаться с Кшесинской. Сначала влюбленные встречались на берегу Невы в
карете. Затем Николай стал бывать в доме отца Матильды. Он обычно
появлялся в обществе своих молодых двоюродных братьев - великих князей
Сергея, Георгия и Александра Михайловича. Кшесинская угощала гостей
отцовским шампанским и слушала грузинские песни. По воскресеньям Матильда
посещала скачки, усаживаясь напротив императорской ложи и всякий раз
получая букет цветов, который, по поручению цесаревича, преподносили
балерине его сослуживцы офицеры.
Привязанность цесаревича к Кшесинской крепла. Он подарил ей золотой
браслет, усыпанный алмазами и крупный сапфир. На следующее лето, когда
Кшесинская вновь приехала с труппой в Красное Село, Николай Александрович
часто приходил на репетиции, сидел у Матильды в артистической уборной,
чтобы поболтать с балериной до начала репетиции. После спектакля заходил
за Кшесинской и увозил ее в собственном экипаже. Они совершали прогулки
под луной, носились галопом по окрестностям Красного. Иногда после таких
волнующих кровь прогулок оба ужинали, и Николай Александрович оставался у
возлюбленной до рассвета.
В конце лета 1892 года Матильда решила обзавестись собственным
гнездышком. "Хотя цесаревич и не говорил этого открыто, - писала
Кшесинская, - я знала, что он разделяет мое желание". Отец ее, огорченный
этим известием, спросил, понимает ли она, что наследник никогда не сможет
на ней жениться. Матильда отвечала, что не задумывается о будущем и хочет
лишь воспользоваться счастьем, которое подарила ей судьба. Вскоре
Кшесинская сняла в С.-Петербурге небольшой двухэтажный дом, принадлежавший
композитору Римскому-Корсакову.
После того, как в доме все было готово к новоселью, цесаревич подарил
Кшесинской набор из восьми золотых стопок, усыпанных алмазами. После
этого, писала Матильда, "мы зажили тихой незаметной жизнью". Наследник
обычно приезжал верхом к ужину. Они устраивали небольшие вечеринки,
приглашая трех молодых великих князей, одну-двух балерин и тенора, который
нравился Николаю. После ужина в "интимной восхитительной атмосфере" вся
компания играла в баккара.
Тем временем Николай Александрович продолжал выполнять и свои
государственные обязанности. "Меня назначили членом Финансового комитета,
- писал он. - Чести много, радости мало... Принял шесть членов этого
учреждения; признаю, я даже не подозревал прежде о его существовании". В
качестве главы Комитета по борьбе с голодом 1891-1892 гг., цесаревич много
трудился, изыскивая средства по подписке, да и сам жертвовал значительные
суммы на помощь голодающим. Отношения с отцом были несколько натянутыми.
"Мне хотелось сегодня поупражняться с гусарами, - писал он, - но забыл
спросить разрешения у Папа". Сергей Юльевич Витте, грузный и толковый
министр финансов, строивший Транссибирскую магистраль, и позднее, уже при
Николае II, во время русско-японской войны и революции 1905 года,
входивший в состав правительства, писал в мемуарах о своей беседе с
Александром III. По словам Витте, он предложил императору назначить
цесаревича председателем Комитета по сооружению Великого Сибирского пути.
Александр III был удивлен подобного рода предложением. Произошел следующий
диалог.
"- Как?.. Да вы знаете наследника цесаревича?
- Как же, ваше величество, я могу не знать наследника цесаревича?
- Да, но вы с ним когда-нибудь о чем-нибудь серьезном разговаривали?
- Нет, ваше величество, я не имел счастья о чем-нибудь говорить с
наследником.
- Да ведь он, - говорит, - совсем мальчик; у него совсем детские
суждения: как же он может быть председателем комитета?
- ...Но ведь если вы, ваше величество, не начнете приучать к
государственным делам, он никогда к этому не приучится".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
приписали его ревности некоего самурая, жена которого приглянулась
цесаревичу. Этим эпизодом путешествие и завершилось: царь телеграфировал
сыну, требуя немедленного возвращения. После того эпизода Николай
невзлюбил Японию и чаще всего называл японцев "макаками". Запись в его
дневнике гласит: "Принял шведского посланника и японскую "макашку", -
"поверенного в делах", который привез мне письмо, портрет и старинные
доспехи, подаренные мне ее величеством [японской императрицей]".
Возвращаясь домой, цесаревич остановился во Владивостоке, где прожил
достаточно долго и участвовал в закладке Владивостокского вокзала в самой
крайней точке Великого Сибирского пути. Владивосток представился ему
заброшенным провинциальным городком с грязными, немощеными улицами,
открытыми канализационными канавами, бревенчатыми домами, фанзами, в
которых жили китайцы и корейцы. 31 мая 1892 года, несмотря на холодную,
ветреную погоду, цесаревич присутствовал на молебне, состоявшемся под
открытым небом. Наполнив тачку грунтом, Николай Александрович провез ее на
расстояние нескольких десятков метров и опрокинул на насыпь будущей
железной дороги. Вскоре осле этого, взяв в руки кельму, уложил первый
камень здания вокзала. [(Еженедельник "Владивосток" (N 21, 26 мая
1891_г.)] так описывал торжества по случаю начала Уссурийского участка
Великого Сибирского рельсового пути: "19(24) мая к 10 часам утра уже
собралась масса народа... Тотчас по прибытии Его Высочества Государя
Наследника Цесаревича началось молебствие... По окончании молебна Его
Императорское Высочество Наследник Цесаревич и Его Королевское Высочество
греческий принц Георг приложились к кресту и направились к месту земляных
работ... Почти у самого павильона была приготовлена лопата и тачка, в
которую Его Императорское Высочество Государь Наследник Цесаревич и
Великий Князь Николай Александрович собственноручно наложил землю и отвез
ее на полотно будущей железной дороги. Момент, когда Царственный Сын
управлялся рабочей тачкой, двигаясь с нею вперед и вываливая из нее землю
как простой рабочий, был поистине торжественный: все смолкли... По
окончании всей Церемонии Его Императорское Высочество Наследник Цесаревич
и Его Королевское Высочество греческий принц Георг изволили сесть в вагон;
туда же вошли приамурский генерал-губернатор, военный губернатор,
адмиралы, генералы, свита и г.Урсати (строитель железнодорожной линии)...
Раздался свисток, другой - и поезд тронулся, провожаемый оглушительными
"ура" бежавшей за поездом публики. (Цитир. по статье А.Сенина в газете
"Домострой" N_19 21_мая 1991_г.))
По возвращении в С.-Петербург Николай Александрович вновь стал
встречаться с Кшесинской. Сначала влюбленные встречались на берегу Невы в
карете. Затем Николай стал бывать в доме отца Матильды. Он обычно
появлялся в обществе своих молодых двоюродных братьев - великих князей
Сергея, Георгия и Александра Михайловича. Кшесинская угощала гостей
отцовским шампанским и слушала грузинские песни. По воскресеньям Матильда
посещала скачки, усаживаясь напротив императорской ложи и всякий раз
получая букет цветов, который, по поручению цесаревича, преподносили
балерине его сослуживцы офицеры.
Привязанность цесаревича к Кшесинской крепла. Он подарил ей золотой
браслет, усыпанный алмазами и крупный сапфир. На следующее лето, когда
Кшесинская вновь приехала с труппой в Красное Село, Николай Александрович
часто приходил на репетиции, сидел у Матильды в артистической уборной,
чтобы поболтать с балериной до начала репетиции. После спектакля заходил
за Кшесинской и увозил ее в собственном экипаже. Они совершали прогулки
под луной, носились галопом по окрестностям Красного. Иногда после таких
волнующих кровь прогулок оба ужинали, и Николай Александрович оставался у
возлюбленной до рассвета.
В конце лета 1892 года Матильда решила обзавестись собственным
гнездышком. "Хотя цесаревич и не говорил этого открыто, - писала
Кшесинская, - я знала, что он разделяет мое желание". Отец ее, огорченный
этим известием, спросил, понимает ли она, что наследник никогда не сможет
на ней жениться. Матильда отвечала, что не задумывается о будущем и хочет
лишь воспользоваться счастьем, которое подарила ей судьба. Вскоре
Кшесинская сняла в С.-Петербурге небольшой двухэтажный дом, принадлежавший
композитору Римскому-Корсакову.
После того, как в доме все было готово к новоселью, цесаревич подарил
Кшесинской набор из восьми золотых стопок, усыпанных алмазами. После
этого, писала Матильда, "мы зажили тихой незаметной жизнью". Наследник
обычно приезжал верхом к ужину. Они устраивали небольшие вечеринки,
приглашая трех молодых великих князей, одну-двух балерин и тенора, который
нравился Николаю. После ужина в "интимной восхитительной атмосфере" вся
компания играла в баккара.
Тем временем Николай Александрович продолжал выполнять и свои
государственные обязанности. "Меня назначили членом Финансового комитета,
- писал он. - Чести много, радости мало... Принял шесть членов этого
учреждения; признаю, я даже не подозревал прежде о его существовании". В
качестве главы Комитета по борьбе с голодом 1891-1892 гг., цесаревич много
трудился, изыскивая средства по подписке, да и сам жертвовал значительные
суммы на помощь голодающим. Отношения с отцом были несколько натянутыми.
"Мне хотелось сегодня поупражняться с гусарами, - писал он, - но забыл
спросить разрешения у Папа". Сергей Юльевич Витте, грузный и толковый
министр финансов, строивший Транссибирскую магистраль, и позднее, уже при
Николае II, во время русско-японской войны и революции 1905 года,
входивший в состав правительства, писал в мемуарах о своей беседе с
Александром III. По словам Витте, он предложил императору назначить
цесаревича председателем Комитета по сооружению Великого Сибирского пути.
Александр III был удивлен подобного рода предложением. Произошел следующий
диалог.
"- Как?.. Да вы знаете наследника цесаревича?
- Как же, ваше величество, я могу не знать наследника цесаревича?
- Да, но вы с ним когда-нибудь о чем-нибудь серьезном разговаривали?
- Нет, ваше величество, я не имел счастья о чем-нибудь говорить с
наследником.
- Да ведь он, - говорит, - совсем мальчик; у него совсем детские
суждения: как же он может быть председателем комитета?
- ...Но ведь если вы, ваше величество, не начнете приучать к
государственным делам, он никогда к этому не приучится".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190