"Вид стола... имеет род
наводящей ужас величественности, чему способствуют 305-миллиметровые
пушки, которые вытягивают свои громадные стволы над гостями, - вспоминал
посол. - Небо уже прояснилось, легкий ветерок ласкает волны, на горизонте
встает луна... Я остаюсь один на один с императрицей, которая предлагает
мне сесть в кресло с левой стороны от себя. Бедная государыня кажется
измученной и усталой... Но вдруг она подносит руки к ушам. Затем
застенчиво, со страдающим и умоляющим видом она указывает мне на
музыкантов эскадры, которые совсем близко от нас начинают яростное
аллегро, подкрепляемое медными инструментами и барабаном.
- Не могли бы вы... - шепчет она. Я делаю рукой знак капельмейстеру...
Молодая великая княжна Ольга... наблюдает за нами с беспокойством в
течение нескольких минут. Она быстро встает, скользит к своей матери с
легкой грацией и говорит ей два-три слова совсем тихо. Затем обращаясь ко
мне она продолжает: "Императрица немного устала, но она просит вас,
господин посол, остаться и продолжать с ней разговаривать".
Перед отплытием "Франции" император пригласил Палеолога на царскую
яхту. "Ночь великолепная, - писал посол. - Млечный Путь развертывается,
сверкающий и чистый, в бесконечном эфире. Ни единого дуновения ветра.
"Франция" и сопровождающий ее отряд судов быстро удаляются к западу,
оставляя за собой длинные, пенистые ленты, которые сверкают при луне, как
серебристые ручьи... Адмирал Нилов приходит выслушать указания императора,
который говорит мне: "Эта ночь великолепна. Если бы мы прокатились по
морю..." Император рассказывает мне про беседу... с Пуанкаре. Он мне
сказал: "Несмотря на всю видимость, император Вильгельм слишком осторожен,
чтобы кинуть свою страну в безумную авантюру... А император Франц-Иосиф
хочет умереть спокойно".
В 12.45 ночи 25 мая Палеолог попрощался с императором, и добравшись
до Петербурга, в половине третьего лег в постель. В семь утра его
разбудили и уведомили о том, что накануне, когда посол отправился в
увеселительную поездку на яхте, Австро-Венгрия предъявила Сербии
ультиматум.
И текст, и срок окончания ультиматума были определены заранее. С
одобрения императора Франца-Иосифа правительство Австро-Венгрии давно
решило объявить Сербии войну. Начальник штаба, Конрад фон Гетцендорф
намеревался тотчас объявить мобилизацию и начать военные действия. Однако
канцлер граф Бертольд решил действовать хитрее. Он убедил членов
правительства предъявить Сербии такие условия, что та вынуждена будет
отвергнуть их.
В ультиматуме утверждалось, будто покушение на эрцгерцога
Франца-Фердинанда было разработано в Белграде, будто сербские чиновники
снабдили убийцу бомбой и пистолетом, и будто бы сербские пограничники
тайно переправили их через границу. Австро-Венгрия потребовала, чтобы
австрийским офицерам разрешили въезд на территорию Сербии для проведения
расследования. В довершение, ультиматум требовал запрещение всякой
националистической пропаганды против австро-венгерской монархии, роспуска
всех сербских националистических организаций и увольнение из сербской
армии всех офицеров, настроенных против Австро-Венгрии. На ответ давалось
всего 48 часов.
Ультиматум был составлен и одобрен Францем-Иосифом 19 июля. Но
вручение Сербии было задержано на четыре дня с тем, чтобы президент
Франции и русский император не сумели проконсультироваться и принять
совместное решение. Ультиматум был вручен лишь в полночь на 23 июля, когда
Пуанкаре уже находился в море.
Ознакомившись с документом, каждый европейский дипломат понял его
значение. Ответственный австрийский чиновник граф Хайос заявил без
обиняков: "Требования австро-венгерского правительства таковы, что ни одно
государство, обладающее хотя бы крупицей национальной гордости или
достоинства, не сможет их принять".
Сэр Эдвард Грей, британский министр иностранных дел, заявил в Лондоне
австрийскому послу, что не помнит другого такого случая, чтобы
правительство одного государства направляло столь грозное послание
правительству другого государства. Русский министр иностранных дел Сазанов
сказал коротко:
- C'est une guerre curopinne! [("Это европейская война" (франц.))]
Получив этот ультиматум, сербское правительство обратилось за помощью
к России, исконной заступнице славян. Из Царского Села Николай II
телеграфировал крон-принцу Сербии: "Пока остается хоть малейшая надежда на
избежание кровопролития, все мои усилия будут направлены к этой цели.
Если, несмотря на самое искреннее желание, мы ее не достигнем, Ваше
Высочество можете быть уверены, что Россия, ни в каком случае, не
останется равнодушной к участи Сербии".
24 июля в Красном Селе был созван военный совет, а 25 июля император
вызвал в Царское Село министров.
Люди, собравшиеся в кабинете царя в тот летний день, восприняли
австрийский ультиматум, как прямой выпад в адрес России. Классическая роль
России, как защитницы славянских народов, и гарантия независимости, данная
Николаем II сербскому правительству, представляли собой важные элементы
дипломатии в Европе. Поэтому угроза Сербии рассматривалась не иначе, как
вызов российскому могуществу и влиянию на Балканах. Во время совещаний,
проходивших в окрестностях С.-Петербурга в течение двух этих судьбоносных
дней, как Сазонов, так и великий князь Николай Николаевич, генеральный
инспектор русской армии, заявили, что Россия не может бросить Сербию на
произвол судьбы, не утратив при этом репутации великой державы.
Дилемма, возникшая в июле 1914 года, уходила корнями в недавнее
прошлое, когда семь лет назад произошел дипломатический кризис, возникший
вследствие захвата Боснии и Герцоговины Австро-Венгрией. Весь мир оказался
тогда свидетелем унижения России, главным образом, в результате тайной
дипломатии и личных качеств тогдашнего министра иностранных дел России
А.Извольского. Назначенный на эту должность в конце неудачной
русско-японской войны Извольский сразу предпринял шаги, направленные на
ликвидацию последствий дальневосточной авантюры.
Заняв свой пост в 1906 году, когда Столыпин стал премьер-министром,
он задался целью обеспечить России свободный проход через Дарданеллы. Сам
Извольский был за то, чтобы попросту отобрать проливы вместе с
Константинополем у обветшалой турецкой империи, но Столыпин запретил
подобные действия, во всяком случае, до тех пор, пока Россия не окрепнет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
наводящей ужас величественности, чему способствуют 305-миллиметровые
пушки, которые вытягивают свои громадные стволы над гостями, - вспоминал
посол. - Небо уже прояснилось, легкий ветерок ласкает волны, на горизонте
встает луна... Я остаюсь один на один с императрицей, которая предлагает
мне сесть в кресло с левой стороны от себя. Бедная государыня кажется
измученной и усталой... Но вдруг она подносит руки к ушам. Затем
застенчиво, со страдающим и умоляющим видом она указывает мне на
музыкантов эскадры, которые совсем близко от нас начинают яростное
аллегро, подкрепляемое медными инструментами и барабаном.
- Не могли бы вы... - шепчет она. Я делаю рукой знак капельмейстеру...
Молодая великая княжна Ольга... наблюдает за нами с беспокойством в
течение нескольких минут. Она быстро встает, скользит к своей матери с
легкой грацией и говорит ей два-три слова совсем тихо. Затем обращаясь ко
мне она продолжает: "Императрица немного устала, но она просит вас,
господин посол, остаться и продолжать с ней разговаривать".
Перед отплытием "Франции" император пригласил Палеолога на царскую
яхту. "Ночь великолепная, - писал посол. - Млечный Путь развертывается,
сверкающий и чистый, в бесконечном эфире. Ни единого дуновения ветра.
"Франция" и сопровождающий ее отряд судов быстро удаляются к западу,
оставляя за собой длинные, пенистые ленты, которые сверкают при луне, как
серебристые ручьи... Адмирал Нилов приходит выслушать указания императора,
который говорит мне: "Эта ночь великолепна. Если бы мы прокатились по
морю..." Император рассказывает мне про беседу... с Пуанкаре. Он мне
сказал: "Несмотря на всю видимость, император Вильгельм слишком осторожен,
чтобы кинуть свою страну в безумную авантюру... А император Франц-Иосиф
хочет умереть спокойно".
В 12.45 ночи 25 мая Палеолог попрощался с императором, и добравшись
до Петербурга, в половине третьего лег в постель. В семь утра его
разбудили и уведомили о том, что накануне, когда посол отправился в
увеселительную поездку на яхте, Австро-Венгрия предъявила Сербии
ультиматум.
И текст, и срок окончания ультиматума были определены заранее. С
одобрения императора Франца-Иосифа правительство Австро-Венгрии давно
решило объявить Сербии войну. Начальник штаба, Конрад фон Гетцендорф
намеревался тотчас объявить мобилизацию и начать военные действия. Однако
канцлер граф Бертольд решил действовать хитрее. Он убедил членов
правительства предъявить Сербии такие условия, что та вынуждена будет
отвергнуть их.
В ультиматуме утверждалось, будто покушение на эрцгерцога
Франца-Фердинанда было разработано в Белграде, будто сербские чиновники
снабдили убийцу бомбой и пистолетом, и будто бы сербские пограничники
тайно переправили их через границу. Австро-Венгрия потребовала, чтобы
австрийским офицерам разрешили въезд на территорию Сербии для проведения
расследования. В довершение, ультиматум требовал запрещение всякой
националистической пропаганды против австро-венгерской монархии, роспуска
всех сербских националистических организаций и увольнение из сербской
армии всех офицеров, настроенных против Австро-Венгрии. На ответ давалось
всего 48 часов.
Ультиматум был составлен и одобрен Францем-Иосифом 19 июля. Но
вручение Сербии было задержано на четыре дня с тем, чтобы президент
Франции и русский император не сумели проконсультироваться и принять
совместное решение. Ультиматум был вручен лишь в полночь на 23 июля, когда
Пуанкаре уже находился в море.
Ознакомившись с документом, каждый европейский дипломат понял его
значение. Ответственный австрийский чиновник граф Хайос заявил без
обиняков: "Требования австро-венгерского правительства таковы, что ни одно
государство, обладающее хотя бы крупицей национальной гордости или
достоинства, не сможет их принять".
Сэр Эдвард Грей, британский министр иностранных дел, заявил в Лондоне
австрийскому послу, что не помнит другого такого случая, чтобы
правительство одного государства направляло столь грозное послание
правительству другого государства. Русский министр иностранных дел Сазанов
сказал коротко:
- C'est une guerre curopinne! [("Это европейская война" (франц.))]
Получив этот ультиматум, сербское правительство обратилось за помощью
к России, исконной заступнице славян. Из Царского Села Николай II
телеграфировал крон-принцу Сербии: "Пока остается хоть малейшая надежда на
избежание кровопролития, все мои усилия будут направлены к этой цели.
Если, несмотря на самое искреннее желание, мы ее не достигнем, Ваше
Высочество можете быть уверены, что Россия, ни в каком случае, не
останется равнодушной к участи Сербии".
24 июля в Красном Селе был созван военный совет, а 25 июля император
вызвал в Царское Село министров.
Люди, собравшиеся в кабинете царя в тот летний день, восприняли
австрийский ультиматум, как прямой выпад в адрес России. Классическая роль
России, как защитницы славянских народов, и гарантия независимости, данная
Николаем II сербскому правительству, представляли собой важные элементы
дипломатии в Европе. Поэтому угроза Сербии рассматривалась не иначе, как
вызов российскому могуществу и влиянию на Балканах. Во время совещаний,
проходивших в окрестностях С.-Петербурга в течение двух этих судьбоносных
дней, как Сазонов, так и великий князь Николай Николаевич, генеральный
инспектор русской армии, заявили, что Россия не может бросить Сербию на
произвол судьбы, не утратив при этом репутации великой державы.
Дилемма, возникшая в июле 1914 года, уходила корнями в недавнее
прошлое, когда семь лет назад произошел дипломатический кризис, возникший
вследствие захвата Боснии и Герцоговины Австро-Венгрией. Весь мир оказался
тогда свидетелем унижения России, главным образом, в результате тайной
дипломатии и личных качеств тогдашнего министра иностранных дел России
А.Извольского. Назначенный на эту должность в конце неудачной
русско-японской войны Извольский сразу предпринял шаги, направленные на
ликвидацию последствий дальневосточной авантюры.
Заняв свой пост в 1906 году, когда Столыпин стал премьер-министром,
он задался целью обеспечить России свободный проход через Дарданеллы. Сам
Извольский был за то, чтобы попросту отобрать проливы вместе с
Константинополем у обветшалой турецкой империи, но Столыпин запретил
подобные действия, во всяком случае, до тех пор, пока Россия не окрепнет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190