Повсюду он видел улыбающихся людей, приветственно
размахивающих руками. Дома были украшены флагами и пестрыми коврами, в
витринах лавок и окнах домов выставлены его портреты. Франц-Фердинанд был
чрезвычайно тронут приемом.
Когда кортеж стал приближаться к ратуше, шофер эрцгерцога заметил,
как из толпы бросили какой-то предмет. Он нажал на акселератор, машина
рванула вперед, и вместо того, чтобы упасть на колени Софьи, бомба
взорвалась под колесами следующего автомобиля. Были ранены два офицера.
Бросивший бомбу молодой серб кинулся через мост, но был схвачен полицией.
Придя в здание ратуши, бледный и взволнованный, Франц-Фердинанд
сердито воскликнул:
- К вам приезжают гости, а вы их бомбами встречаете!
Собралось экстренное совещание. Один из свитских офицеров предложил
местным властям организовать охрану эрцгерцога, на что губернатор ядовито
ответил: "Неужели вы полагаете, что Сараево кишит убийцами?" Решено было
уезжать из города по другой дороге. Но водитель головной машины забылся, и
последовал ранее разработанным маршрутом. Шофер автомобиля эрцгерцога не
сразу заметил ошибку. Он тоже повернул, было, следом за остальными, но
кто-то из офицеров воскликнул: "Не туда, болван!" Водитель притормозил и
стал переключать передачу в каких-то полутора метрах от толпы зевак. В
этот момент вперед шагнул стройный девятнадцатилетний юноша и, прицелясь,
дважды выстрелил. Софи упала мужу на грудь. Франц-Фердинанд сидел все так
же прямо, и сначала никто не заметил, что он ранен. Губернатор, сидевший
впереди, услышал его слова: "Софи! Софи! Не умирай! Ради детей!"
Франц-Фердинанд поник, из горла, заливая мундир, хлынула кровь. Первой от
пули в живот скончалась морганическая супруга эрцгерцога, которой не
суждено было стать никогда императрицей. Через четверть часа, в комнате,
где кельнеры охлаждали шампанское, рядом с банкетным залом, через четверть
часа умер и эрцгерцог. Последнее, что он сказал, было: "Пустяки".
Убийца, Гаврила Принцип, был уроженец Боснии, серб по национальности.
На суде он заявил, что хотел убить врага южных славян и отомстить за
сербский народ. По его словам, "эрцгерцог был человеком энергичным и, став
императором, осуществил бы идеи и реформы, которые помешали бы нашему
делу". Спустя несколько лет, после смерти Принципа от туберкулеза в
австрийской тюрьме, выплыла напружу истина. Выяснилось, что план покушения
был разработан в Белграде террористической организацией "Черная рука",
которой руководил сам начальник сербской армейской разведки.
Выстрел Гаврилы Принципа был на руку австро-венгерскому
правительству. Как же! Наследник престола пал в населенной славянами
провинции от рук сербского террориста. Вот и повод для того, чтобы
раздавить "сербскую гадючку". Фельдмаршал Конрад фон Генцендорф заявил,
что "сараевское убийство - это объявление Сербии войны Австро-Венгрии".
Граф Берхтольд до того выступавший против превентивной войны с Сербией,
изменил свои взгляды и потребовал, чтобы "монархия твердой рукой в клочья
разорвала нити паутины, которую плели над ее головой враги". Самая
откровенная оценка происшедшего была сделана в личном письме Франца Иосифа
к Вильгельму II.
"Кровавое злодеяние представляло собой не террористический акт
убийцы-одиночки, а тщательно организованный заговор, нити которого тянутся
в Белград. Хотя, может статься, нам не удастся доказать вину сербского
правительства, несомненно, что проводимая им политика объединения всех
южных славян под знаменем Сербии поощряет такого рода преступления и что
дальнейшее сохранение подобной ситуации представляет собой постоянную
угрозу моему дому и моим владениям. Сербия, представляющая собой центр
панславянской политики, будет уничтожена, как политический фактор на
Балканах", - заключил престарелый император.
Несмотря на возмущение жителей Вены, большинство европейцев не
считали убийство эрцгерцога поводом для расправы над сербами. Война,
революция, заговоры, убийства были обычными элементами балканской
политики. "Нет оснований для беспокойства", - заявила парижская "Фигаро".
"Ужасное потрясение для милого старого императора", записал у себя в
дневнике британский король Георг V. Вильгельм II получил сообщение об
убийстве спустя три часа после покушения. Он находился на борту парусной
яхты "Метеор", на которой вышел из Киля, чтобы участвовать в гонках. К
борту яхты подошла моторная лодка. Перегнувшись через борт, кайзер услышал
сообщение. "Подлое преступление... потрясло меня до глубины души", -
телеграфировал он канцлеру Бетману-Хольвегу. Но и Вильгельм не находил,
что убийство Франца-Фердинанда - повод для войны. Ужаснуло его то, что
убит принц крови, наследник престола.
Когда царская семья поднималась в Петергофе на яхту "Штандарт", чтобы
отправиться в ней в плавание за три дня до сараевского убийства, Алексей
Николаевич прыгнул на трап, ведущий на верхнюю палубу, и подвернул
лодыжку. К вечеру боль стала невыносимой. На следующее утро "Штандарт"
бросил якорь в одной из финских шхер. Пьер Жильяр, войдя в каюту к своему
ученику, застал в ней доктора Боткина и государыню. Ребенок жестоко
страдал. Кровоизлияние в суставную сумку продолжалось, лодыжка распухла,
кожа затвердела. Мальчик рыдал, вскрикивая каждые несколько минут от
спазмов. Лицо императрицы было бело как мел. Сходив к себе в каюту за
книгами, Жильяр вернулся к цесаревичу и принялся читать, чтобы развлечь
ребенка. Несмотря на болезнь наследника, плавание продолжалось.
Тогда-то государю и императрице стало известно о событиях в Сараеве.
Поскольку ни царь, ни его министры не допускали и мысли, что убийство
эрцгерцога приведет к войне, Николай II не стал возвращаться в столицу. На
следующий день после смерти Франца-Фердинанда все, кто находился на борту
"Штандарта", узнали о событиях, которые для каждого русского являлись еще
более сенсационными. Об известии говорили шепотом. Никто не осмеливался
признаться в этом, но чуть ли не каждый член экипажа надеялся, что
"старцу" конец. Александра Федоровна, и без того озабоченная болезнью
сына, не на шутку расстроилась. Она беспрестанно молилась и ежедневно
отправляла телеграммы в Покровское.
Случилось следующее. Вслед за Распутиным, вернувшимся 27 июня к себе
в деревню, без его ведома в Покровское приехала Хиония Гусева, сторонница
Илиодора. Встретив "старца" одного на деревенской улице, она заговорила с
ним, и когда тот обернулся, ударила его кинжалом в живот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
размахивающих руками. Дома были украшены флагами и пестрыми коврами, в
витринах лавок и окнах домов выставлены его портреты. Франц-Фердинанд был
чрезвычайно тронут приемом.
Когда кортеж стал приближаться к ратуше, шофер эрцгерцога заметил,
как из толпы бросили какой-то предмет. Он нажал на акселератор, машина
рванула вперед, и вместо того, чтобы упасть на колени Софьи, бомба
взорвалась под колесами следующего автомобиля. Были ранены два офицера.
Бросивший бомбу молодой серб кинулся через мост, но был схвачен полицией.
Придя в здание ратуши, бледный и взволнованный, Франц-Фердинанд
сердито воскликнул:
- К вам приезжают гости, а вы их бомбами встречаете!
Собралось экстренное совещание. Один из свитских офицеров предложил
местным властям организовать охрану эрцгерцога, на что губернатор ядовито
ответил: "Неужели вы полагаете, что Сараево кишит убийцами?" Решено было
уезжать из города по другой дороге. Но водитель головной машины забылся, и
последовал ранее разработанным маршрутом. Шофер автомобиля эрцгерцога не
сразу заметил ошибку. Он тоже повернул, было, следом за остальными, но
кто-то из офицеров воскликнул: "Не туда, болван!" Водитель притормозил и
стал переключать передачу в каких-то полутора метрах от толпы зевак. В
этот момент вперед шагнул стройный девятнадцатилетний юноша и, прицелясь,
дважды выстрелил. Софи упала мужу на грудь. Франц-Фердинанд сидел все так
же прямо, и сначала никто не заметил, что он ранен. Губернатор, сидевший
впереди, услышал его слова: "Софи! Софи! Не умирай! Ради детей!"
Франц-Фердинанд поник, из горла, заливая мундир, хлынула кровь. Первой от
пули в живот скончалась морганическая супруга эрцгерцога, которой не
суждено было стать никогда императрицей. Через четверть часа, в комнате,
где кельнеры охлаждали шампанское, рядом с банкетным залом, через четверть
часа умер и эрцгерцог. Последнее, что он сказал, было: "Пустяки".
Убийца, Гаврила Принцип, был уроженец Боснии, серб по национальности.
На суде он заявил, что хотел убить врага южных славян и отомстить за
сербский народ. По его словам, "эрцгерцог был человеком энергичным и, став
императором, осуществил бы идеи и реформы, которые помешали бы нашему
делу". Спустя несколько лет, после смерти Принципа от туберкулеза в
австрийской тюрьме, выплыла напружу истина. Выяснилось, что план покушения
был разработан в Белграде террористической организацией "Черная рука",
которой руководил сам начальник сербской армейской разведки.
Выстрел Гаврилы Принципа был на руку австро-венгерскому
правительству. Как же! Наследник престола пал в населенной славянами
провинции от рук сербского террориста. Вот и повод для того, чтобы
раздавить "сербскую гадючку". Фельдмаршал Конрад фон Генцендорф заявил,
что "сараевское убийство - это объявление Сербии войны Австро-Венгрии".
Граф Берхтольд до того выступавший против превентивной войны с Сербией,
изменил свои взгляды и потребовал, чтобы "монархия твердой рукой в клочья
разорвала нити паутины, которую плели над ее головой враги". Самая
откровенная оценка происшедшего была сделана в личном письме Франца Иосифа
к Вильгельму II.
"Кровавое злодеяние представляло собой не террористический акт
убийцы-одиночки, а тщательно организованный заговор, нити которого тянутся
в Белград. Хотя, может статься, нам не удастся доказать вину сербского
правительства, несомненно, что проводимая им политика объединения всех
южных славян под знаменем Сербии поощряет такого рода преступления и что
дальнейшее сохранение подобной ситуации представляет собой постоянную
угрозу моему дому и моим владениям. Сербия, представляющая собой центр
панславянской политики, будет уничтожена, как политический фактор на
Балканах", - заключил престарелый император.
Несмотря на возмущение жителей Вены, большинство европейцев не
считали убийство эрцгерцога поводом для расправы над сербами. Война,
революция, заговоры, убийства были обычными элементами балканской
политики. "Нет оснований для беспокойства", - заявила парижская "Фигаро".
"Ужасное потрясение для милого старого императора", записал у себя в
дневнике британский король Георг V. Вильгельм II получил сообщение об
убийстве спустя три часа после покушения. Он находился на борту парусной
яхты "Метеор", на которой вышел из Киля, чтобы участвовать в гонках. К
борту яхты подошла моторная лодка. Перегнувшись через борт, кайзер услышал
сообщение. "Подлое преступление... потрясло меня до глубины души", -
телеграфировал он канцлеру Бетману-Хольвегу. Но и Вильгельм не находил,
что убийство Франца-Фердинанда - повод для войны. Ужаснуло его то, что
убит принц крови, наследник престола.
Когда царская семья поднималась в Петергофе на яхту "Штандарт", чтобы
отправиться в ней в плавание за три дня до сараевского убийства, Алексей
Николаевич прыгнул на трап, ведущий на верхнюю палубу, и подвернул
лодыжку. К вечеру боль стала невыносимой. На следующее утро "Штандарт"
бросил якорь в одной из финских шхер. Пьер Жильяр, войдя в каюту к своему
ученику, застал в ней доктора Боткина и государыню. Ребенок жестоко
страдал. Кровоизлияние в суставную сумку продолжалось, лодыжка распухла,
кожа затвердела. Мальчик рыдал, вскрикивая каждые несколько минут от
спазмов. Лицо императрицы было бело как мел. Сходив к себе в каюту за
книгами, Жильяр вернулся к цесаревичу и принялся читать, чтобы развлечь
ребенка. Несмотря на болезнь наследника, плавание продолжалось.
Тогда-то государю и императрице стало известно о событиях в Сараеве.
Поскольку ни царь, ни его министры не допускали и мысли, что убийство
эрцгерцога приведет к войне, Николай II не стал возвращаться в столицу. На
следующий день после смерти Франца-Фердинанда все, кто находился на борту
"Штандарта", узнали о событиях, которые для каждого русского являлись еще
более сенсационными. Об известии говорили шепотом. Никто не осмеливался
признаться в этом, но чуть ли не каждый член экипажа надеялся, что
"старцу" конец. Александра Федоровна, и без того озабоченная болезнью
сына, не на шутку расстроилась. Она беспрестанно молилась и ежедневно
отправляла телеграммы в Покровское.
Случилось следующее. Вслед за Распутиным, вернувшимся 27 июня к себе
в деревню, без его ведома в Покровское приехала Хиония Гусева, сторонница
Илиодора. Встретив "старца" одного на деревенской улице, она заговорила с
ним, и когда тот обернулся, ударила его кинжалом в живот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190