Как это обычно бывает, самые опасные смутьяны
и бунтовщики первыми потребовали выделения им земли и стали сторонниками
правопорядка и мира. К 1914 году владельцами собственных земельных наделов
стали девять миллионов крестьянских семей.
Успех или провал любой политической реформы в России определялся, как
правило, урожаем или недородом. Пять лет подряд, с 1906 по 1911 год,
природа улыбалась Петру Аркадьевичу. Лето в России стояло теплое, а зима
мягкая. Регулярно выпадали умеренные осадки. Такой урожайности русская
природа не знала. С увеличением производства продовольствия росли и доходы
правительства; государственный бюджет был сбалансированным, более того он
стал положительным. С помощью крупных французских займов быстрыми темпами
расширялась сеть железных дорог. Угольные шахты и рудники, где добывалась
железная руда, показывали рекордную производительность. Открыли свои
филиалы в России такие американские фирмы, как "Интернэшнл Харвестер" по
продаже сельскохозяйственных машин и компания "Зингер" по производству и
сбыту швейных машин. Правительство выдвинуло ряд законопроектов,
одобренных Думой, с целью увеличить жалование учителям начальных школ и
ввести бесплатное начальное обучение. Была отменена цензура печати,
разрабатывались вопросы свободы вероисповедания. "Напрасно полагают, -
заявил Столыпин сэру Бернарду Пэйрсу, - что всякое предложение о реформах
должно исходить от оппозиции".
Как ни странно, наиболее ожесточенное сопротивление программе
Столыпина оказывалось как крайне правыми, так и крайне левыми. Реформы с
целью изменения старого, устоявшегося уклада жизни были не по душе
реакционерам. Революционерам же было ненавистно всякое улучшение условий,
вызывавших недовольство масс. Для Ленина и его все уменьшающегося числа
сторонников-эмигрантов эпоха Столыпина была эпохой крушения их надежд.
Убежденный, что "революционной обстановки" в России больше не существует,
Ленин уныло бродил по библиотекам Цюриха, Женевы, Берна, Парижа, Мюнхена,
Вены и Кракова. Он с тоской следил за успехами земельной реформы
Столыпина. "Если так будет продолжаться, - писал он, - это вынудит нас
отказаться от всякой аграрной программы". Некоторым правоверным марксистам
казалось, что почва у них окончательно выбита из-под ног. В 1909 году,
отчаявшись, дочь Карла Маркса, Лаура, и ее муж Поль Лафарг покончили жизнь
самоубийством. Ленин отнесся к этому явлению с мрачным удовлетворением:
"Если не можешь больше работать для дела партии, - заявил он, - надо
суметь взглянуть правде в глаза и умереть, как это сделали Лафарги".
Созыв в мае 1906 года 1-й Государственной Думы был фактом настолько
необычным и непривычным для России, что ни император, ни члены делающего
первые шаги представительного органа не знали, как себя вести. Все
приходилось начинать с самого начала и на ходу: конституцию, парламент,
политические партии. До октября 1905 года в России не было иных
политических партий, кроме социал-демократов (эсдеков) и
социалистов-революционеров (эсеров), находившихся в подполье. Но, как ни
удивительно, тотчас возникли две влиятельные либеральные партии - партия
конституционных демократов, или кадетов, руководимая историком Павлом
Милюковым, и октябристов, так названная в силу ее приверженности
принципам, изложенным в манифесте, опубликованном в октябре 1905 года. Ее
возглавлял Александр Гучков.
И все-таки пропасть, разделявшая монарха и парламент, была еще
слишком велика. "Члены Государственной Думы были приняты государем в
Тронном зале Зимнего дворца. Опасаясь беспорядков, снаружи дворца были
поставлены кордоны полиции и войска. Депутаты выглядели разношерстной
публикой: часть была во фраках и сюртуках, большинство же в рабочих
блузах, косоворотках, а за ними - толпа крестьян в разнообразных
костюмах", - писал В.Н.Коковцов. Вся эта толпа стояла по одну сторону,
разглядывая алый с золотом трон, свиту в шитых золотых мундирах,
императрицу и фрейлин в придворных платьях. По другую сторону зала стояли
придворные и министры, в их числе граф Фредерикс. По его словам, у
депутатов был вид шайки разбойников, ждущих сигнала наброситься на
министров и перерезать им глотки. "Какие жестокие лица! - проговорил он. -
Ноги моей больше не будет в подобном обществе". Фредерикс был не
единственным, кому было не по себе. Коковцов продолжал: "Императрица-мать
не могла успокоиться от этого ужасного приема: "Лица их дышали какой-то
непонятной мне ненавистью". Коковцов и сам был потрясен. "Особенно
выдвигалась фигура человека высокого роста, - вспоминал он, - в рабочей
блузе, в высоких смазных сапогах, с насмешливым и наглым видом
рассматривавшего трон и всех, кто окружал его". Новый министр внутренних
дел П.А.Столыпин, стоявший рядом, заметил Коковцову: "Мы с Вами, видимо,
поглощены одним и тем же впечатлением, меня не оставляет все время мысль о
том, нет ли у этого человека бомбы".
Дума вскоре проявила те настроения, какими были проникнуты ее члены.
Едва 524 ее депутата заняли свои места в зале Таврического дворца, как
тотчас же обнародовали чрезвычайно агрессивное "Обращение к Престолу".
Царь ужаснулся, узнав, что оно содержит такие требования, как введение
всеобщего избирательного права, проведение радикальной земельной реформы,
освобождение всех политзаключенных, отставка царских министров и
назначение вместо них, рекомендованных Думой. Повинуясь указанию государя,
престарелый Горемыкин, у которого тряслись руки, едва слышным голосом
заявил, что отвергает все требования Государственной Думы. Когда Горемыкин
сел, наступило внутреннее молчание. Затем, вспоминает Коковцов, "на
трибуну вскочил В.Д.Набоков и произнес короткую реплику, закончившуюся,
под гром аплодисментов, известною фразою: "Власть исполнительная да
подчинится власти законодательной". За ним выступали другие ораторы. Их
нападки на правительство становились все язвительнее. Когда же на трибуну
поднимались министры, их, по словам Коковцова, "встречали возгласами": "в
отставку" при начале и "все-таки в отставку" в конце".
Возмущенный подобными выходками, император готов был разогнать этот
сброд, но он сознавал, что Горемыкину не справиться с беспорядками,
которые последуют. [(По словам С.Ю.Витте, инициатором роспуска думы был
Горемыкин, а отставки последнего - император.)] Тогда-то, в июле 1906 года
престарелый премьер и ушел в отставку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
и бунтовщики первыми потребовали выделения им земли и стали сторонниками
правопорядка и мира. К 1914 году владельцами собственных земельных наделов
стали девять миллионов крестьянских семей.
Успех или провал любой политической реформы в России определялся, как
правило, урожаем или недородом. Пять лет подряд, с 1906 по 1911 год,
природа улыбалась Петру Аркадьевичу. Лето в России стояло теплое, а зима
мягкая. Регулярно выпадали умеренные осадки. Такой урожайности русская
природа не знала. С увеличением производства продовольствия росли и доходы
правительства; государственный бюджет был сбалансированным, более того он
стал положительным. С помощью крупных французских займов быстрыми темпами
расширялась сеть железных дорог. Угольные шахты и рудники, где добывалась
железная руда, показывали рекордную производительность. Открыли свои
филиалы в России такие американские фирмы, как "Интернэшнл Харвестер" по
продаже сельскохозяйственных машин и компания "Зингер" по производству и
сбыту швейных машин. Правительство выдвинуло ряд законопроектов,
одобренных Думой, с целью увеличить жалование учителям начальных школ и
ввести бесплатное начальное обучение. Была отменена цензура печати,
разрабатывались вопросы свободы вероисповедания. "Напрасно полагают, -
заявил Столыпин сэру Бернарду Пэйрсу, - что всякое предложение о реформах
должно исходить от оппозиции".
Как ни странно, наиболее ожесточенное сопротивление программе
Столыпина оказывалось как крайне правыми, так и крайне левыми. Реформы с
целью изменения старого, устоявшегося уклада жизни были не по душе
реакционерам. Революционерам же было ненавистно всякое улучшение условий,
вызывавших недовольство масс. Для Ленина и его все уменьшающегося числа
сторонников-эмигрантов эпоха Столыпина была эпохой крушения их надежд.
Убежденный, что "революционной обстановки" в России больше не существует,
Ленин уныло бродил по библиотекам Цюриха, Женевы, Берна, Парижа, Мюнхена,
Вены и Кракова. Он с тоской следил за успехами земельной реформы
Столыпина. "Если так будет продолжаться, - писал он, - это вынудит нас
отказаться от всякой аграрной программы". Некоторым правоверным марксистам
казалось, что почва у них окончательно выбита из-под ног. В 1909 году,
отчаявшись, дочь Карла Маркса, Лаура, и ее муж Поль Лафарг покончили жизнь
самоубийством. Ленин отнесся к этому явлению с мрачным удовлетворением:
"Если не можешь больше работать для дела партии, - заявил он, - надо
суметь взглянуть правде в глаза и умереть, как это сделали Лафарги".
Созыв в мае 1906 года 1-й Государственной Думы был фактом настолько
необычным и непривычным для России, что ни император, ни члены делающего
первые шаги представительного органа не знали, как себя вести. Все
приходилось начинать с самого начала и на ходу: конституцию, парламент,
политические партии. До октября 1905 года в России не было иных
политических партий, кроме социал-демократов (эсдеков) и
социалистов-революционеров (эсеров), находившихся в подполье. Но, как ни
удивительно, тотчас возникли две влиятельные либеральные партии - партия
конституционных демократов, или кадетов, руководимая историком Павлом
Милюковым, и октябристов, так названная в силу ее приверженности
принципам, изложенным в манифесте, опубликованном в октябре 1905 года. Ее
возглавлял Александр Гучков.
И все-таки пропасть, разделявшая монарха и парламент, была еще
слишком велика. "Члены Государственной Думы были приняты государем в
Тронном зале Зимнего дворца. Опасаясь беспорядков, снаружи дворца были
поставлены кордоны полиции и войска. Депутаты выглядели разношерстной
публикой: часть была во фраках и сюртуках, большинство же в рабочих
блузах, косоворотках, а за ними - толпа крестьян в разнообразных
костюмах", - писал В.Н.Коковцов. Вся эта толпа стояла по одну сторону,
разглядывая алый с золотом трон, свиту в шитых золотых мундирах,
императрицу и фрейлин в придворных платьях. По другую сторону зала стояли
придворные и министры, в их числе граф Фредерикс. По его словам, у
депутатов был вид шайки разбойников, ждущих сигнала наброситься на
министров и перерезать им глотки. "Какие жестокие лица! - проговорил он. -
Ноги моей больше не будет в подобном обществе". Фредерикс был не
единственным, кому было не по себе. Коковцов продолжал: "Императрица-мать
не могла успокоиться от этого ужасного приема: "Лица их дышали какой-то
непонятной мне ненавистью". Коковцов и сам был потрясен. "Особенно
выдвигалась фигура человека высокого роста, - вспоминал он, - в рабочей
блузе, в высоких смазных сапогах, с насмешливым и наглым видом
рассматривавшего трон и всех, кто окружал его". Новый министр внутренних
дел П.А.Столыпин, стоявший рядом, заметил Коковцову: "Мы с Вами, видимо,
поглощены одним и тем же впечатлением, меня не оставляет все время мысль о
том, нет ли у этого человека бомбы".
Дума вскоре проявила те настроения, какими были проникнуты ее члены.
Едва 524 ее депутата заняли свои места в зале Таврического дворца, как
тотчас же обнародовали чрезвычайно агрессивное "Обращение к Престолу".
Царь ужаснулся, узнав, что оно содержит такие требования, как введение
всеобщего избирательного права, проведение радикальной земельной реформы,
освобождение всех политзаключенных, отставка царских министров и
назначение вместо них, рекомендованных Думой. Повинуясь указанию государя,
престарелый Горемыкин, у которого тряслись руки, едва слышным голосом
заявил, что отвергает все требования Государственной Думы. Когда Горемыкин
сел, наступило внутреннее молчание. Затем, вспоминает Коковцов, "на
трибуну вскочил В.Д.Набоков и произнес короткую реплику, закончившуюся,
под гром аплодисментов, известною фразою: "Власть исполнительная да
подчинится власти законодательной". За ним выступали другие ораторы. Их
нападки на правительство становились все язвительнее. Когда же на трибуну
поднимались министры, их, по словам Коковцова, "встречали возгласами": "в
отставку" при начале и "все-таки в отставку" в конце".
Возмущенный подобными выходками, император готов был разогнать этот
сброд, но он сознавал, что Горемыкину не справиться с беспорядками,
которые последуют. [(По словам С.Ю.Витте, инициатором роспуска думы был
Горемыкин, а отставки последнего - император.)] Тогда-то, в июле 1906 года
престарелый премьер и ушел в отставку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190