[(За этот "подвиг" военный министр Временного
правительства Гучков наградил убийцу Георгиевским крестом.)] Остальные
офицеры сбежали, и вскоре весь полк под звуки оркестра вышел из казарм и
примкнул к мятежникам. Его примеру последовали такие полки, как
Семеновский, Литовский, Ораниенбаумский пулеметный и, наконец, легендарный
лейб-гвардии Преображенский, старейший и славнейший полк, основанный самим
Петром Первым. Правда, это были запасные батальоны, собранные в бору по
сосенке, однако солдаты их носили мундиры отборных полков русской армии и
шли под овеянной славой знаменами.
Почти во всех районах города утром 12 марта царила гробовая тишина.
Стоявшая у окна британского посольства Мериэль Бьюкенен, дочь посла,
видела "все те же широкие проспекты, те же великолепные дворцы, золоченые
шпили и купола, выплывающие из перламутровой утренней дымки, однако
повсюду... чего-то не доставало. Не было ни верениц повозок, ни набитых
пассажирами ярко-красных трамваев, ни легких санок... Лишь пустынные
улицы, закованная в ледяной панцирь река, да возвышающиеся на
противоположном берегу Невы мрачные картины Петропавловской крепости, над
одним из бастионом которой в последний раз на фоне зимнего неба развевался
императорский штандарт".
Из окна французского посольства Морис Палеолог наблюдал драматическое
зрелище: "В пол-девятого утра {12 марта}, когда я кончил одеваться, я
услышал странный и продолжительный гул, который шел как-будто от
Александровского моста. Смотрю: мост, обычно такой оживленный, пуст. Но
почти тотчас же на том конце, который находился на правом берегу Невы,
показывается беспорядочная толпа с красными знаменами, между тем как с
другой стороны спешит полк солдат. Так и кажется, что сейчас произойдет
столкновение. В действительности, обе массы сливаются в одну. Солдаты
братаются с повстанцами".
Два часа спустя генералу Ноксу стало известно, что "восставшие
солдаты гарнизона высыпали на улицу. Мы приблизились к окну... Вытянув
шеи, мы увидели двух солдат - это было что-то вроде авангарда. Они
вышагивали по середине улицы, направляя винтовки на прохожих, чтобы те
убрались с дороги... За ним следом шла толпа солдатни, занявшая всю улицу
и тротуары. Возглавлял ее низкорослый, но страшно важный студент. Все были
вооружены, у многих к штыкам были привязаны красные флажки... Больше всего
меня поразило то, что все это происходило в полной тишине, словно в
кинематографе".
Чтобы выяснить, в чем дело, спустя несколько минут Палеолог вышел на
улицу. "Испуганные обыватели бегут по всем улицам, - вспоминал он. - На
углу Литейного невообразимый беспорядок. Солдаты в вперемежку с народом
строят баррикаду. Пламя вырывается из здания Окружного суда. С треском
валятся двери арсенала. Вдруг треск пулемета прорезывает воздух; это
регулярные войска только что заняли позицию со стороны Невского проспекта...
Окружной суд представляет из себя лишь огромный костер; арсенал на
Литейном, дом министерства внутренних дел, дом военного губернатора, дом
министра Двора, здание слишком знаменитой "Охранки", около двадцати
полицейских участков объяты пламенем; тюрьмы открыты, и все арестованные
освобождены; Петропавловская крепость осаждена; овладели Зимнем дворцом,
бой идет во всем городе..." В полдень пала Петропавловская крепость со
своей тяжелой артиллерией. На сторону мятежников перешло 25 000 солдат. К
ночи число их выросло до 66 000.
В понедельник утром состоялось последнее заседание кабинета.
Протопопова, присутствовавшего на нем, принудили подать в отставку. Он
вышел из зала, издав мелодраматическое восклицание: "Теперь мне только
застрелиться". Прибыл младший брат императора, великий князь Михаил
Александрович. Выслушав министров, он решил лично обратиться к государю.
Оставив зал заседаний, великий князь связался со Ставкой с целью уговорить
брата немедленно назначить правительство, которое пользовалось бы доверием
народа. Находившейся на другом конце провода генерал-адъютант Алексеев
попросил великого князя подождать, пока он переговорит с императором.
Сорок минут спустя Алексеев позвонил Михаилу Александровичу: "Государь
желает поблагодарить ваше императорское высочество. Он отправляется в
Царское Село, чтобы там все решить". Когда министры узнали об этом, у них
опустились руки. Заседание кабинета было прервано - как позднее
выяснилось, навсегда - и министры покинули здание. Большинство из них
пришли вечером в Таврический дворец, чтобы сдаться и оказаться под защитой
Временного правительства.
Между тем события развивались с головокружительной быстротой. Получив
вечером царский рескрипт, повелевающий прервать занятие Думы, в восемь
утра Родзянко собрал у себя в кабинете руководителей всех политических
партий. Было решено рескрипту не подчиняться и продолжать заседания. В
половине второго к Таврическому дворцу с пением "Марсельезы" и красными
флагами в руках подошли огромные толпы рабочих и солдат, чтобы поддержать
Государственную Думу и получить у нее указания. Ворвавшись во дворец,
чернь рассыпалась по коридорам и залам, заполонив все здание парламента.
Толпа была разношерстная, возбужденная: рослые, вспотевшие в своих грубых
шинелях солдаты; восторженно вопящие студенты. Порой попадались заросшие
щетиной старики, освобожденные из тюрем.
- Я должен знать, что я могу сообщить им, - воскликнул, обращаясь к
Родзянко, Керенский, видя, как толпа окружает растерянных депутатов. -
Могу ли я заявить, что Государственная Дума с ними, что она берет
ответственность на себя, что она возглавляет правительство?
У Родзянко выбора не было, и он согласился. По-прежнему преданный
государю, он не желал стать отступником и заявил, обращаясь к Шульгину: "Я
не хочу бунтовать". Шульгин, хотя и был монархистом, сознавал суровую
необходимость: "Берите власть, Михаил Владимирович... Если министры
сбежали, должен же кто-то их заменить". Родзянко то и дело вызывали на
крыльцо. Он заявил, что Государственная Дума не намерена распускаться и
принимает на себя функции правительства. В три часа дня на заседании Думы
был назначен Временный кабинет с целью восстановления порядка и управления
мятежной солдатской массой. В Комитет вошли представители всех партий,
кроме крайних правых.
Однако падением царского правительства и образованием комитета Думы
дело в тот памятный день и кончилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
правительства Гучков наградил убийцу Георгиевским крестом.)] Остальные
офицеры сбежали, и вскоре весь полк под звуки оркестра вышел из казарм и
примкнул к мятежникам. Его примеру последовали такие полки, как
Семеновский, Литовский, Ораниенбаумский пулеметный и, наконец, легендарный
лейб-гвардии Преображенский, старейший и славнейший полк, основанный самим
Петром Первым. Правда, это были запасные батальоны, собранные в бору по
сосенке, однако солдаты их носили мундиры отборных полков русской армии и
шли под овеянной славой знаменами.
Почти во всех районах города утром 12 марта царила гробовая тишина.
Стоявшая у окна британского посольства Мериэль Бьюкенен, дочь посла,
видела "все те же широкие проспекты, те же великолепные дворцы, золоченые
шпили и купола, выплывающие из перламутровой утренней дымки, однако
повсюду... чего-то не доставало. Не было ни верениц повозок, ни набитых
пассажирами ярко-красных трамваев, ни легких санок... Лишь пустынные
улицы, закованная в ледяной панцирь река, да возвышающиеся на
противоположном берегу Невы мрачные картины Петропавловской крепости, над
одним из бастионом которой в последний раз на фоне зимнего неба развевался
императорский штандарт".
Из окна французского посольства Морис Палеолог наблюдал драматическое
зрелище: "В пол-девятого утра {12 марта}, когда я кончил одеваться, я
услышал странный и продолжительный гул, который шел как-будто от
Александровского моста. Смотрю: мост, обычно такой оживленный, пуст. Но
почти тотчас же на том конце, который находился на правом берегу Невы,
показывается беспорядочная толпа с красными знаменами, между тем как с
другой стороны спешит полк солдат. Так и кажется, что сейчас произойдет
столкновение. В действительности, обе массы сливаются в одну. Солдаты
братаются с повстанцами".
Два часа спустя генералу Ноксу стало известно, что "восставшие
солдаты гарнизона высыпали на улицу. Мы приблизились к окну... Вытянув
шеи, мы увидели двух солдат - это было что-то вроде авангарда. Они
вышагивали по середине улицы, направляя винтовки на прохожих, чтобы те
убрались с дороги... За ним следом шла толпа солдатни, занявшая всю улицу
и тротуары. Возглавлял ее низкорослый, но страшно важный студент. Все были
вооружены, у многих к штыкам были привязаны красные флажки... Больше всего
меня поразило то, что все это происходило в полной тишине, словно в
кинематографе".
Чтобы выяснить, в чем дело, спустя несколько минут Палеолог вышел на
улицу. "Испуганные обыватели бегут по всем улицам, - вспоминал он. - На
углу Литейного невообразимый беспорядок. Солдаты в вперемежку с народом
строят баррикаду. Пламя вырывается из здания Окружного суда. С треском
валятся двери арсенала. Вдруг треск пулемета прорезывает воздух; это
регулярные войска только что заняли позицию со стороны Невского проспекта...
Окружной суд представляет из себя лишь огромный костер; арсенал на
Литейном, дом министерства внутренних дел, дом военного губернатора, дом
министра Двора, здание слишком знаменитой "Охранки", около двадцати
полицейских участков объяты пламенем; тюрьмы открыты, и все арестованные
освобождены; Петропавловская крепость осаждена; овладели Зимнем дворцом,
бой идет во всем городе..." В полдень пала Петропавловская крепость со
своей тяжелой артиллерией. На сторону мятежников перешло 25 000 солдат. К
ночи число их выросло до 66 000.
В понедельник утром состоялось последнее заседание кабинета.
Протопопова, присутствовавшего на нем, принудили подать в отставку. Он
вышел из зала, издав мелодраматическое восклицание: "Теперь мне только
застрелиться". Прибыл младший брат императора, великий князь Михаил
Александрович. Выслушав министров, он решил лично обратиться к государю.
Оставив зал заседаний, великий князь связался со Ставкой с целью уговорить
брата немедленно назначить правительство, которое пользовалось бы доверием
народа. Находившейся на другом конце провода генерал-адъютант Алексеев
попросил великого князя подождать, пока он переговорит с императором.
Сорок минут спустя Алексеев позвонил Михаилу Александровичу: "Государь
желает поблагодарить ваше императорское высочество. Он отправляется в
Царское Село, чтобы там все решить". Когда министры узнали об этом, у них
опустились руки. Заседание кабинета было прервано - как позднее
выяснилось, навсегда - и министры покинули здание. Большинство из них
пришли вечером в Таврический дворец, чтобы сдаться и оказаться под защитой
Временного правительства.
Между тем события развивались с головокружительной быстротой. Получив
вечером царский рескрипт, повелевающий прервать занятие Думы, в восемь
утра Родзянко собрал у себя в кабинете руководителей всех политических
партий. Было решено рескрипту не подчиняться и продолжать заседания. В
половине второго к Таврическому дворцу с пением "Марсельезы" и красными
флагами в руках подошли огромные толпы рабочих и солдат, чтобы поддержать
Государственную Думу и получить у нее указания. Ворвавшись во дворец,
чернь рассыпалась по коридорам и залам, заполонив все здание парламента.
Толпа была разношерстная, возбужденная: рослые, вспотевшие в своих грубых
шинелях солдаты; восторженно вопящие студенты. Порой попадались заросшие
щетиной старики, освобожденные из тюрем.
- Я должен знать, что я могу сообщить им, - воскликнул, обращаясь к
Родзянко, Керенский, видя, как толпа окружает растерянных депутатов. -
Могу ли я заявить, что Государственная Дума с ними, что она берет
ответственность на себя, что она возглавляет правительство?
У Родзянко выбора не было, и он согласился. По-прежнему преданный
государю, он не желал стать отступником и заявил, обращаясь к Шульгину: "Я
не хочу бунтовать". Шульгин, хотя и был монархистом, сознавал суровую
необходимость: "Берите власть, Михаил Владимирович... Если министры
сбежали, должен же кто-то их заменить". Родзянко то и дело вызывали на
крыльцо. Он заявил, что Государственная Дума не намерена распускаться и
принимает на себя функции правительства. В три часа дня на заседании Думы
был назначен Временный кабинет с целью восстановления порядка и управления
мятежной солдатской массой. В Комитет вошли представители всех партий,
кроме крайних правых.
Однако падением царского правительства и образованием комитета Думы
дело в тот памятный день и кончилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190