Он был совершенно спокоен, весел, говорил, что ему чуть-чуть
не по себе, а когда сестра, вышедшая из комнаты, 10 минут спустя
вернулась, то нашла его с остановившимся взглядом, совершенно посиневшего.
Он два раза глубоко вздохнул, и все было кончено, - в полном спокойствии
до самого конца. Он никогда не жаловался, никогда ни о чем не просил, сама
кротость, как она говорит, все его любили за его лучезарную улыбку. - Ты,
любимый мой, можешь понять, каково ежедневно бывать там, постоянно
стараться доставлять ему удовольствие, и вдруг все кончено... Простите,
что так много пишу тебе о нем, но мое хождение туда и все это мне было
таким утешением в твое отсутствие. Я чувствовала, что Бог дает мне
возможность внести небольшой просвет в его одинокую жизнь. Такова жизнь!
Еще одна благородная душа ушла из этой жизни, чтобы присоединиться к
сияющим звездам там на верху... Пусть не печалит тебя то, что я писала, -
я как-то не могла больше выдержать".
Письма государыни к царю не предназначались для посторонних глаз.
После гибели императрицы в Екатеринбурге в черном кожаном портфеле было
найдено 630 написанных ею писем. 230 из них относились к периоду от их
первого знакомства до начала первой мировой войны. Остальные 400 были
написаны с 1914 по 1916 год. У нее и в мыслях не было, чтобы кто-то мог
когда-либо прочесть их, не то что опубликовать, в результате чего мы
располагаем важными историческими документами, позволяющими нам лучше
понять события, отдельных личностей и их решения накануне русской
революции. А ныне они, кроме всего, позволяют нам заглянуть в душу
женщины, которую вряд ли кто-либо из ее современников понимал.
Александра Федоровна писала много. Начав письмо утром, днем она
добавляла абзац-другой, несколько страниц - вечером, а то и на следующий
день. Крупным почерком она писала супругу по-английски, используя тот же
телеграфный стиль, каким пользовалась для переписки с друзьями: с
орфографическими ошибками, множеством сокращений, пропуском и без того
понятных слов, запятыми и тире вместо прочих знаков препинания. И размер,
и стиль писем были не всегда удачными, ставили в тупик историков и
биографов. Читать их с начала до конца утомительно, а цитировать можно
лишь отрывки. Мысль, развиваемая во многих предложениях, а то и в абзацах,
вдруг выражается одной единственной резкой фразой. Если же фразы вырвать
из контекста, то разговорчивая женщина представляется нам безнадежной
истеричкой.
Характерной особенностью этих писем является пылкость любви
государыни. Несмотря на двадцать лет замужества она писала супругу словно
молоденькая девушка. Застенчивая и даже холодная на людях, всю пылкость
своей натуры императрица носила в груди старомодное поэтическое чувство
Викторианской эпохи.
Письма в которые она вкладывала лепестки лилий или фиалок, начинались
словами: "Здравствуй, мой милый", "Мой любимый", "Мое сокровище", "Мой
родной, любимый ангел". И заканчиваются: "Спи спокойно, мое сокровище...
Мне так хочется заключить тебя в объятия и положить голову тебе на плечо...
Я жажду твоих поцелуев, твоих объятий, в которые мой застенчивый Бэби
заключает меня лишь во мраке, и которыми живет его женушка..." Она
страдала всякий раз, когда император уезжал на фронт: "О, любимый! Как
тяжело было расставаться с тобой и видеть твое бледное лицо с большими
грустными глазами в окне вагона... Мое сердце рвалось к тебе. Ложась
спать, я поцеловала твою подушку и так мечтала, чтобы ты был рядом со
мной. Я представляю, как ты лежишь у себя в купе, и я наклоняюсь над
тобой, благословляю тебя и осыпаю нежными поцелуями все твое лицо. Милый,
до чего же ты дорог мне, хотелось бы облегчить тебе твою ношу. Сколь
велико возложенное на тебя бремя!
Императрица постоянно помнила об этом бремени: "Я... пытаюсь забыть
обо всем, глядя в твои прекрасные глаза... Столько печали и боли, забот и
испытаний... Так устаешь, но приходится держаться, быть сильным и готовым
ко всему... Мы не проявляем свои чувства, когда мы вместе. Каждый держится
ради другого и страдает молча. Мы столько пережили за эти 20 лет - и без
слов понимали друг друга". Хотя язык ее писем был похож на язык молодой
влюбленной девушки, Александра Федоровна не обманывалась на собственный
счет: "32 года назад мое детское сердце, исполненное искренней любви,
устремилось к тебе... Я понимаю, мне не следовало говорить этого, в устах
старой замужней женщины это звучит смешно, но я не могу сдержать себя. С
годами любовь усиливается, и время без твоего дорогого присутствия тянется
невыносимо долго. О, если бы наши дети были так же счастливы в их брачной
жизни!"
Письма супруги царь читал ночью перед сном. Его ответы, хотя и более
сдержанные, были, тем не менее, трогательными и нежными. "Мое любимое
Солнышко, - писал он, - когда я читаю твои письма, глаза мои влажнеют... я
представляю, как ты лежишь на своей кушетке, а я слушаю тебя, сидя в своем
кресле у лампы... Не знаю, как бы я вынес все это, если бы Господь не
даровал мне тебя, мою жену и друга. Я говорю серьезно. Иногда мне трудно
говорить о таких вещах, мне проще изложить свои мысли на бумаге из-за
своей глупой робости... Прощай, мое любимое, милое Солнышко... Нежно целую
тебя и детей. Навеки твой старый муженек Ники".
Сидя на балконе, императрица описывала смену времен года в Царском
Селе: "Солнце опустилось за деревья, повсюду мягкий туман, по пруду
плавают лебеди, на траву опускается роса", а позднее: "листья становятся
ярко желтыми и красными", затем: "розовое небо за кухней, деревья под
толстым слоем снега точно в волшебной сказке". Ранней весной царь писал из
Могилева: "Вчера вскрылся Днепр. Вся поверхность реки покрылась льдинами,
которые двигались быстро, но бесшумно. Иногда слышался грохот двух
сталкивающихся льдин. Это было великолепное зрелище". Несколько дней
спустя он сообщал: "Зазеленели березы, каштаны покрылись дымкой, скоро на
них распустятся почки. Вокруг такой запах. Видел двух собачонок, бегавших
друг за другом, а я стоял у окна и улыбался".
Зная, как муж скучает по детям, императрица подробно описывала их
жизнь: "У Бэби сейчас уроки, он два раза в день катается в санках,
запряженных осликом; он говорит, что твоя крепость начинает уменьшаться.
Мы пьем чай в его комнате, это ему нравится... Бэби страшно доволен твоим
бассейном, заставил нас придти и смотреть, какие штуки он выделывает в
воде. Все дочери умаляют разрешить им тоже покупаться в нем как-нибудь
вечером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
не по себе, а когда сестра, вышедшая из комнаты, 10 минут спустя
вернулась, то нашла его с остановившимся взглядом, совершенно посиневшего.
Он два раза глубоко вздохнул, и все было кончено, - в полном спокойствии
до самого конца. Он никогда не жаловался, никогда ни о чем не просил, сама
кротость, как она говорит, все его любили за его лучезарную улыбку. - Ты,
любимый мой, можешь понять, каково ежедневно бывать там, постоянно
стараться доставлять ему удовольствие, и вдруг все кончено... Простите,
что так много пишу тебе о нем, но мое хождение туда и все это мне было
таким утешением в твое отсутствие. Я чувствовала, что Бог дает мне
возможность внести небольшой просвет в его одинокую жизнь. Такова жизнь!
Еще одна благородная душа ушла из этой жизни, чтобы присоединиться к
сияющим звездам там на верху... Пусть не печалит тебя то, что я писала, -
я как-то не могла больше выдержать".
Письма государыни к царю не предназначались для посторонних глаз.
После гибели императрицы в Екатеринбурге в черном кожаном портфеле было
найдено 630 написанных ею писем. 230 из них относились к периоду от их
первого знакомства до начала первой мировой войны. Остальные 400 были
написаны с 1914 по 1916 год. У нее и в мыслях не было, чтобы кто-то мог
когда-либо прочесть их, не то что опубликовать, в результате чего мы
располагаем важными историческими документами, позволяющими нам лучше
понять события, отдельных личностей и их решения накануне русской
революции. А ныне они, кроме всего, позволяют нам заглянуть в душу
женщины, которую вряд ли кто-либо из ее современников понимал.
Александра Федоровна писала много. Начав письмо утром, днем она
добавляла абзац-другой, несколько страниц - вечером, а то и на следующий
день. Крупным почерком она писала супругу по-английски, используя тот же
телеграфный стиль, каким пользовалась для переписки с друзьями: с
орфографическими ошибками, множеством сокращений, пропуском и без того
понятных слов, запятыми и тире вместо прочих знаков препинания. И размер,
и стиль писем были не всегда удачными, ставили в тупик историков и
биографов. Читать их с начала до конца утомительно, а цитировать можно
лишь отрывки. Мысль, развиваемая во многих предложениях, а то и в абзацах,
вдруг выражается одной единственной резкой фразой. Если же фразы вырвать
из контекста, то разговорчивая женщина представляется нам безнадежной
истеричкой.
Характерной особенностью этих писем является пылкость любви
государыни. Несмотря на двадцать лет замужества она писала супругу словно
молоденькая девушка. Застенчивая и даже холодная на людях, всю пылкость
своей натуры императрица носила в груди старомодное поэтическое чувство
Викторианской эпохи.
Письма в которые она вкладывала лепестки лилий или фиалок, начинались
словами: "Здравствуй, мой милый", "Мой любимый", "Мое сокровище", "Мой
родной, любимый ангел". И заканчиваются: "Спи спокойно, мое сокровище...
Мне так хочется заключить тебя в объятия и положить голову тебе на плечо...
Я жажду твоих поцелуев, твоих объятий, в которые мой застенчивый Бэби
заключает меня лишь во мраке, и которыми живет его женушка..." Она
страдала всякий раз, когда император уезжал на фронт: "О, любимый! Как
тяжело было расставаться с тобой и видеть твое бледное лицо с большими
грустными глазами в окне вагона... Мое сердце рвалось к тебе. Ложась
спать, я поцеловала твою подушку и так мечтала, чтобы ты был рядом со
мной. Я представляю, как ты лежишь у себя в купе, и я наклоняюсь над
тобой, благословляю тебя и осыпаю нежными поцелуями все твое лицо. Милый,
до чего же ты дорог мне, хотелось бы облегчить тебе твою ношу. Сколь
велико возложенное на тебя бремя!
Императрица постоянно помнила об этом бремени: "Я... пытаюсь забыть
обо всем, глядя в твои прекрасные глаза... Столько печали и боли, забот и
испытаний... Так устаешь, но приходится держаться, быть сильным и готовым
ко всему... Мы не проявляем свои чувства, когда мы вместе. Каждый держится
ради другого и страдает молча. Мы столько пережили за эти 20 лет - и без
слов понимали друг друга". Хотя язык ее писем был похож на язык молодой
влюбленной девушки, Александра Федоровна не обманывалась на собственный
счет: "32 года назад мое детское сердце, исполненное искренней любви,
устремилось к тебе... Я понимаю, мне не следовало говорить этого, в устах
старой замужней женщины это звучит смешно, но я не могу сдержать себя. С
годами любовь усиливается, и время без твоего дорогого присутствия тянется
невыносимо долго. О, если бы наши дети были так же счастливы в их брачной
жизни!"
Письма супруги царь читал ночью перед сном. Его ответы, хотя и более
сдержанные, были, тем не менее, трогательными и нежными. "Мое любимое
Солнышко, - писал он, - когда я читаю твои письма, глаза мои влажнеют... я
представляю, как ты лежишь на своей кушетке, а я слушаю тебя, сидя в своем
кресле у лампы... Не знаю, как бы я вынес все это, если бы Господь не
даровал мне тебя, мою жену и друга. Я говорю серьезно. Иногда мне трудно
говорить о таких вещах, мне проще изложить свои мысли на бумаге из-за
своей глупой робости... Прощай, мое любимое, милое Солнышко... Нежно целую
тебя и детей. Навеки твой старый муженек Ники".
Сидя на балконе, императрица описывала смену времен года в Царском
Селе: "Солнце опустилось за деревья, повсюду мягкий туман, по пруду
плавают лебеди, на траву опускается роса", а позднее: "листья становятся
ярко желтыми и красными", затем: "розовое небо за кухней, деревья под
толстым слоем снега точно в волшебной сказке". Ранней весной царь писал из
Могилева: "Вчера вскрылся Днепр. Вся поверхность реки покрылась льдинами,
которые двигались быстро, но бесшумно. Иногда слышался грохот двух
сталкивающихся льдин. Это было великолепное зрелище". Несколько дней
спустя он сообщал: "Зазеленели березы, каштаны покрылись дымкой, скоро на
них распустятся почки. Вокруг такой запах. Видел двух собачонок, бегавших
друг за другом, а я стоял у окна и улыбался".
Зная, как муж скучает по детям, императрица подробно описывала их
жизнь: "У Бэби сейчас уроки, он два раза в день катается в санках,
запряженных осликом; он говорит, что твоя крепость начинает уменьшаться.
Мы пьем чай в его комнате, это ему нравится... Бэби страшно доволен твоим
бассейном, заставил нас придти и смотреть, какие штуки он выделывает в
воде. Все дочери умаляют разрешить им тоже покупаться в нем как-нибудь
вечером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190