"Как же я могу уйти в отставку? Я
всю жизнь мечтал стать вице-губернатором, а тут я министр!"
Больше всех был зол на Протопопова Родзянко. Дрожа от гнева, он
набросился на своего бывшего товарища и назвал его ренегатом. "Я надеюсь,
- отвечал Протопопов, - что мне удастся что-нибудь изменить в положении
вещей. Я уверяю вас, что государь готов на все хорошее, но ему мешают, -
вспоминал Родзянко. - Хорошо, пусть так, но при Штюрмере и Распутине разве
вы в силах что-нибудь изменить? Вы только скомпрометируете себя и Думу. У
вас не хватит сил бороться, и вы не отважитесь прямо говорить государю".
Вскоре после этого разговора Протопопов намекнул Родзянко, что с его
помощью председатель Думы может быть назначен на пост премьера и министра
иностранных дел вместо Штюрмера. Понимая, что ни царю, ни императрице
никогда не придет в голову такая мысль, Родзянко выдвинул свои условия: "Я
один должен обладать правом назначать министров... Императрица должна
оставаться... в Ливадии до конца войны". Протопопов тотчас предложил
Родзянко самому сообщить об этих условиях государыне.
Заняв министерскую должность, Протопопов повел себя весьма странно.
На заседания Думы он являлся в мундире шефа отдельного корпуса жандармов,
который полагался ему по чину. У письменного стола у него икона, к которой
он обращался, как к одушевленному лицу. "Он помогает мне во всем; я все
делаю по Его совету", - уверял он Керенского. Всех поразило превращение
думского либерала в архиреакционера. Он был полон решимости спасти царизм
и православную Русь и заявлял, что не побоится выступить против революции,
а если нужно, то спровоцирует ее, чтобы тотчас ее разгромить. "У меня на
квартире он грозил... что всех сотрет в порошок, - писал Родзянко. - Он
как закатит глаза, так делается, как глухарь - ничего не понимает, не
видит, не слышит... Говорит, что чувствует себя достаточно сильным, чтобы
спасти Россию, что он один спасет ее".
Помимо того, что в руках Протопопова находилась полиция, он еще
отвечал и за продовольственное снабжение. Идея принадлежала Распутину.
Вполне логично "старец" полагал, что эти функции должны быть изъяты у
беспомощного министра земледелия и переданы министерству внутренних дел,
имевшему полицию, которая сумела бы претворить в жизнь распоряжения
министра. Ухватившись за идею, императрица лично занялась решением
проблемы. То был единственный случай, когда она не удосужилась получить
предварительного одобрения царя. "Прости меня за то, что я сделала, -
писала она. - Но это было совершенно необходимо. На этом настаивал наш
Друг. Штюрмер посылает к тебе с курьером на подпись еще один документ,
согласно которому све снабжение продовольствием сразу переходит в руки
министра внутренних дел... Мне пришлось принять решение самой, так как
Григорий заявляет, что все будет в руках у Протопопова... и это спасет
Россию... Прости, но мне пришлось взять ответственность на себя".
Император согласился, и таким образом, когда Россия вступила в роковую
зиму 1916-1917 годов, руководство полицией и обеспечение продовольствием
оказалось в дрожащих, слабых руках Протопопова.
Хотя по молчаливому соглашению между супругами Александра Федоровна
могла вмешиваться лишь во внутренние дела государства, она начала
переходить установленные для нее границы. В ноябре 1916 года она писала:
"Милый ангел, очень хочется узнать, каковы твои планы относительно
Румынии". В том же месяце она указывала: "Наш Друг боится, что если у нас
не будет большой армии для прохода через Румынию, то мы попадем в ловушку
с тыла".
Перестав церемониться, Распутин уже не задавал наводящих вопросов об
армии с тем, чтобы посоветовать, где и когда осуществлять наступательные
операции. Он заявлял царице, будто во сне на него находит вдохновение.
"Пока не забыла, должна тебе передать то, что видел во сне наш Друг, -
писала императрица в Ставку в ноябре 1915 года. - Он просит тебя отдать
приказ вести наступление у Риги. Иначе, говорит он, немцы настолько
укрепятся там за зиму, что понадобится много крови и сил, чтобы сдвинуть
их с места... По его словам, сейчас это самое главное, он так просит тебя
приказать нашим наступать. Он говорит, мы можем и должны это сделать и мне
следует сейчас же написать тебе".
В июне 1916 года императрица писала: "Наш Друг шлет свое
благословение всей православной армии. Он просит не слишком напирать на
севере, поскольку, говорит он, если мы будем продолжать успешно наступать
на юге, они сами отступят на севере, а если вздумают наступать, то потери
немцев будут очень велики. Если же начнем там мы, то у нас будут очень
большие потери. Он говорит, что это... его совет".
Генерал Алексеев не очень-то обрадовался такому повышенному интересу
императрицы к армейским делам. "Я сообщил Алексееву о твоем интересе к
военным операциям и о тех деталях, которые тебя заботят, - написал он 7
июня 1916 года. - Он улыбнулся и молча выслушал меня". Алексеев
встревожился: нет ли тут утечки информации относительно его планов. После
отречения царя от престола генерал сообщил: "Когда осматривались бумаги
императрицы, оказалось, что у нее была карта, на которой подробно указано
расположение наших войск по всему фронту. Существовало всего два
экземпляра этой карты: один был у меня, другой у императора. На меня это
открытие произвело очень неприятное впечатление. Бог знает, кто мог
воспользоваться этой картой".
Хотя царь находил вполне естественным посвящать императрицу в военные
секреты, он не хотел, чтобы они были известны и Распутину. "Он об этом
никому не скажет, но мне по поводу твоего решения пришлось просить Его
благословения", - заверяла она. Особенно заметным вмешательство Распутина
в армейские дела стало во время знаменитого русского наступления в 1916
году. Благодаря нечеловеческим усилиям Поливанова, сумевшего снабдить
армию боеприпасами и подкреплениями в течение зимы 1915-1916 годов в июне
1916 года русским удалось нанести мощный удар по австрийской армии в
Галиции. Австрийская линия обороны была прорвана. Русскими войсками
командовал генерал Брусилов. Кровавые потери австрийцев составили миллион
человек, 400 000 было взято в плен. Германцы сняли 18 дивизий, осаждавших
Верден, австрийцам же не удалось воспользоваться крупной победой,
одержанной ими над итальянцами под Капоротто. В августе 1916 года,
предвидя победу союзников, на стороне стран "Сердечного Согласия"
выступила Румыния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
всю жизнь мечтал стать вице-губернатором, а тут я министр!"
Больше всех был зол на Протопопова Родзянко. Дрожа от гнева, он
набросился на своего бывшего товарища и назвал его ренегатом. "Я надеюсь,
- отвечал Протопопов, - что мне удастся что-нибудь изменить в положении
вещей. Я уверяю вас, что государь готов на все хорошее, но ему мешают, -
вспоминал Родзянко. - Хорошо, пусть так, но при Штюрмере и Распутине разве
вы в силах что-нибудь изменить? Вы только скомпрометируете себя и Думу. У
вас не хватит сил бороться, и вы не отважитесь прямо говорить государю".
Вскоре после этого разговора Протопопов намекнул Родзянко, что с его
помощью председатель Думы может быть назначен на пост премьера и министра
иностранных дел вместо Штюрмера. Понимая, что ни царю, ни императрице
никогда не придет в голову такая мысль, Родзянко выдвинул свои условия: "Я
один должен обладать правом назначать министров... Императрица должна
оставаться... в Ливадии до конца войны". Протопопов тотчас предложил
Родзянко самому сообщить об этих условиях государыне.
Заняв министерскую должность, Протопопов повел себя весьма странно.
На заседания Думы он являлся в мундире шефа отдельного корпуса жандармов,
который полагался ему по чину. У письменного стола у него икона, к которой
он обращался, как к одушевленному лицу. "Он помогает мне во всем; я все
делаю по Его совету", - уверял он Керенского. Всех поразило превращение
думского либерала в архиреакционера. Он был полон решимости спасти царизм
и православную Русь и заявлял, что не побоится выступить против революции,
а если нужно, то спровоцирует ее, чтобы тотчас ее разгромить. "У меня на
квартире он грозил... что всех сотрет в порошок, - писал Родзянко. - Он
как закатит глаза, так делается, как глухарь - ничего не понимает, не
видит, не слышит... Говорит, что чувствует себя достаточно сильным, чтобы
спасти Россию, что он один спасет ее".
Помимо того, что в руках Протопопова находилась полиция, он еще
отвечал и за продовольственное снабжение. Идея принадлежала Распутину.
Вполне логично "старец" полагал, что эти функции должны быть изъяты у
беспомощного министра земледелия и переданы министерству внутренних дел,
имевшему полицию, которая сумела бы претворить в жизнь распоряжения
министра. Ухватившись за идею, императрица лично занялась решением
проблемы. То был единственный случай, когда она не удосужилась получить
предварительного одобрения царя. "Прости меня за то, что я сделала, -
писала она. - Но это было совершенно необходимо. На этом настаивал наш
Друг. Штюрмер посылает к тебе с курьером на подпись еще один документ,
согласно которому све снабжение продовольствием сразу переходит в руки
министра внутренних дел... Мне пришлось принять решение самой, так как
Григорий заявляет, что все будет в руках у Протопопова... и это спасет
Россию... Прости, но мне пришлось взять ответственность на себя".
Император согласился, и таким образом, когда Россия вступила в роковую
зиму 1916-1917 годов, руководство полицией и обеспечение продовольствием
оказалось в дрожащих, слабых руках Протопопова.
Хотя по молчаливому соглашению между супругами Александра Федоровна
могла вмешиваться лишь во внутренние дела государства, она начала
переходить установленные для нее границы. В ноябре 1916 года она писала:
"Милый ангел, очень хочется узнать, каковы твои планы относительно
Румынии". В том же месяце она указывала: "Наш Друг боится, что если у нас
не будет большой армии для прохода через Румынию, то мы попадем в ловушку
с тыла".
Перестав церемониться, Распутин уже не задавал наводящих вопросов об
армии с тем, чтобы посоветовать, где и когда осуществлять наступательные
операции. Он заявлял царице, будто во сне на него находит вдохновение.
"Пока не забыла, должна тебе передать то, что видел во сне наш Друг, -
писала императрица в Ставку в ноябре 1915 года. - Он просит тебя отдать
приказ вести наступление у Риги. Иначе, говорит он, немцы настолько
укрепятся там за зиму, что понадобится много крови и сил, чтобы сдвинуть
их с места... По его словам, сейчас это самое главное, он так просит тебя
приказать нашим наступать. Он говорит, мы можем и должны это сделать и мне
следует сейчас же написать тебе".
В июне 1916 года императрица писала: "Наш Друг шлет свое
благословение всей православной армии. Он просит не слишком напирать на
севере, поскольку, говорит он, если мы будем продолжать успешно наступать
на юге, они сами отступят на севере, а если вздумают наступать, то потери
немцев будут очень велики. Если же начнем там мы, то у нас будут очень
большие потери. Он говорит, что это... его совет".
Генерал Алексеев не очень-то обрадовался такому повышенному интересу
императрицы к армейским делам. "Я сообщил Алексееву о твоем интересе к
военным операциям и о тех деталях, которые тебя заботят, - написал он 7
июня 1916 года. - Он улыбнулся и молча выслушал меня". Алексеев
встревожился: нет ли тут утечки информации относительно его планов. После
отречения царя от престола генерал сообщил: "Когда осматривались бумаги
императрицы, оказалось, что у нее была карта, на которой подробно указано
расположение наших войск по всему фронту. Существовало всего два
экземпляра этой карты: один был у меня, другой у императора. На меня это
открытие произвело очень неприятное впечатление. Бог знает, кто мог
воспользоваться этой картой".
Хотя царь находил вполне естественным посвящать императрицу в военные
секреты, он не хотел, чтобы они были известны и Распутину. "Он об этом
никому не скажет, но мне по поводу твоего решения пришлось просить Его
благословения", - заверяла она. Особенно заметным вмешательство Распутина
в армейские дела стало во время знаменитого русского наступления в 1916
году. Благодаря нечеловеческим усилиям Поливанова, сумевшего снабдить
армию боеприпасами и подкреплениями в течение зимы 1915-1916 годов в июне
1916 года русским удалось нанести мощный удар по австрийской армии в
Галиции. Австрийская линия обороны была прорвана. Русскими войсками
командовал генерал Брусилов. Кровавые потери австрийцев составили миллион
человек, 400 000 было взято в плен. Германцы сняли 18 дивизий, осаждавших
Верден, австрийцам же не удалось воспользоваться крупной победой,
одержанной ими над итальянцами под Капоротто. В августе 1916 года,
предвидя победу союзников, на стороне стран "Сердечного Согласия"
выступила Румыния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190