Рассчитывая встретить государя, приходили и крестьяне из других
местностей, чтобы передать ему прошение или обратиться с какой-то
просьбой. Почти всегда просьбы эти удовлетворялись. [(Генерал Спиридович
со слов А.Мосолова рассказывал следующую историю, похожую на легенду.
Однако этот полицейский генерал, человек практичный и добросовестный, не
таков, чтобы рассказывать сказки.
Засидевшесь допоздна в одной из комнат Петергофского дворца,
предназначенной для приема посетителей, генерал Орлов услышал странный
звук, доносившийся из прихожей. Там он обнаружил девушку, которая горько
рыдала. Бросившись генералу в ноги, она рассказала, что жениха ее
приговорили к смертной казни и что утром приговор будет приведен в
исполнение. По ее словам, он студент, больной чахоткой, связавшийся с
революционерами. Незадолго до ареста он попытался оставить подрывную
деятельность, но "товарищи" ему не позволили это сделать. Он и без того
умрет от болезни, объясняла девушка. Обняв генерала за ноги, заливаясь
слезами, она умоляла передать царю ее просьбу помиловать юношу. Тронутый
слезами девушки, генерал, несмотря на поздний час, приказал подать тройку
и поехал в Александрию. Однако камердинер не пустил его. Спустя несколько
минут появился царь и спросил: "Что случилось?" Орлов ответил, в чем дело.
"Я очень благодарю Вас за то, что Вы так поступили. Когда можно спасти
жизнь человеку, не надо колебаться. Слава Богу, ни Ваша, ни Моя совесть не
смогут нас в чем-либо упрекнуть". Государь вышел и передал Орлову 2
телеграммы: на имя Министра Юстиции и Коменданта Петропавловской крепости:
"Задержите казнь такого-то. Ждите приказаний. Николай". "Бегите на
Дворцовый телеграф, - прибавил Государь, - отправьте телеграммы и
одновременно телеграфируйте Министру Юстиции и Коменданту..." По
освобождении жених девушки был осмотрен придворным врачом, по словам
Мосолова, и послан на счет Государыни в Крым". Потом Орлов получил от
молодых письмо, где указывалось: "Что бы не случилось, мы готовы отдать
свои жизни за Государя". "Видите, как Вы хорошо сделали, что послушались
(внутреннего голоса). Вы осчастливили двух людей", - сказал Государь.
(Прим. автора).)]
"Чай подавали ровно в пять часов. Процедура всегда была одинаковой.
Из года в год на покрытые белыми скатертями столы ставились все те же
стаканы в серебряных подстаканниках, те же тарелки с горячими булками, то
же английское печенье. Ни пирожных, ни иных лакомств не было". Своей
фрейлине и подруге Анне Александровне Вырубовой государыня жаловалась: "У
всех бывает вкуснее чай, чем у нас, и более разнообразия". При высочайшем
дворе, если это заводились, то так и оставалось с Екатерины Великой до
нашего времени, - писала Вырубова. - Залы с натертым паркетом и золотой
мебелью душились теми же духами, лакеи и скороходы, одетые в шитые золотом
кафтаны и головные уборы с перьями, переносили воображение в прежние века,
как и арапы в белых чалмах и красных рейтузах. Садясь за чайный стол,
Государь брал кусочек калача с маслом и медленно выпивал стакан чая с
молоком... Затем, закурив папиросу, читал агентские телеграммы и газеты, а
Императрица работала. Пока дети были маленькие, они в белых платьицах и
цветных кушаках играли на ковре с игрушками, которые сохранялись в высокой
корзине в кабинете Государыни; позже они приходили с работами. Императрица
не позволяла им сидеть сложа руки..."
После чая император возвращался к себе в кабинет. До восьми вечера он
принимал посетителей. Те, у кого было какое-то дело, приезжали поездом из
Петербурга, когда над Царским Селом опускались сумерки. В ожидании, пока
царь освободится, гости могли посидеть в приемной, листая книги и журналы.
М.Палеолог так описывал встречу с царем: "Аудиенция носит совершенно
частный характер, но тем не менее я должен быть в полной парадной форме,
как это подобает, когда являешься к царю, самодержцу всея Руси. Меня
сопровождает церемониймейстер Евреинов, также весь расшитый золотом. Мою
свиту составляют только Евреинов, камер-фурьер в обыкновенной форме и
скороход в живописном костюме времен императрицы Елизаветы, в шапочке,
украшенной красными, черными и желтыми перьями. Меня ведут через парадные
гостиные, через личную гостиную императрицы, дальше - по длинному
коридору, на который выходят личные покои государя и императрицы. В нем я
встречаюсь с лакеем в очень простой ливрее, несущим чайный поднос. Далее
открывается маленькая внутренняя лестница, ведущая в комнаты августейших
детей; по ней убегает в верхний этаж камеристка. В конце коридора
находится последняя гостиная, комната дежурного флигель-адъютанта... Я
ожидаю здесь около минуты. Арап в пестрой одежде, несущий дежурство у
дверей кабинета его величества, почти тотчас открывает дверь.
Император встречает меня со свойственной ему приветливостью, радушно
и немного застенчиво. Комната, где происходит прием, очень небольших
размеров, в одно окно. Меблировка покойная и скромная, кресла темной кожи,
диван, покрытый персидским ковром, письменный стол с ящиками, выровненными
с тщательной аккуратностью, другой стол, заваленный картами, книжный шкаф,
на котором портреты, бюсты, семейные памятки".
С 6 до 8 часов Государь принимал министров. Он обычно принимал
посетителей в неофициальной обстановке. Встав из-за письменного стола,
жестом приглашал гостя занять кресло, спрашивал, не желает ли тот курить,
и сам закуривал папиросу. Слушал очень внимательно и, хотя схватывал суть
дела раньше чем успевал изложить его посетитель, никогда того не
перебивал.
Ровно в восемь официальный прием заканчивался, и император шел
обедать с семьей. Чтобы показать, что аудиенция окончена, царь вставал и
подходил к окну. Посетителей заранее предупреждали, чтобы у них не
оставалось на этот счет сомнений, как бы ни был с ними любезен государь.
"Боюсь, я утомил вас", - вежливо произносил царь, прерывая беседу.
"Гости были редко. В 9 часов, в открытом платье и бриллиантах,
которые Государыня всегда надевала к обеду, она поднималась наверх
помолиться с Наследником. Государь занимался до 11 часов".
Часто император приходил после ужина в гостиную и читал вслух в то
время как жена и дочери занимались рукоделием. "Одно из самых светлых
воспоминаний, - признавалась впоследствии Вырубова, - это уютные вечера,
когда Государь бывал менее занят и приходил читать вслух Толстого,
Тургенева, Чехова и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
местностей, чтобы передать ему прошение или обратиться с какой-то
просьбой. Почти всегда просьбы эти удовлетворялись. [(Генерал Спиридович
со слов А.Мосолова рассказывал следующую историю, похожую на легенду.
Однако этот полицейский генерал, человек практичный и добросовестный, не
таков, чтобы рассказывать сказки.
Засидевшесь допоздна в одной из комнат Петергофского дворца,
предназначенной для приема посетителей, генерал Орлов услышал странный
звук, доносившийся из прихожей. Там он обнаружил девушку, которая горько
рыдала. Бросившись генералу в ноги, она рассказала, что жениха ее
приговорили к смертной казни и что утром приговор будет приведен в
исполнение. По ее словам, он студент, больной чахоткой, связавшийся с
революционерами. Незадолго до ареста он попытался оставить подрывную
деятельность, но "товарищи" ему не позволили это сделать. Он и без того
умрет от болезни, объясняла девушка. Обняв генерала за ноги, заливаясь
слезами, она умоляла передать царю ее просьбу помиловать юношу. Тронутый
слезами девушки, генерал, несмотря на поздний час, приказал подать тройку
и поехал в Александрию. Однако камердинер не пустил его. Спустя несколько
минут появился царь и спросил: "Что случилось?" Орлов ответил, в чем дело.
"Я очень благодарю Вас за то, что Вы так поступили. Когда можно спасти
жизнь человеку, не надо колебаться. Слава Богу, ни Ваша, ни Моя совесть не
смогут нас в чем-либо упрекнуть". Государь вышел и передал Орлову 2
телеграммы: на имя Министра Юстиции и Коменданта Петропавловской крепости:
"Задержите казнь такого-то. Ждите приказаний. Николай". "Бегите на
Дворцовый телеграф, - прибавил Государь, - отправьте телеграммы и
одновременно телеграфируйте Министру Юстиции и Коменданту..." По
освобождении жених девушки был осмотрен придворным врачом, по словам
Мосолова, и послан на счет Государыни в Крым". Потом Орлов получил от
молодых письмо, где указывалось: "Что бы не случилось, мы готовы отдать
свои жизни за Государя". "Видите, как Вы хорошо сделали, что послушались
(внутреннего голоса). Вы осчастливили двух людей", - сказал Государь.
(Прим. автора).)]
"Чай подавали ровно в пять часов. Процедура всегда была одинаковой.
Из года в год на покрытые белыми скатертями столы ставились все те же
стаканы в серебряных подстаканниках, те же тарелки с горячими булками, то
же английское печенье. Ни пирожных, ни иных лакомств не было". Своей
фрейлине и подруге Анне Александровне Вырубовой государыня жаловалась: "У
всех бывает вкуснее чай, чем у нас, и более разнообразия". При высочайшем
дворе, если это заводились, то так и оставалось с Екатерины Великой до
нашего времени, - писала Вырубова. - Залы с натертым паркетом и золотой
мебелью душились теми же духами, лакеи и скороходы, одетые в шитые золотом
кафтаны и головные уборы с перьями, переносили воображение в прежние века,
как и арапы в белых чалмах и красных рейтузах. Садясь за чайный стол,
Государь брал кусочек калача с маслом и медленно выпивал стакан чая с
молоком... Затем, закурив папиросу, читал агентские телеграммы и газеты, а
Императрица работала. Пока дети были маленькие, они в белых платьицах и
цветных кушаках играли на ковре с игрушками, которые сохранялись в высокой
корзине в кабинете Государыни; позже они приходили с работами. Императрица
не позволяла им сидеть сложа руки..."
После чая император возвращался к себе в кабинет. До восьми вечера он
принимал посетителей. Те, у кого было какое-то дело, приезжали поездом из
Петербурга, когда над Царским Селом опускались сумерки. В ожидании, пока
царь освободится, гости могли посидеть в приемной, листая книги и журналы.
М.Палеолог так описывал встречу с царем: "Аудиенция носит совершенно
частный характер, но тем не менее я должен быть в полной парадной форме,
как это подобает, когда являешься к царю, самодержцу всея Руси. Меня
сопровождает церемониймейстер Евреинов, также весь расшитый золотом. Мою
свиту составляют только Евреинов, камер-фурьер в обыкновенной форме и
скороход в живописном костюме времен императрицы Елизаветы, в шапочке,
украшенной красными, черными и желтыми перьями. Меня ведут через парадные
гостиные, через личную гостиную императрицы, дальше - по длинному
коридору, на который выходят личные покои государя и императрицы. В нем я
встречаюсь с лакеем в очень простой ливрее, несущим чайный поднос. Далее
открывается маленькая внутренняя лестница, ведущая в комнаты августейших
детей; по ней убегает в верхний этаж камеристка. В конце коридора
находится последняя гостиная, комната дежурного флигель-адъютанта... Я
ожидаю здесь около минуты. Арап в пестрой одежде, несущий дежурство у
дверей кабинета его величества, почти тотчас открывает дверь.
Император встречает меня со свойственной ему приветливостью, радушно
и немного застенчиво. Комната, где происходит прием, очень небольших
размеров, в одно окно. Меблировка покойная и скромная, кресла темной кожи,
диван, покрытый персидским ковром, письменный стол с ящиками, выровненными
с тщательной аккуратностью, другой стол, заваленный картами, книжный шкаф,
на котором портреты, бюсты, семейные памятки".
С 6 до 8 часов Государь принимал министров. Он обычно принимал
посетителей в неофициальной обстановке. Встав из-за письменного стола,
жестом приглашал гостя занять кресло, спрашивал, не желает ли тот курить,
и сам закуривал папиросу. Слушал очень внимательно и, хотя схватывал суть
дела раньше чем успевал изложить его посетитель, никогда того не
перебивал.
Ровно в восемь официальный прием заканчивался, и император шел
обедать с семьей. Чтобы показать, что аудиенция окончена, царь вставал и
подходил к окну. Посетителей заранее предупреждали, чтобы у них не
оставалось на этот счет сомнений, как бы ни был с ними любезен государь.
"Боюсь, я утомил вас", - вежливо произносил царь, прерывая беседу.
"Гости были редко. В 9 часов, в открытом платье и бриллиантах,
которые Государыня всегда надевала к обеду, она поднималась наверх
помолиться с Наследником. Государь занимался до 11 часов".
Часто император приходил после ужина в гостиную и читал вслух в то
время как жена и дочери занимались рукоделием. "Одно из самых светлых
воспоминаний, - признавалась впоследствии Вырубова, - это уютные вечера,
когда Государь бывал менее занят и приходил читать вслух Толстого,
Тургенева, Чехова и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190