- Тогда отъезд волей-неволей отложится".
Это дает нам время, чтобы выйти из этого ужасного положения. Если надо
чуда, я убеждена, что чудо будет".
"В десять с половиною часов вечера мы отправляемся пить чай.
Императрица сидит на диване, рядом с ней - дочери, - вспоминает Жильяр. -
Они так плакали, что лица их припухли. Каждый из нас скрывает свои
страдания и стараются быть спокойными. Мы чувствуем, что если один из нас
поддастся, то увлечет за собою всех других. Император и государыня
серьезны и сдержанны. Это невероятное спокойствие и эта удивительная вера,
которая была у них, передавалась нам, - признался швейцарец. - В
одиннадцать с половиною часов прислуживающие собираются в большом зале,
где Их Величества и Мария Николаевна прощаются с ними. Император целует
всех мужчин, императрица всех женщин".
Жители домов напротив увидели, как осветились окна губернаторской
резиденции. Под утро к подъезду дома были поданы экипажи. То были
сибирские "кошевы" - тележки без рессор, все парные, кроме одной,
запряженной тройкой. Снег не везде сошел, кое-где земля обнажена. "Отыскав
на заднем дворе солому, - пишет Жильяр, - мы ее кладем на дно экипажей и
постилаем матрац в тарантас, предназначенный для императрицы, -
единственный, у которого есть откидной верх".
"Когда царская семья спустилась вниз, - продолжает швейцарец, -
государыня просит меня оставаться около Алексея Николаевича, после чего я
вхожу к царевичу, который плачет в своей постели". Яковлев был чрезвычайно
почтителен к государю и то и дело прикладывал руку к головному убору.
Проводив императрицу к ее экипажу, комиссар настоял, чтобы она надела
пальто потеплее и, укутав ее в шубу лейб-медика, послал за тулупом для
доктора. Государыня хотела, чтобы вместе с нею сел царь, но Яковлев
запротестовал, заявив, что император поедет в открытой кошеве рядом с ним.
К императрице он поместил Марию Николаевну, а князя Долгорукова, доктора
Боткина, камердинера, горничную и лакея рассадил по другим повозкам.
Когда все устроились, кучера щелкнули кнутами, подводы двинулись,
сопровождаемые экскортом всадников, и исчезли за воротами. Сидевший около
постели цесаревича Пьер Жильяр, "слышал шум отъезжающих экипажей. Великие
княжны, поднимаясь к себе, проходят, рыдая, перед дверью их брата".
Заключение для них продолжалось. Не было ни "братства", ни "хороших
русских людей", ни попыток спасти царскую семью. Был только мальчик и три
его сестры, перепуганные и одинокие.
Поездка в Тюмень оказалась сложной и утомительной. Через Иртыш
переправлялись по льду, покрытому талым снегом. Колеса по оси погружались
в воду. Добравшись до реки Тобол, путники увидели, что ледяной ее покров
покрыт трещинами. В опасных местах шли пешком. Часто меняли лошадей.
Последняя станция была в Покровском, возле распутинского дома. Внизу, в
примитивной кошеве сидели плененные царь и императрица, а на них из окон
смотрели и махали платочками родичи человека, который столько сделал,
чтобы погубить их. Прежде чем кортеж двинулся в путь, вдова Распутина,
Прасковья, взглянула императрице в глаза и перекрестила ее.
В двадцати верстах севернее Тюмени кортеж был встречен отрядом
красных конников, которые, окружив путников, проводили их до самого
города. При виде всадников государыня стала вглядываться в их лица. Она
верила, что это "хорошие русские люди", прискакавшие на выручку, узнав,
что царя и императрицу куда-то увозят. Не подозревая, что их появление
вселило надежду в души пленников, всадники проводили их до вокзала, где
уже стоял специальный поезд. Комиссар Яковлев посадил царя и императрицу в
вагон первого класса, а сам вместе со своим оператором отправился на
телеграф, откуда послал депешу в Тобольск: "Едем благополучно. Христос с
нами. Как здоровье маленького. Яковлев". Хотя телеграмма и была подписана
комиссаром, в Тобольске знали, кто в действительности составил ее текст.
Затем уполномоченный наладил связь с Москвой.
Выйдя из помещения телеграфа, Яковлев принимает необычное решение.
Поняв из телеграфных разговоров с Кремлем и бесед в Тюмени, что
Екатеринбург состав его в Москву не пропустит, он решает ехать на восток,
а не на запад. Таким образом можно добраться до Омска, а оттуда - на южную
ветку Великого Сибирского пути и по нему, через Челябинск, Уфу и Самару,
попасть в Москву. Вернувшись в вагон, комиссар сообщает узникам о своих
намерениях. В пять утра, с потушенными огнями, состав уходит из Тюмени в
сторону Омска. Но Яковлев забывает упомянуть, что за Омском лежат тысячи
верст свободного пути к Тихому океану.
Едва состав покинул Тюмень, Екатеринбургский совдеп узнал, что поезд
ушел по направлению к Омску. Состоялось срочное заседание президиума
исполкома. Президиум Уральского совета под председательством Белобородова
(Вайсбарта) объявил Яковлева "изменником делу революции" и поставил его
вне закона. По проводам ушел призыв под грифом "всем, всем, всем" к
местным органам власти и партийным организациям. Откликнувшись на призыв
Уральского совдепа, Западносибирский совдеп принимает меры к тому, чтобы
остановить состав Яковлева, не получив иных указаний из Москвы. На узловую
станцию Куломзино, находящуюся в ста верстах от Омска, посылается конный
отряд. Там Яковлеву сообщают, что он объявлен изменником. Отцепив паровоз
с одним вагоном, Яковлев оставляет поезд с царем и императрицей под
охраной отряда и едет в Омск. Переговоры с Западносибирским советом
оказались безрезультатными, и Яковлев по прямому проводу ведет переговоры
со Свердловым, объясняя ему, почему он изменил маршрут. Свердлов ответил,
что придется подчиниться обстоятельствам и ехать в Екатеринбург, чтобы
сдать узников Уральскому совету. Расстроенный Яковлев вернулся к поезду и
сообщил царю и императрице: "Мне приказано отвезти вас в Екатеринбург".
Николай Александрович ответил: "Я бы поехал куда угодно, только не на
Урал. Судя по местным газетам, уральские рабочие настроены резко против
меня".
Как отнестись к этой запутанной истории, в которой много
противоречивых намерений, зловещих интриг, то и дело меняющихся решений?
Позднее, когда В.В.Яковлев перешел на сторону войск Колчака [(По словам Н.
А.Соколова, осенью 1918 года Яковлев обратился к чешскому генералу Шениху
(чехи были настроены антимонархически)] с просьбой принять его в ряды
белых войск. Как писал Р.Вильтон в книге "Последние дни Романовых",
"судебный следователь Соколов, узнав о его, Яковлева, присутствии и боясь
упустить случай, сейчас же послал одного доверенного офицера
(Б.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
Это дает нам время, чтобы выйти из этого ужасного положения. Если надо
чуда, я убеждена, что чудо будет".
"В десять с половиною часов вечера мы отправляемся пить чай.
Императрица сидит на диване, рядом с ней - дочери, - вспоминает Жильяр. -
Они так плакали, что лица их припухли. Каждый из нас скрывает свои
страдания и стараются быть спокойными. Мы чувствуем, что если один из нас
поддастся, то увлечет за собою всех других. Император и государыня
серьезны и сдержанны. Это невероятное спокойствие и эта удивительная вера,
которая была у них, передавалась нам, - признался швейцарец. - В
одиннадцать с половиною часов прислуживающие собираются в большом зале,
где Их Величества и Мария Николаевна прощаются с ними. Император целует
всех мужчин, императрица всех женщин".
Жители домов напротив увидели, как осветились окна губернаторской
резиденции. Под утро к подъезду дома были поданы экипажи. То были
сибирские "кошевы" - тележки без рессор, все парные, кроме одной,
запряженной тройкой. Снег не везде сошел, кое-где земля обнажена. "Отыскав
на заднем дворе солому, - пишет Жильяр, - мы ее кладем на дно экипажей и
постилаем матрац в тарантас, предназначенный для императрицы, -
единственный, у которого есть откидной верх".
"Когда царская семья спустилась вниз, - продолжает швейцарец, -
государыня просит меня оставаться около Алексея Николаевича, после чего я
вхожу к царевичу, который плачет в своей постели". Яковлев был чрезвычайно
почтителен к государю и то и дело прикладывал руку к головному убору.
Проводив императрицу к ее экипажу, комиссар настоял, чтобы она надела
пальто потеплее и, укутав ее в шубу лейб-медика, послал за тулупом для
доктора. Государыня хотела, чтобы вместе с нею сел царь, но Яковлев
запротестовал, заявив, что император поедет в открытой кошеве рядом с ним.
К императрице он поместил Марию Николаевну, а князя Долгорукова, доктора
Боткина, камердинера, горничную и лакея рассадил по другим повозкам.
Когда все устроились, кучера щелкнули кнутами, подводы двинулись,
сопровождаемые экскортом всадников, и исчезли за воротами. Сидевший около
постели цесаревича Пьер Жильяр, "слышал шум отъезжающих экипажей. Великие
княжны, поднимаясь к себе, проходят, рыдая, перед дверью их брата".
Заключение для них продолжалось. Не было ни "братства", ни "хороших
русских людей", ни попыток спасти царскую семью. Был только мальчик и три
его сестры, перепуганные и одинокие.
Поездка в Тюмень оказалась сложной и утомительной. Через Иртыш
переправлялись по льду, покрытому талым снегом. Колеса по оси погружались
в воду. Добравшись до реки Тобол, путники увидели, что ледяной ее покров
покрыт трещинами. В опасных местах шли пешком. Часто меняли лошадей.
Последняя станция была в Покровском, возле распутинского дома. Внизу, в
примитивной кошеве сидели плененные царь и императрица, а на них из окон
смотрели и махали платочками родичи человека, который столько сделал,
чтобы погубить их. Прежде чем кортеж двинулся в путь, вдова Распутина,
Прасковья, взглянула императрице в глаза и перекрестила ее.
В двадцати верстах севернее Тюмени кортеж был встречен отрядом
красных конников, которые, окружив путников, проводили их до самого
города. При виде всадников государыня стала вглядываться в их лица. Она
верила, что это "хорошие русские люди", прискакавшие на выручку, узнав,
что царя и императрицу куда-то увозят. Не подозревая, что их появление
вселило надежду в души пленников, всадники проводили их до вокзала, где
уже стоял специальный поезд. Комиссар Яковлев посадил царя и императрицу в
вагон первого класса, а сам вместе со своим оператором отправился на
телеграф, откуда послал депешу в Тобольск: "Едем благополучно. Христос с
нами. Как здоровье маленького. Яковлев". Хотя телеграмма и была подписана
комиссаром, в Тобольске знали, кто в действительности составил ее текст.
Затем уполномоченный наладил связь с Москвой.
Выйдя из помещения телеграфа, Яковлев принимает необычное решение.
Поняв из телеграфных разговоров с Кремлем и бесед в Тюмени, что
Екатеринбург состав его в Москву не пропустит, он решает ехать на восток,
а не на запад. Таким образом можно добраться до Омска, а оттуда - на южную
ветку Великого Сибирского пути и по нему, через Челябинск, Уфу и Самару,
попасть в Москву. Вернувшись в вагон, комиссар сообщает узникам о своих
намерениях. В пять утра, с потушенными огнями, состав уходит из Тюмени в
сторону Омска. Но Яковлев забывает упомянуть, что за Омском лежат тысячи
верст свободного пути к Тихому океану.
Едва состав покинул Тюмень, Екатеринбургский совдеп узнал, что поезд
ушел по направлению к Омску. Состоялось срочное заседание президиума
исполкома. Президиум Уральского совета под председательством Белобородова
(Вайсбарта) объявил Яковлева "изменником делу революции" и поставил его
вне закона. По проводам ушел призыв под грифом "всем, всем, всем" к
местным органам власти и партийным организациям. Откликнувшись на призыв
Уральского совдепа, Западносибирский совдеп принимает меры к тому, чтобы
остановить состав Яковлева, не получив иных указаний из Москвы. На узловую
станцию Куломзино, находящуюся в ста верстах от Омска, посылается конный
отряд. Там Яковлеву сообщают, что он объявлен изменником. Отцепив паровоз
с одним вагоном, Яковлев оставляет поезд с царем и императрицей под
охраной отряда и едет в Омск. Переговоры с Западносибирским советом
оказались безрезультатными, и Яковлев по прямому проводу ведет переговоры
со Свердловым, объясняя ему, почему он изменил маршрут. Свердлов ответил,
что придется подчиниться обстоятельствам и ехать в Екатеринбург, чтобы
сдать узников Уральскому совету. Расстроенный Яковлев вернулся к поезду и
сообщил царю и императрице: "Мне приказано отвезти вас в Екатеринбург".
Николай Александрович ответил: "Я бы поехал куда угодно, только не на
Урал. Судя по местным газетам, уральские рабочие настроены резко против
меня".
Как отнестись к этой запутанной истории, в которой много
противоречивых намерений, зловещих интриг, то и дело меняющихся решений?
Позднее, когда В.В.Яковлев перешел на сторону войск Колчака [(По словам Н.
А.Соколова, осенью 1918 года Яковлев обратился к чешскому генералу Шениху
(чехи были настроены антимонархически)] с просьбой принять его в ряды
белых войск. Как писал Р.Вильтон в книге "Последние дни Романовых",
"судебный следователь Соколов, узнав о его, Яковлева, присутствии и боясь
упустить случай, сейчас же послал одного доверенного офицера
(Б.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190