Пропасть фруктовых садов.
Они начинают богатеть, а, главное, непостижимо чудовищное множество
крохотных детей-младенцев. Все будущие подданные. Все это преисполняет
меня радости и веры в Божье милосердие; я должен с доверием и спокойствием
ожидать того, что припасено для России", - писал он императрице.
Во время поездок, когда он был лишен возможности размяться, царь
разрешал проблему тем, что занимался на спортивных снарядах, установленных
в вагоне. Он писал, что трапеция оказалась очень практичной и удобной. Он
подтягивался на ней по нескольку раз перед трапезой. По его словам, такой
снаряд - превосходное устройство, удобное для железнодорожных путешествий,
позволяющее полировать кровь и встряхнуть весь организм. Забавное это
зрелище: пока царский поезд мчался мимо запыленных селений и станций,
запруженных любопытствующими верноподданными, царь-батюшка, зацепившись
ногами за перекладину, раскачивался на своей трапеции.
Осенью 1915 года царь привез в Ставку одиннадцатилетнего наследника.
Решение это было необычным - не только из-за юного возраста цесаревича, но
и по причине его гемофилии. Однако решение императора не было
скоропалительным, оно было давно обдуманным и мудрым.
Необходимо было во что бы то ни стало поднять боевой дух русской
армии, понесшей тяжелый урон и отступавшей в продолжении всего лета. Сам
император неоднократно посещал войска, и появление государя, символа
Святой Руси, повсюду вызывало огромный энтузиазм. Царь надеялся, что
появление рядом с ним наследника еще больше поднимет слабеющий боевой дух
солдат.
Главное, император думал о далеком будущем, когда престол займет его
сын. До сих пор воспитание отличалось от того, которое необходимо
наследнику престола. Цесаревич жил в уединенном мирке, населенном, главным
образом, любящими его женщинами.
Привезя сына из душной атмосферы дворца в Ставку, где его окружали
бородатые, пахнущие кожей портупей военные, император рассчитывал
расширить кругозор будущего монарха.
Большого труда стоило императрице отпустить сына с отцом. Ведь всю
жизнь ребенок был у нее на глазах; если же ему порой приходилось
отсутствовать, мать воображала себе невесть что. Во время поездок в Ставку
наследника сопровождали, как обычно, доктора Федоров и Деревенко, учитель
французского языка Жильяр и телохранители Деревенко и Нагорный. Однако
риск был велик, и императрица это хорошо понимала. Во время поездки
ребенок мог споткнуться и упасть в коридоре. Трясясь в моторе по грунтовым
дорогам, передвигаясь в зоне действия германских аэропланов, совершая
длительные переходы, выстаивая по несколько часов во время смотра войск,
он вынужден был переносить такие перегрузки, какие не позволил бы испытать
пациенту-гемофилику ни один врач. В письмах императрицы царю сквозит
тревога за сына: "Позаботься о том, чтобы Маленький Алексей не уставал,
лазая по ступенькам. Он может совершать продолжительные прогулки...
Маленький любит копаться в земле и работать, он такой сильный и забывает,
что ему нужно быть осторожным... Позаботься о руке Бэби, не разрешай ему
бегать по поезду, чтобы он не повредил себе руки... Прежде чем ты придешь
к решению, поговори с мсье Жильяром, он такой толковый и все так хорошо
знает о Бэби." Каждый вечер, в девять часов, императрица шла в комнату
сына и словно бы вместе с ним молилась. Опустившись на колени, она просила
Господа вернуть ей сына живым и невредимым.
Однажды, когда Жильяр вернулся в Царское Село, оставив ученика в
Ставке, государыня объяснила наставнику причину, по которой она отпустила
сына с государем.
"После обеда мы вышли на террасу, - писал учитель наследника. - Был
чудный, тихий, теплый вечер. Ее Величество прилегла на кушетку, она и две
ее дочери вязали шерстяные изделия для солдат. Другие две Великих Княжны
шили. Главным предметом нашего разговора был, естественно, Алексей
Николаевич, о котором они хотели знать все мельчайшие подробности...
Императрица с удивившей меня откровенностью сказала, что Государь много
страдал всю свою жизнь от природной застенчивости и от того, что его
слишком долго держали вдали от дел, вследствие чего, после внезапной
кончины Александра III, он чувствовал себя очень плохо подготовленным к
обязанностям монарха. Вот почему он дал себе обещание, прежде всего, не
повторять тех же ошибок в воспитании своего сына".
Скрепя сердце, императрица согласилась с супругом. Да и самому
цесаревичу не терпелось вырваться из Александровского дворца. Вот уже
много месяцев самое большое удовольствие он получал от поездок на
"моторе", удаляясь верст на двадцать от Царского Села. "Мы выезжали тотчас
после завтрака, - вспоминал Жильяр, - часто останавливаясь у въезда
встречных деревень, чтобы смотреть, как работают крестьяне. Алексей
Николаевич любил их расспрашивать; они отвечали ему со свойственными
русскому мужику добродушием и простотой, совершенно не подозревая, с кем
они разговаривали. Железные дороги в пригородах Петрограда также
привлекали внимание Алексея Николаевича. Он очень живо интересовался
движением на маленьких станциях, которые мы проезжали, работами по ремонту
путей, мостов и т.д. Дворцовая полиция забеспокоилась насчет этих
прогулок, которые происходили вне района ее охраны... Каждый день, выезжая
из парка, мы неизбежно видели автомобиль, который несся вслед за нами.
Одним из наибольших удовольствий Алексея Николаевича было заставить его
потерять наш след".
Для живого, умного одиннадцатилетнего мальчика поездка в Ставку
означала редкостное приключение. Однажды октябрьским утром 1915 года
цесаревич, одетый в солдатскую форму, полный радостных ожиданий, поцеловал
мать и поднялся в вагон царского поезда. Не успев добраться до Ставки,
Алексей Николаевич впервые присутствовал на смотру войск, отправляющихся
на фронт. "В Режице... Государь сделал смотр войскам, отведенным с фронта...
Алексей Николаевич шаг за шагом следовал за отцом, слушая со странным
интересом рассказы этих людей, которые столько раз видели близость смерти,
- писал швейцарец. - Его обычно выразительное и подвижное лицо было полно
напряжения от усилия, которое он делал, чтобы не пропустить ни одного
слова из того, что они рассказывали. Присутствие Наследника рядом с
Государем возбуждало интерес в солдатах, и когда он отошел, слышно было,
как они шепотом обменивались впечатлениями о его возрасте, росте,
выражении лица и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
Они начинают богатеть, а, главное, непостижимо чудовищное множество
крохотных детей-младенцев. Все будущие подданные. Все это преисполняет
меня радости и веры в Божье милосердие; я должен с доверием и спокойствием
ожидать того, что припасено для России", - писал он императрице.
Во время поездок, когда он был лишен возможности размяться, царь
разрешал проблему тем, что занимался на спортивных снарядах, установленных
в вагоне. Он писал, что трапеция оказалась очень практичной и удобной. Он
подтягивался на ней по нескольку раз перед трапезой. По его словам, такой
снаряд - превосходное устройство, удобное для железнодорожных путешествий,
позволяющее полировать кровь и встряхнуть весь организм. Забавное это
зрелище: пока царский поезд мчался мимо запыленных селений и станций,
запруженных любопытствующими верноподданными, царь-батюшка, зацепившись
ногами за перекладину, раскачивался на своей трапеции.
Осенью 1915 года царь привез в Ставку одиннадцатилетнего наследника.
Решение это было необычным - не только из-за юного возраста цесаревича, но
и по причине его гемофилии. Однако решение императора не было
скоропалительным, оно было давно обдуманным и мудрым.
Необходимо было во что бы то ни стало поднять боевой дух русской
армии, понесшей тяжелый урон и отступавшей в продолжении всего лета. Сам
император неоднократно посещал войска, и появление государя, символа
Святой Руси, повсюду вызывало огромный энтузиазм. Царь надеялся, что
появление рядом с ним наследника еще больше поднимет слабеющий боевой дух
солдат.
Главное, император думал о далеком будущем, когда престол займет его
сын. До сих пор воспитание отличалось от того, которое необходимо
наследнику престола. Цесаревич жил в уединенном мирке, населенном, главным
образом, любящими его женщинами.
Привезя сына из душной атмосферы дворца в Ставку, где его окружали
бородатые, пахнущие кожей портупей военные, император рассчитывал
расширить кругозор будущего монарха.
Большого труда стоило императрице отпустить сына с отцом. Ведь всю
жизнь ребенок был у нее на глазах; если же ему порой приходилось
отсутствовать, мать воображала себе невесть что. Во время поездок в Ставку
наследника сопровождали, как обычно, доктора Федоров и Деревенко, учитель
французского языка Жильяр и телохранители Деревенко и Нагорный. Однако
риск был велик, и императрица это хорошо понимала. Во время поездки
ребенок мог споткнуться и упасть в коридоре. Трясясь в моторе по грунтовым
дорогам, передвигаясь в зоне действия германских аэропланов, совершая
длительные переходы, выстаивая по несколько часов во время смотра войск,
он вынужден был переносить такие перегрузки, какие не позволил бы испытать
пациенту-гемофилику ни один врач. В письмах императрицы царю сквозит
тревога за сына: "Позаботься о том, чтобы Маленький Алексей не уставал,
лазая по ступенькам. Он может совершать продолжительные прогулки...
Маленький любит копаться в земле и работать, он такой сильный и забывает,
что ему нужно быть осторожным... Позаботься о руке Бэби, не разрешай ему
бегать по поезду, чтобы он не повредил себе руки... Прежде чем ты придешь
к решению, поговори с мсье Жильяром, он такой толковый и все так хорошо
знает о Бэби." Каждый вечер, в девять часов, императрица шла в комнату
сына и словно бы вместе с ним молилась. Опустившись на колени, она просила
Господа вернуть ей сына живым и невредимым.
Однажды, когда Жильяр вернулся в Царское Село, оставив ученика в
Ставке, государыня объяснила наставнику причину, по которой она отпустила
сына с государем.
"После обеда мы вышли на террасу, - писал учитель наследника. - Был
чудный, тихий, теплый вечер. Ее Величество прилегла на кушетку, она и две
ее дочери вязали шерстяные изделия для солдат. Другие две Великих Княжны
шили. Главным предметом нашего разговора был, естественно, Алексей
Николаевич, о котором они хотели знать все мельчайшие подробности...
Императрица с удивившей меня откровенностью сказала, что Государь много
страдал всю свою жизнь от природной застенчивости и от того, что его
слишком долго держали вдали от дел, вследствие чего, после внезапной
кончины Александра III, он чувствовал себя очень плохо подготовленным к
обязанностям монарха. Вот почему он дал себе обещание, прежде всего, не
повторять тех же ошибок в воспитании своего сына".
Скрепя сердце, императрица согласилась с супругом. Да и самому
цесаревичу не терпелось вырваться из Александровского дворца. Вот уже
много месяцев самое большое удовольствие он получал от поездок на
"моторе", удаляясь верст на двадцать от Царского Села. "Мы выезжали тотчас
после завтрака, - вспоминал Жильяр, - часто останавливаясь у въезда
встречных деревень, чтобы смотреть, как работают крестьяне. Алексей
Николаевич любил их расспрашивать; они отвечали ему со свойственными
русскому мужику добродушием и простотой, совершенно не подозревая, с кем
они разговаривали. Железные дороги в пригородах Петрограда также
привлекали внимание Алексея Николаевича. Он очень живо интересовался
движением на маленьких станциях, которые мы проезжали, работами по ремонту
путей, мостов и т.д. Дворцовая полиция забеспокоилась насчет этих
прогулок, которые происходили вне района ее охраны... Каждый день, выезжая
из парка, мы неизбежно видели автомобиль, который несся вслед за нами.
Одним из наибольших удовольствий Алексея Николаевича было заставить его
потерять наш след".
Для живого, умного одиннадцатилетнего мальчика поездка в Ставку
означала редкостное приключение. Однажды октябрьским утром 1915 года
цесаревич, одетый в солдатскую форму, полный радостных ожиданий, поцеловал
мать и поднялся в вагон царского поезда. Не успев добраться до Ставки,
Алексей Николаевич впервые присутствовал на смотру войск, отправляющихся
на фронт. "В Режице... Государь сделал смотр войскам, отведенным с фронта...
Алексей Николаевич шаг за шагом следовал за отцом, слушая со странным
интересом рассказы этих людей, которые столько раз видели близость смерти,
- писал швейцарец. - Его обычно выразительное и подвижное лицо было полно
напряжения от усилия, которое он делал, чтобы не пропустить ни одного
слова из того, что они рассказывали. Присутствие Наследника рядом с
Государем возбуждало интерес в солдатах, и когда он отошел, слышно было,
как они шепотом обменивались впечатлениями о его возрасте, росте,
выражении лица и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190