Над дверными проемами во всех
помещениях, куда заходил великий князь, были прикреплены листки белой
бумаги, напоминавшие саженного роста генералиcсимусу, что следует
пригибаться.
Британский военный атташе в Петрограде генерал сэр Джон
Хенбери-Вильямс, приехавший в Ставку на поезде великого князя, оставался
там вплоть до отречения государя. В дневнике, который генерал вел все эти
два с половиной года, дается яркая картина жизни в генеральном штабе
русской императорской армии во время первой мировой войны: "Мы все ходили
молиться в маленькую деревянную церковь, построенную на территории Ставки.
Гвардейцы и лейб-казаки... в полевых гимнастерках и длинных серых шинелях,
стояли не шевелясь, похожие на статуи, установленные в сосновом лесу.
Неожиданно раздавались звуки рожков, и в дали появлялся великий князь
Николай Николаевич - суровое лицо, высоко поднятая голова. Обожаемый всей
армией, в которую и сам был влюблен - это была личность почти мистическая...
Дойдя до шеренги, он поворачивался лицом к военным и, глядя им прямо
в глаза, приветствовал всех, невзирая на чины, общим приветствием:
"Здорово, молодцы!" С грохотом отсалютовав оружием, те дружно отвечали...
Потом все мы чинно входили в церковь".
Государь любил приезжать в Ставку, где царила эта суровая и
мужественная атмосфера. Когда вереница синих вагонов с золотыми двуглавыми
орлами на бортах останавливалась возле великокняжеского состава, император
с радостью погружался в армейские будни. Ему по душе была деловая
обстановка, царившая в Ставке, нравилось, как четко отдаются и выполняются
распоряжения; он любил профессиональные разговоры в офицерской столовой,
простую жизнь среди природы. Это напоминало государю его молодость, когда
его, тогда юного офицера, больше всего заботило одно: как бы не проспать и
не опоздать к утреннему построению. К тому же, здесь он отдыхал от
государственных забот и министров. Хотя государь всей душой был предан
жене и детям, такие поездки заставляли его забыть оторванный от внешнего
мира, тесный, по существу, женский, мирок Царского Села.
Во время визитов в Ставку император старался никаким образом не
ущемить права великого князя. Сидя рядом с главнокомандующим во время
утренних совещаний, царь играл роль почетного гостя. Оба выслушивали
доклады о боевых действиях, происходивших накануне, оба склонялись над
простынями карт Польши, Восточной Пруссии и Галиции, изучая красные и
синие линии, обозначающие позиции противоборствующих армий. Но когда
следовало отдать приказ, царь умолкал, предоставляя возможность
действовать великому князю.
Во время одного из таких приездов, когда император чувствовал себя
раскрепощенным, генерал Хенбери-Вильямс впервые встретил его."В 2.30 меня
вызвали к императору, - писал он. - Возле двери царского вагона я встретил
двух громадного роста лейб-казаков... На императоре была простая армейская
гимнастерка, синие бриджи и высокие сапоги. Он стоял за конторкой. После
того, как я отдал ему честь, царь подошел ко мне и тепло пожал руку. Я был
поражен его удивительным внешним сходством с нашим монархом и его манерой
улыбаться. При этом лицо осветилось, словно оно испытывает истинное
удовольствие от встречи со мной. Он прежде всего осведомился о здоровье
нашего короля, королевы и королевской семьи... Николая II я представлял
себе грустным, озабоченным монархом, согбенным под бременем
государственных и иных забот. Увидел же перед собой светлое, умное,
счастливое лицо, лицо человека, не лишенного юмора и проводящего много
времени на открытом воздухе".
Пища в Ставке была простой и обильной: разного рода закуски, ростбиф,
йоркширский пудинг, водка и вина. Водка, по словам Хенбери-Вильямса,
прошлась по его пищеводу "точно факельное шествие". За столом в окружении
офицеров, к которым он относился, как к своим сослуживцам, император вел
себя непринужденно, не то что среди придворных, где его связывали
всяческие условности. Однажды он дал свой анализ различий между Россией и
Соединенными Штатами:
"Сегодня за обедом Е.И.В. [его императорское величество] завел
разговор об империях и республиках, - писал английский генерал. - Смолоду
он считал, что на него возложена огромная ответственность, и народы,
которыми он правил, столь многочисленны и настолько отличаются друг от
друга расой и темпераментом, настолько непохожи на западных европейцев,
что без императора им не обойтись. Первая же его поездка на Кавказ,
произведшая на него неизгладимое впечатление, укрепила его в этом мнении.
Соединенные Штаты, указал царь, совсем другая страна, и параллели
между двумя государствами неуместны. Что же касается России, то, благодаря
множеству проблем и сложностей, существующих здесь, воображению, горячему
религиозному чувству, привычкам и обычаям, монархия - для нее насущная
необходимость. Так, по его мнению, будет продолжаться еще долгое время.
Разумеется, некоторая децентрализация власти неизбежна, но решающее слово
должно оставаться за монархом. Полномочия Государственной Думы должны
укрепляться постепенно из-за сложности распространения образования среди
широких масс подданных".
Что касается личной роли самодержца, то, признался Николай II,
отдавая какое-то приказание, он не был уверен в том, что оно будет
выполнено. Зачастую, видя, что какое-то его распоряжение выполнено
недобросовестно, он замечал, обращаясь к британскому атташе: "Видите, что
значит быть самодержцем".
Живя в Ставке, царь любил совершать продолжительные прогулки по
проселочным дорогам, предварительно обследованными казачьими разъездами. В
теплую погоду катался на гребной лодке по Днепру. Иногда приглашал на
лодочные состязания других офицеров. Император любил выигрывать гонки, но
выбирал себе лишь достойных соперников.
В ноябре 1914 года император, покинув Ставку, отправился на Южный
Кавказ, где русские войска сражались с турками.
"Мы едем по живописному краю... с красивыми, высокими горами по одну
сторону и степями - по другую... На каждой станции платформы набиты
народом, особенно детьми; их целые тысячи... Мы катим вдоль берега
Каспийского моря; глаза отдыхают глядеть на голубую даль: она напоминала
мне наше Черное море... Невдалеке горы, чудесно освещенные солнцем..." -
Проезжая по Кубани, государь восхищался ее людьми и их богатыми фруктовыми
садами."Великолепен и богат этот край казаков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
помещениях, куда заходил великий князь, были прикреплены листки белой
бумаги, напоминавшие саженного роста генералиcсимусу, что следует
пригибаться.
Британский военный атташе в Петрограде генерал сэр Джон
Хенбери-Вильямс, приехавший в Ставку на поезде великого князя, оставался
там вплоть до отречения государя. В дневнике, который генерал вел все эти
два с половиной года, дается яркая картина жизни в генеральном штабе
русской императорской армии во время первой мировой войны: "Мы все ходили
молиться в маленькую деревянную церковь, построенную на территории Ставки.
Гвардейцы и лейб-казаки... в полевых гимнастерках и длинных серых шинелях,
стояли не шевелясь, похожие на статуи, установленные в сосновом лесу.
Неожиданно раздавались звуки рожков, и в дали появлялся великий князь
Николай Николаевич - суровое лицо, высоко поднятая голова. Обожаемый всей
армией, в которую и сам был влюблен - это была личность почти мистическая...
Дойдя до шеренги, он поворачивался лицом к военным и, глядя им прямо
в глаза, приветствовал всех, невзирая на чины, общим приветствием:
"Здорово, молодцы!" С грохотом отсалютовав оружием, те дружно отвечали...
Потом все мы чинно входили в церковь".
Государь любил приезжать в Ставку, где царила эта суровая и
мужественная атмосфера. Когда вереница синих вагонов с золотыми двуглавыми
орлами на бортах останавливалась возле великокняжеского состава, император
с радостью погружался в армейские будни. Ему по душе была деловая
обстановка, царившая в Ставке, нравилось, как четко отдаются и выполняются
распоряжения; он любил профессиональные разговоры в офицерской столовой,
простую жизнь среди природы. Это напоминало государю его молодость, когда
его, тогда юного офицера, больше всего заботило одно: как бы не проспать и
не опоздать к утреннему построению. К тому же, здесь он отдыхал от
государственных забот и министров. Хотя государь всей душой был предан
жене и детям, такие поездки заставляли его забыть оторванный от внешнего
мира, тесный, по существу, женский, мирок Царского Села.
Во время визитов в Ставку император старался никаким образом не
ущемить права великого князя. Сидя рядом с главнокомандующим во время
утренних совещаний, царь играл роль почетного гостя. Оба выслушивали
доклады о боевых действиях, происходивших накануне, оба склонялись над
простынями карт Польши, Восточной Пруссии и Галиции, изучая красные и
синие линии, обозначающие позиции противоборствующих армий. Но когда
следовало отдать приказ, царь умолкал, предоставляя возможность
действовать великому князю.
Во время одного из таких приездов, когда император чувствовал себя
раскрепощенным, генерал Хенбери-Вильямс впервые встретил его."В 2.30 меня
вызвали к императору, - писал он. - Возле двери царского вагона я встретил
двух громадного роста лейб-казаков... На императоре была простая армейская
гимнастерка, синие бриджи и высокие сапоги. Он стоял за конторкой. После
того, как я отдал ему честь, царь подошел ко мне и тепло пожал руку. Я был
поражен его удивительным внешним сходством с нашим монархом и его манерой
улыбаться. При этом лицо осветилось, словно оно испытывает истинное
удовольствие от встречи со мной. Он прежде всего осведомился о здоровье
нашего короля, королевы и королевской семьи... Николая II я представлял
себе грустным, озабоченным монархом, согбенным под бременем
государственных и иных забот. Увидел же перед собой светлое, умное,
счастливое лицо, лицо человека, не лишенного юмора и проводящего много
времени на открытом воздухе".
Пища в Ставке была простой и обильной: разного рода закуски, ростбиф,
йоркширский пудинг, водка и вина. Водка, по словам Хенбери-Вильямса,
прошлась по его пищеводу "точно факельное шествие". За столом в окружении
офицеров, к которым он относился, как к своим сослуживцам, император вел
себя непринужденно, не то что среди придворных, где его связывали
всяческие условности. Однажды он дал свой анализ различий между Россией и
Соединенными Штатами:
"Сегодня за обедом Е.И.В. [его императорское величество] завел
разговор об империях и республиках, - писал английский генерал. - Смолоду
он считал, что на него возложена огромная ответственность, и народы,
которыми он правил, столь многочисленны и настолько отличаются друг от
друга расой и темпераментом, настолько непохожи на западных европейцев,
что без императора им не обойтись. Первая же его поездка на Кавказ,
произведшая на него неизгладимое впечатление, укрепила его в этом мнении.
Соединенные Штаты, указал царь, совсем другая страна, и параллели
между двумя государствами неуместны. Что же касается России, то, благодаря
множеству проблем и сложностей, существующих здесь, воображению, горячему
религиозному чувству, привычкам и обычаям, монархия - для нее насущная
необходимость. Так, по его мнению, будет продолжаться еще долгое время.
Разумеется, некоторая децентрализация власти неизбежна, но решающее слово
должно оставаться за монархом. Полномочия Государственной Думы должны
укрепляться постепенно из-за сложности распространения образования среди
широких масс подданных".
Что касается личной роли самодержца, то, признался Николай II,
отдавая какое-то приказание, он не был уверен в том, что оно будет
выполнено. Зачастую, видя, что какое-то его распоряжение выполнено
недобросовестно, он замечал, обращаясь к британскому атташе: "Видите, что
значит быть самодержцем".
Живя в Ставке, царь любил совершать продолжительные прогулки по
проселочным дорогам, предварительно обследованными казачьими разъездами. В
теплую погоду катался на гребной лодке по Днепру. Иногда приглашал на
лодочные состязания других офицеров. Император любил выигрывать гонки, но
выбирал себе лишь достойных соперников.
В ноябре 1914 года император, покинув Ставку, отправился на Южный
Кавказ, где русские войска сражались с турками.
"Мы едем по живописному краю... с красивыми, высокими горами по одну
сторону и степями - по другую... На каждой станции платформы набиты
народом, особенно детьми; их целые тысячи... Мы катим вдоль берега
Каспийского моря; глаза отдыхают глядеть на голубую даль: она напоминала
мне наше Черное море... Невдалеке горы, чудесно освещенные солнцем..." -
Проезжая по Кубани, государь восхищался ее людьми и их богатыми фруктовыми
садами."Великолепен и богат этот край казаков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190