Одновременно они получают чешское или французское трофейное
обмундирование и клички вместо имен.
Лансдорф расположился в одной из комнат "штаба Вали" с возможным для
этого казарменного помещения комфортом. Пол и тахту устилали пушистые
ковры, через стеклянные дверцы шкафа были видны пестрые корешки английских
и французских книг, по углам стояли два торшера, и все это, особенно цветы
повсюду, делало комнату уютной. Докладывая, Вайс приветливо глядел в сухое
лицо Лансдорфа, но не видел ни тонких, поджатых губ, ни тонкого носа, ни
впалых, сиреневых после бритья щек, ни крутого лба с большими залысинами:
он только чутко следил, как менялось выражение выпуклых, по-стариковски
вылинявших, но не утративших живого блеска глаз своего начальника.
Лансдорф лежал на тахте, подложив руку под голову, и не изменил позы,
когда вошел Вайс. Он был в пижаме и английского происхождения теплом
халате из верблюжьей шерсти. На ногах меховые шведские домашние туфли.
Верхний свет был погашен, и яркая лампа торшера освещала только лицо
Вайса. И Вайс понимал, что не случайно стул, на который предложил ему
сесть Лансдорф, стоял под торшером, и хотя резкий свет раздражал глаза, он
и не подумал передвинуть стул.
"Прием довольно-таки дубоватый для такого маститого разведчика, как
Лансдорф", - отметил Вайс.
Столь же примитивным было выражение скуки и равнодушия, с каким
Лансдорф, казалось бы, невнимательно слушал Вайса, и иронические замечания
по поводу его доклада: ефрейтор оказался чрезмерно наивен в своем
восхищении деятельностью капитана Дитриха, его умом и прожектами. Однако
он не прерывал Вайса, когда тот приписывал Дитриху кое-какие соображения,
чтобы выяснить реакцию Лансдорфа на них.
И он говорил, что капитан Дитрих проявил тонкую и глубокую
наблюдательность и совершенно прав, считая, что русские военнопленные, с
легкостью согласившиеся стать предателями, с такой же легкостью могут
изменить Германии. И трусость их и низость - не очень надежная порука,
едва ли можно сформировать из этих военнопленных готовых на все агентов.
Ориентироваться только на подобных людей - значит избрать наиболее легкий
путь. Но легкий путь не всегда приводит к цели.
- Что ты предлагаешь? - перебил Лансдорф своим тусклым, ровным
голосом.
- Я? Ничего. Просто я говорю о том, что мне довелось слышать.
Произнеся эти слова, Иоганн напряженно думал, каким способом вернее
внушить Лансдорфу, что, кроме людей, рекомендуемых гестапо, абверовцы
должны сами отбирать в разведывательнодиверсионные школы наиболее
подходящих военнопленных. При этом условии Иоганну будет несколько легче
отыскать и определить в школу людей, которые ему нужны, чтобы начать
опасную, но такую необходимую сейчас его Родине работу: предотвращать
злодеяния агентов абвера и спасать тех, кто окажется готовым к борьбе,
способным на подвиг.
И, нащупывая почву, он заметил несколько неопределенно:
- Капитан Дитрих высказывал предположение, что, опасаясь возмездия со
стороны других заключенных, некоторые только из самосохранения чуждаются
контактов с нами. И это не что иное, как специфическая форма маскировки, а
для такой маскировки нужны ум, выдержка, выносливость, - именно те
качества, которые требуются от агента.
Лансдорф живо поднял голову. пристально взглянул на Вайса, процедил
сквозь зубы:
- Это, пожалуй, оригинально. Во всяком случае, не шаблонно... - И
задумался. Но тут же, не желая показать, что это соображение его
заинтересовало, устало прикрыл белые веки, пожаловался: - Эта неустойчивая
погода - то заморозки, то оттепель - действует на меня расслабляюще. В
моем возрасте люди становятся чувствительны ко всяким переменам. - Тут он
зябко передернул плечами и с томным видом откинулся на подушки. Но на душе
у него было тревожно, неспокойно.
На днях он сам допрашивал пленного советского офицера, почти своего
ровестника. Пленный был сухощавый, подтянутый человек с твердым, спокойным
лицом. Обращал на себя внимание пронзительный взгляд его несколько
поблекших серых глаз в морщинистых веках.Офцера доставили к Лансдорфу из
госпиталя, где ему поспешно наложили швы на раны, только с тем, чтобы
сделать его транспортабельным. Переливание крови и введение в вену
тонизирующих средств на короткое время придали пленному физические силы,
которых он уже совсем почти лишился: жизнь его угасала, он был крайне
слаб. И все же ценой невероятного нервного напряжения он проявил редкое
самообладание, и нельзя было заметить, что всего только сутки назад этот
человек лежал на хирургическом столе.
Пленный не отказался ни от предложенной ему Лансдорфом рюмки коньяку,
ни от сигареты.
Держался он со спокойным достоинством, которое можно было бы счесть
за наглость, если бы в его поведении чувствовался хотя бы малейший оттенок
наигрыша.
Дать какие-либо сведения он решительно отказался. Пожав плечами,
сказал с усмешкой:
- Мне кажется, я достаточно утомил более молодых и энергичных, чем
вы, следователей, которые полностью ознакомили меня со всеми приемами
гестаповской техники. - Осведомился: - Или вы хотите применить нечто
исключительное? Так не теряйте времени.
Лансдорф взглянул на часы.
- Через сорок минут вас расстреляют. - Объяснил вежливо: - Я допустил
эту откровенность с вами только потому, что как офицер, ценю мужество, кто
бы им не обладал.
- Ах, так! - усмехнулся пленный и спросил вызывающе: - Вы не
находите, что это похоже на капитуляцию?
- С чьей стороны?
- С вашей, конечно!
- Не надо бравировать.
- А почему?
- Ну, все-таки смерть - это единственное, с чем стоит считаться
всерьез.
- О! Вы склонны к отвлеченностям.
- А вы?
Пленный офцер кивнул на переводчика, спросил Лансдорфа:
- Вам хочется, чтобы он потом восторженно рассказывал вашим
подчиненным о ваших банальных рассуждениях?
- О ваших, - обиженно возразил Лансдорф. - Именно о ваших. Умереть за
родину - чего уж банальней!
- Ну что ж, - сказал офцер, - вы сможете избежать такой банальности,
когда мы будем допрашивать вас.
- Вы верите в загробную жизнь?
- Ну хорошо, когда наши будут допрашивать вас.
- А вы серьезно допускаете подобную версию? Я был бы вам очень
обязан, если бы вы пояснили, какие есть возможности для ее осуществления.
- Бросьте! Бросьте! - дважды строго повторил офицер. - Это же наивный
прием.
- Допустим. - Лансдорф снова взглянул на часы, показал пальцем на
циферблат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307
обмундирование и клички вместо имен.
Лансдорф расположился в одной из комнат "штаба Вали" с возможным для
этого казарменного помещения комфортом. Пол и тахту устилали пушистые
ковры, через стеклянные дверцы шкафа были видны пестрые корешки английских
и французских книг, по углам стояли два торшера, и все это, особенно цветы
повсюду, делало комнату уютной. Докладывая, Вайс приветливо глядел в сухое
лицо Лансдорфа, но не видел ни тонких, поджатых губ, ни тонкого носа, ни
впалых, сиреневых после бритья щек, ни крутого лба с большими залысинами:
он только чутко следил, как менялось выражение выпуклых, по-стариковски
вылинявших, но не утративших живого блеска глаз своего начальника.
Лансдорф лежал на тахте, подложив руку под голову, и не изменил позы,
когда вошел Вайс. Он был в пижаме и английского происхождения теплом
халате из верблюжьей шерсти. На ногах меховые шведские домашние туфли.
Верхний свет был погашен, и яркая лампа торшера освещала только лицо
Вайса. И Вайс понимал, что не случайно стул, на который предложил ему
сесть Лансдорф, стоял под торшером, и хотя резкий свет раздражал глаза, он
и не подумал передвинуть стул.
"Прием довольно-таки дубоватый для такого маститого разведчика, как
Лансдорф", - отметил Вайс.
Столь же примитивным было выражение скуки и равнодушия, с каким
Лансдорф, казалось бы, невнимательно слушал Вайса, и иронические замечания
по поводу его доклада: ефрейтор оказался чрезмерно наивен в своем
восхищении деятельностью капитана Дитриха, его умом и прожектами. Однако
он не прерывал Вайса, когда тот приписывал Дитриху кое-какие соображения,
чтобы выяснить реакцию Лансдорфа на них.
И он говорил, что капитан Дитрих проявил тонкую и глубокую
наблюдательность и совершенно прав, считая, что русские военнопленные, с
легкостью согласившиеся стать предателями, с такой же легкостью могут
изменить Германии. И трусость их и низость - не очень надежная порука,
едва ли можно сформировать из этих военнопленных готовых на все агентов.
Ориентироваться только на подобных людей - значит избрать наиболее легкий
путь. Но легкий путь не всегда приводит к цели.
- Что ты предлагаешь? - перебил Лансдорф своим тусклым, ровным
голосом.
- Я? Ничего. Просто я говорю о том, что мне довелось слышать.
Произнеся эти слова, Иоганн напряженно думал, каким способом вернее
внушить Лансдорфу, что, кроме людей, рекомендуемых гестапо, абверовцы
должны сами отбирать в разведывательнодиверсионные школы наиболее
подходящих военнопленных. При этом условии Иоганну будет несколько легче
отыскать и определить в школу людей, которые ему нужны, чтобы начать
опасную, но такую необходимую сейчас его Родине работу: предотвращать
злодеяния агентов абвера и спасать тех, кто окажется готовым к борьбе,
способным на подвиг.
И, нащупывая почву, он заметил несколько неопределенно:
- Капитан Дитрих высказывал предположение, что, опасаясь возмездия со
стороны других заключенных, некоторые только из самосохранения чуждаются
контактов с нами. И это не что иное, как специфическая форма маскировки, а
для такой маскировки нужны ум, выдержка, выносливость, - именно те
качества, которые требуются от агента.
Лансдорф живо поднял голову. пристально взглянул на Вайса, процедил
сквозь зубы:
- Это, пожалуй, оригинально. Во всяком случае, не шаблонно... - И
задумался. Но тут же, не желая показать, что это соображение его
заинтересовало, устало прикрыл белые веки, пожаловался: - Эта неустойчивая
погода - то заморозки, то оттепель - действует на меня расслабляюще. В
моем возрасте люди становятся чувствительны ко всяким переменам. - Тут он
зябко передернул плечами и с томным видом откинулся на подушки. Но на душе
у него было тревожно, неспокойно.
На днях он сам допрашивал пленного советского офицера, почти своего
ровестника. Пленный был сухощавый, подтянутый человек с твердым, спокойным
лицом. Обращал на себя внимание пронзительный взгляд его несколько
поблекших серых глаз в морщинистых веках.Офцера доставили к Лансдорфу из
госпиталя, где ему поспешно наложили швы на раны, только с тем, чтобы
сделать его транспортабельным. Переливание крови и введение в вену
тонизирующих средств на короткое время придали пленному физические силы,
которых он уже совсем почти лишился: жизнь его угасала, он был крайне
слаб. И все же ценой невероятного нервного напряжения он проявил редкое
самообладание, и нельзя было заметить, что всего только сутки назад этот
человек лежал на хирургическом столе.
Пленный не отказался ни от предложенной ему Лансдорфом рюмки коньяку,
ни от сигареты.
Держался он со спокойным достоинством, которое можно было бы счесть
за наглость, если бы в его поведении чувствовался хотя бы малейший оттенок
наигрыша.
Дать какие-либо сведения он решительно отказался. Пожав плечами,
сказал с усмешкой:
- Мне кажется, я достаточно утомил более молодых и энергичных, чем
вы, следователей, которые полностью ознакомили меня со всеми приемами
гестаповской техники. - Осведомился: - Или вы хотите применить нечто
исключительное? Так не теряйте времени.
Лансдорф взглянул на часы.
- Через сорок минут вас расстреляют. - Объяснил вежливо: - Я допустил
эту откровенность с вами только потому, что как офицер, ценю мужество, кто
бы им не обладал.
- Ах, так! - усмехнулся пленный и спросил вызывающе: - Вы не
находите, что это похоже на капитуляцию?
- С чьей стороны?
- С вашей, конечно!
- Не надо бравировать.
- А почему?
- Ну, все-таки смерть - это единственное, с чем стоит считаться
всерьез.
- О! Вы склонны к отвлеченностям.
- А вы?
Пленный офцер кивнул на переводчика, спросил Лансдорфа:
- Вам хочется, чтобы он потом восторженно рассказывал вашим
подчиненным о ваших банальных рассуждениях?
- О ваших, - обиженно возразил Лансдорф. - Именно о ваших. Умереть за
родину - чего уж банальней!
- Ну что ж, - сказал офцер, - вы сможете избежать такой банальности,
когда мы будем допрашивать вас.
- Вы верите в загробную жизнь?
- Ну хорошо, когда наши будут допрашивать вас.
- А вы серьезно допускаете подобную версию? Я был бы вам очень
обязан, если бы вы пояснили, какие есть возможности для ее осуществления.
- Бросьте! Бросьте! - дважды строго повторил офицер. - Это же наивный
прием.
- Допустим. - Лансдорф снова взглянул на часы, показал пальцем на
циферблат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307