Ведь служащим запрещалось говорить с клиентами
только о том, что относилось к другим постояльцам "Адлона". Все прочие
темы не были запретны. Но потом, когда я переселился в "Кайзергоф" и
заходил иногда в бар "Адлона", Франц, оскорбленный этой изменой, перестал
узнавать меня.
- А вам тогда удалось хоть раз увидеть Гитлера?
- Я даже беседовал с ним, - усмехнулся Барышев.
- Каким образом?
- Очень просто: купил "Майн кампф" и, когда Гитлер проходил через
вестибюль со свитой своих головорезов, почтительно попросил у него
автограф.
- И он согласился?
- А как же! Иностранец в смокинге - и вдруг читает его стряпню. Это
тогда было редкостью.
- О чем же он говорил с вами?
- Мне важно было не ч т о, а к а к
о н г о в о р и т. Хотелось выяснить психологический тип, способность
к логике и последовательность мышления.
- И что же?
- Психическая неуравновешенность, крайняя ограниченность,
самоупоенность, склонность к жестокости, свойственная натурам, страдающим
болезненной мнительностью и возбудимостью. Все это теперь уже не новость.
Иоганн восстановил в памяти этот рассказ Барышева и, вглядываясь в
лицо Франца, с радостью узнавал знакомые ему по фотографии черты.
Фотография была сделана давно, и Франц выглядел на ней значительно моложе.
В этот же день Вайс подвергся медицинскому обследованию. Но врача,
по-видимому, меньше всего интересовало его здоровье.
Предложив Иоганну раздеться, врач подошел к нему и начал диктовать
своему помощнику-стенографу анатомические сведения с такой подробностью,
будто производилась опись каких-то вещей.
От первого врача Вайс перешел ко второму. На этот раз обследование
заняло значительно больше времени и причинило немало беспокойтства.
Происходило оно в подвале, превращенном в бомбоубежище. Усадив Вайса, этот
врач прежде всего предложил ему прочесть страницу машинописного текста,
содержавшего множество цифр и названий, а сам встал за его спиной. Не
успел Вайс дочитать до конца, как врач внезапно выстрелил у него над
головой из пистолета и одновременно вышиб из-под него стул. И потребовал,
чтобы Вайс тут же повторил все, что прочел. Внимательно подсчитав удары
пульса на руке пациента, врач изумился.
- Черт возьми! - воскликнул он. - У вас феноменальная память и
чудовищное самообладание!
И то и другое помогло Иоганну прийти к кое-каким выводам. В свое
время он искусно навел Штейнглица на воспоминания о том, какой проверке
еще в догитлеровские времена подвергали агентов при отборе в высшие
разведывательные школы.
Выходит, техника испытаний осталась прежней.
А потом врач сделал уколы в икры Вайсу. И хотя слепящая боль так
свела его мышцы судорогой, что хотелось вопить, он, превозмогая себя,
сипло читал вслух какую-то статью из предложенной ему газеты.
Врач задумчиво смотрел на часы. А когда Иоганну показалось, что от
мучительной боли у него уже раскалывается череп, врач наклонился и снова
сделал уколы, от которых боль быстро утихла.
Проникшись, по-видимому, уважением к Вайсу, он сказал поощрительно:
- Ну, если вы и попадете в чужие руки, я уверен, при допросе у вас
хватит самообладания давать только правдивые сведения, но такие, которые
уже известны противнику.
- Я не собираюсь сдаваться живым, - высокомерно объявил Вайс.
- Это поможет вам избежать пыток, если вы окажетесь в затруднительном
положении. Так вам удастся скрыть самые важные, неизвестные противнику
сведения, которые в ином случае из вас, несомненно, вытянули бы
длительными пытками. - Произнес поучительно: - Есть определенный предел
терпению любого человека, как бы тверд и закален он ни был. - Помолчал и
закончил: - Если, конечно, сама природа не позаботится о нем и не лишит
его рассудка.
Гестаповцы Гиммлера не раз перехватывали зарубежных агентов
Риббентропа, когда те прибывали в Берлин с чрезвычайно важными сведениями.
Агентов умерщвляли, предварительно выкачав из них все возможное, а
доставку сведений гестапо приписывало себе. Таким же образом исчезло
несколько крупных агентов абвера, и потом не Канарис, а Гиммлер доложил
фюреру о материалах, которые могли раздобыть только эти сгинувшие без
следа агенты Канариса.
Вайс слышал обо всем этом, и откровенность врача обрадовала его.
Значит, его испытывают на пригодность к определенного рода службе, а все
остальное не вызывает сомнения.
Франц поучал Вайса, как избежать наблюдения за собой, какими
способами хранить секретные документы в крошечных контейнерах,
изготавливаемых из предметов самого обычного обихода, и с помощью каких
приемов можно мгновенно уничтожить эти документы.
Первые дни Вайс никуда не выходил, завтрак, обед и ужин аккуратно
доставляли в его комнату. Но спустя некоторое время ему предоставили
возможность общаться с другими обитателями коттеджей. В большинстве это
были люди среднего возраста, и печать усталости, глубокой, сосредоточенной
озабоченности лежала на их лицах.
Знакомясь, называли только имя. Все до одного были безукоризненно
воспитаны, чрезвычайно вежливы, и хотя среди них были и молодые люди и
несколько привлекательных девушек, все тут относились друг к другу с
полным безразличием, которое свидетельствовало, что работа поглощает их
целиком и полностью, не оставляя места ни для каких других эмоций.
Старшим здесь, как не сразу удалось установить Вайсу, оказался
сутулый, с тяжелой, шаркающей походкой, чахлый, медлительный и молчаливый
человек с глубоко ввалившимися глазами и тихим голосом. Звали его Густав.
Держал он себя со всеми одинаково ровно, да и его как будто бы никто
особо не отличал от прочих. Но стоило Густаву сказать кому-либо несколько
самых незначительных слов, как лицо человека, к которому он обратился,
мгновенно принимало выражение безупречного послушания.
Да, люди здесь были предельно вымуштрованы.
В одном из флигелей размещалась великолепная справочная библиотека с
картохранилищем и читальней. Каждый столик в этой читальне был огражден
ширмой, что лишало возможности выяснить, над какого рода материалами
ведется работа.
Покидать расположение разрешалось, нужно было только точно сообщить
Францу время возвращения. Никакой военной охраны не было: ее функции
выполняли привратники, садовники, дворники.
Почти во всех комнатах стояли телефонные аппараты, но включались они
в общую сеть через местный коммутатор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307
только о том, что относилось к другим постояльцам "Адлона". Все прочие
темы не были запретны. Но потом, когда я переселился в "Кайзергоф" и
заходил иногда в бар "Адлона", Франц, оскорбленный этой изменой, перестал
узнавать меня.
- А вам тогда удалось хоть раз увидеть Гитлера?
- Я даже беседовал с ним, - усмехнулся Барышев.
- Каким образом?
- Очень просто: купил "Майн кампф" и, когда Гитлер проходил через
вестибюль со свитой своих головорезов, почтительно попросил у него
автограф.
- И он согласился?
- А как же! Иностранец в смокинге - и вдруг читает его стряпню. Это
тогда было редкостью.
- О чем же он говорил с вами?
- Мне важно было не ч т о, а к а к
о н г о в о р и т. Хотелось выяснить психологический тип, способность
к логике и последовательность мышления.
- И что же?
- Психическая неуравновешенность, крайняя ограниченность,
самоупоенность, склонность к жестокости, свойственная натурам, страдающим
болезненной мнительностью и возбудимостью. Все это теперь уже не новость.
Иоганн восстановил в памяти этот рассказ Барышева и, вглядываясь в
лицо Франца, с радостью узнавал знакомые ему по фотографии черты.
Фотография была сделана давно, и Франц выглядел на ней значительно моложе.
В этот же день Вайс подвергся медицинскому обследованию. Но врача,
по-видимому, меньше всего интересовало его здоровье.
Предложив Иоганну раздеться, врач подошел к нему и начал диктовать
своему помощнику-стенографу анатомические сведения с такой подробностью,
будто производилась опись каких-то вещей.
От первого врача Вайс перешел ко второму. На этот раз обследование
заняло значительно больше времени и причинило немало беспокойтства.
Происходило оно в подвале, превращенном в бомбоубежище. Усадив Вайса, этот
врач прежде всего предложил ему прочесть страницу машинописного текста,
содержавшего множество цифр и названий, а сам встал за его спиной. Не
успел Вайс дочитать до конца, как врач внезапно выстрелил у него над
головой из пистолета и одновременно вышиб из-под него стул. И потребовал,
чтобы Вайс тут же повторил все, что прочел. Внимательно подсчитав удары
пульса на руке пациента, врач изумился.
- Черт возьми! - воскликнул он. - У вас феноменальная память и
чудовищное самообладание!
И то и другое помогло Иоганну прийти к кое-каким выводам. В свое
время он искусно навел Штейнглица на воспоминания о том, какой проверке
еще в догитлеровские времена подвергали агентов при отборе в высшие
разведывательные школы.
Выходит, техника испытаний осталась прежней.
А потом врач сделал уколы в икры Вайсу. И хотя слепящая боль так
свела его мышцы судорогой, что хотелось вопить, он, превозмогая себя,
сипло читал вслух какую-то статью из предложенной ему газеты.
Врач задумчиво смотрел на часы. А когда Иоганну показалось, что от
мучительной боли у него уже раскалывается череп, врач наклонился и снова
сделал уколы, от которых боль быстро утихла.
Проникшись, по-видимому, уважением к Вайсу, он сказал поощрительно:
- Ну, если вы и попадете в чужие руки, я уверен, при допросе у вас
хватит самообладания давать только правдивые сведения, но такие, которые
уже известны противнику.
- Я не собираюсь сдаваться живым, - высокомерно объявил Вайс.
- Это поможет вам избежать пыток, если вы окажетесь в затруднительном
положении. Так вам удастся скрыть самые важные, неизвестные противнику
сведения, которые в ином случае из вас, несомненно, вытянули бы
длительными пытками. - Произнес поучительно: - Есть определенный предел
терпению любого человека, как бы тверд и закален он ни был. - Помолчал и
закончил: - Если, конечно, сама природа не позаботится о нем и не лишит
его рассудка.
Гестаповцы Гиммлера не раз перехватывали зарубежных агентов
Риббентропа, когда те прибывали в Берлин с чрезвычайно важными сведениями.
Агентов умерщвляли, предварительно выкачав из них все возможное, а
доставку сведений гестапо приписывало себе. Таким же образом исчезло
несколько крупных агентов абвера, и потом не Канарис, а Гиммлер доложил
фюреру о материалах, которые могли раздобыть только эти сгинувшие без
следа агенты Канариса.
Вайс слышал обо всем этом, и откровенность врача обрадовала его.
Значит, его испытывают на пригодность к определенного рода службе, а все
остальное не вызывает сомнения.
Франц поучал Вайса, как избежать наблюдения за собой, какими
способами хранить секретные документы в крошечных контейнерах,
изготавливаемых из предметов самого обычного обихода, и с помощью каких
приемов можно мгновенно уничтожить эти документы.
Первые дни Вайс никуда не выходил, завтрак, обед и ужин аккуратно
доставляли в его комнату. Но спустя некоторое время ему предоставили
возможность общаться с другими обитателями коттеджей. В большинстве это
были люди среднего возраста, и печать усталости, глубокой, сосредоточенной
озабоченности лежала на их лицах.
Знакомясь, называли только имя. Все до одного были безукоризненно
воспитаны, чрезвычайно вежливы, и хотя среди них были и молодые люди и
несколько привлекательных девушек, все тут относились друг к другу с
полным безразличием, которое свидетельствовало, что работа поглощает их
целиком и полностью, не оставляя места ни для каких других эмоций.
Старшим здесь, как не сразу удалось установить Вайсу, оказался
сутулый, с тяжелой, шаркающей походкой, чахлый, медлительный и молчаливый
человек с глубоко ввалившимися глазами и тихим голосом. Звали его Густав.
Держал он себя со всеми одинаково ровно, да и его как будто бы никто
особо не отличал от прочих. Но стоило Густаву сказать кому-либо несколько
самых незначительных слов, как лицо человека, к которому он обратился,
мгновенно принимало выражение безупречного послушания.
Да, люди здесь были предельно вымуштрованы.
В одном из флигелей размещалась великолепная справочная библиотека с
картохранилищем и читальней. Каждый столик в этой читальне был огражден
ширмой, что лишало возможности выяснить, над какого рода материалами
ведется работа.
Покидать расположение разрешалось, нужно было только точно сообщить
Францу время возвращения. Никакой военной охраны не было: ее функции
выполняли привратники, садовники, дворники.
Почти во всех комнатах стояли телефонные аппараты, но включались они
в общую сеть через местный коммутатор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307