А все крупные европейские уголовники- профессионалы уже
давно усвоили практику разделения труда, осуществляемую посредством
строжайшей дисциплины и организованности.
Эрнст Гаген настоятельно говирил Вайсу:
- Заметьте, Иоганн, - русские по большей части лишены практицизма и
элементарной житейской мудрости. Кстати, эту черту гениально подметил
Достоевский, а большевики развили ее до крайности. Мы даем здесь этим
людям определенные профессиональные знания. Дальнейшее воспитание делает
их до некоторой степени пригодными для службы. Специфика ее в том, что
отпадаеи надобность в различного рода нравственных представлениях. Я хочу
сказать, что они получают освобождение от многих норм, выработанных для
того, чтобы личность была строго привязана к таким условностям, как
понятие родины, долга, чести и прочего.
Человек6 вербуемый в одной стране для нужд другой страны,
освобождается от национальной привязанности, политического эгоизма и
преданно, как никто другой, служит собственным интересам, самому себе.
Именно такое осознание своего назначения присуще лучшим агентам,
завербованным нами в различных европейских странах. А эти русские
переживают какую-то трагедию, не спят, нервничают, и совсем не потому, что
они будут подвергаться опасности, когда их забросят в тыл. Нет, Они ищут
самооправдания. В чем? В том, что, следуя логике обстоятельств, они
поступили разумно и в качестве побежденных оказались на службе у
победителей!
И, вы заметьте, совсем не многие из них спрашивают о форме
вознаграждения. Вначале мне это казалось подозрительным. Но потом я
убедился, что они настолько поглощены болезненнр чувствительными
воспоминаниями о своем прошлом, что не способны не только трезво, житейски
интересоваться своим будущим, но даже достаточно четко оценить свое
сегодняшнее, преимущественное положение по сравнению с тем, в каком
находятся их же соотечественники в наших концлагерях. Они не способны
понять, внушить себе то, что при подобных обстоятельствах приходит в
голову любому нормальному человеку. Если они согласились быть извлеченными
из лагерей, значит, мы их спасли от смерти. Значит, их жизнь принадлежит
нам. Они лишились права собственности на свою жизнь, как лишается права на
собственность банкрот. Но мы возвращаем им жизнь, их собственность,
сохраняя за собой только право разумного и целесообразного ее
использования.
- Вы не пробовали внушить им это? - поинтересовался Вайс.
Гаген произнес задумчиво:
- Пробовал. Беседовал с одним в подобном духе, но мне показалось, он
слушал меня, как христианин может слушать язычника.
- Простите, я не понял, - сказал Вайс, хотя он и понял: ему хотелось
уточнить слова Гагена. - Ведь в большинстве они атеисты.
- Я не в буквальном, а в переносном смысле употребил слово
"христианин" - как синоним некоей исступленной веры.
- И кто это был?
- Я не помнб, - уклонился от ответа Гаген и добавил строго: - Это
говорит о том, что даже здесь попадаются экземпляры столь же редкостные,
сколь и нежелательные.
- Смею вам возразить, - сказал Иоганн. - Среди них имеются отличные
экземпляры - несомненные ненавистники советской государственности.
- Вы имеете в виду тех, кто прибыл к нам из Бельчинской,
Брайтенфуртской и Нойкуренской подготовительных школ?
Вайс кивнул.
Гаген снова задумался.
- Самые ценные среди них из белоэмигрантов - националисты. Из идеи
являются наиболее действенным подрывным средством для порабощения нами
того народа, который они представляют. Испытанный метод Англии разделять,
чтобы властвовать, подтверждает эту истину. Но все они, в сущности
фанатикифантазеры.
- Почему фантазеры?
- A потому, - наставительно объяснил Гаген, - что эти
националистические элементы нужны нам сейчас только для того, чтобы
использовать их на оккупированных территориях. Они нужны нам для
разложения противника, для ослабления его единства. Но в дальнейшем
существование националистов станет несовместимым с германизацией и
колонизацией национальных территорий даже в том случае, если мы будем
рассматривать эти территории только как экспортное пространство и сырьевые
придатки или, уже абсолютно либерально, как неких сателлитов.
Это же в равной мере относится к монархистам и к тем, кто полагает,
что с помощью немецкой армии в России будет реставрировано
буржуазно-демократическое правление в духе Керенского.
- А почему бы и нет?
- А потому, - сердито сказал Гаген, - что межнациональный Советский
Союз состоит из наций, которые на практике испытали выгодность этого
союза. И они уже привыкли исчислять свою мощь и величие совокупностью
общей экономики и, пользуясь выгодой этой совокупной экономики, привыкли к
определенному уровню жизни и правовому равенству.
- И что же?
- А то, что рубить их на куски, надеясь, что эти куски не будут
стремиться к воссоединению, - это все равно как пытаться клинком
опустошить водоем.
- Какой же может быть путь?
- Я полагаю, - твердо произнес Гаген, - тот единственный, который мы
избрали в отношении этой страны. И если некоторым подход фюрера к решению
проблемы казался раньше слишком прямолинейным, то теперь мы убеждены:
другого пути нет и не может быть. Только применяя крайнюю степень насилия,
можно сохранить эти территории за рейхом. Нужно опустошить гигантский
человеческий резервуар, и опустошить самым решительным образом. А то, что
останется на дне, использовать как вспомогательную рабочую силу, регулируя
рождаемость так, чтобы в будущем нам ничто не могло угрожать потопом. -
Добавил наставительно: - Поймите, мой молодой друг: нации, находящиеся
долговременно под влиянием советского устройства и вскормленные его
плодами, подобны Ромулу и Рему, вскормленным волчицей.
Волчицу можно убить, но ее молоко уже всосано. И те, которые, попав к
нам, называют эту волчицу зверем и, призывая ее к убийству, зверствуют над
теми, кто почитает ее матерью, могут рассчитывать на поддержку только
отдельных индивидуумов. Но не на племя.
- На кого же нам тогда полагаться?
Гаген улыбнулся и сказал, подчеркивая снисходительной улыбкой
превосходство своей логики:
- Именно на этих националистов, поддерживая у них иллюзии
самостийного сепаратизма, буржуазно-демократического реставраторства, и на
тех, кто принимал здесь участие в казнях своих соотечественников, чем
пожизненно закрепил себя за нашей службой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307
давно усвоили практику разделения труда, осуществляемую посредством
строжайшей дисциплины и организованности.
Эрнст Гаген настоятельно говирил Вайсу:
- Заметьте, Иоганн, - русские по большей части лишены практицизма и
элементарной житейской мудрости. Кстати, эту черту гениально подметил
Достоевский, а большевики развили ее до крайности. Мы даем здесь этим
людям определенные профессиональные знания. Дальнейшее воспитание делает
их до некоторой степени пригодными для службы. Специфика ее в том, что
отпадаеи надобность в различного рода нравственных представлениях. Я хочу
сказать, что они получают освобождение от многих норм, выработанных для
того, чтобы личность была строго привязана к таким условностям, как
понятие родины, долга, чести и прочего.
Человек6 вербуемый в одной стране для нужд другой страны,
освобождается от национальной привязанности, политического эгоизма и
преданно, как никто другой, служит собственным интересам, самому себе.
Именно такое осознание своего назначения присуще лучшим агентам,
завербованным нами в различных европейских странах. А эти русские
переживают какую-то трагедию, не спят, нервничают, и совсем не потому, что
они будут подвергаться опасности, когда их забросят в тыл. Нет, Они ищут
самооправдания. В чем? В том, что, следуя логике обстоятельств, они
поступили разумно и в качестве побежденных оказались на службе у
победителей!
И, вы заметьте, совсем не многие из них спрашивают о форме
вознаграждения. Вначале мне это казалось подозрительным. Но потом я
убедился, что они настолько поглощены болезненнр чувствительными
воспоминаниями о своем прошлом, что не способны не только трезво, житейски
интересоваться своим будущим, но даже достаточно четко оценить свое
сегодняшнее, преимущественное положение по сравнению с тем, в каком
находятся их же соотечественники в наших концлагерях. Они не способны
понять, внушить себе то, что при подобных обстоятельствах приходит в
голову любому нормальному человеку. Если они согласились быть извлеченными
из лагерей, значит, мы их спасли от смерти. Значит, их жизнь принадлежит
нам. Они лишились права собственности на свою жизнь, как лишается права на
собственность банкрот. Но мы возвращаем им жизнь, их собственность,
сохраняя за собой только право разумного и целесообразного ее
использования.
- Вы не пробовали внушить им это? - поинтересовался Вайс.
Гаген произнес задумчиво:
- Пробовал. Беседовал с одним в подобном духе, но мне показалось, он
слушал меня, как христианин может слушать язычника.
- Простите, я не понял, - сказал Вайс, хотя он и понял: ему хотелось
уточнить слова Гагена. - Ведь в большинстве они атеисты.
- Я не в буквальном, а в переносном смысле употребил слово
"христианин" - как синоним некоей исступленной веры.
- И кто это был?
- Я не помнб, - уклонился от ответа Гаген и добавил строго: - Это
говорит о том, что даже здесь попадаются экземпляры столь же редкостные,
сколь и нежелательные.
- Смею вам возразить, - сказал Иоганн. - Среди них имеются отличные
экземпляры - несомненные ненавистники советской государственности.
- Вы имеете в виду тех, кто прибыл к нам из Бельчинской,
Брайтенфуртской и Нойкуренской подготовительных школ?
Вайс кивнул.
Гаген снова задумался.
- Самые ценные среди них из белоэмигрантов - националисты. Из идеи
являются наиболее действенным подрывным средством для порабощения нами
того народа, который они представляют. Испытанный метод Англии разделять,
чтобы властвовать, подтверждает эту истину. Но все они, в сущности
фанатикифантазеры.
- Почему фантазеры?
- A потому, - наставительно объяснил Гаген, - что эти
националистические элементы нужны нам сейчас только для того, чтобы
использовать их на оккупированных территориях. Они нужны нам для
разложения противника, для ослабления его единства. Но в дальнейшем
существование националистов станет несовместимым с германизацией и
колонизацией национальных территорий даже в том случае, если мы будем
рассматривать эти территории только как экспортное пространство и сырьевые
придатки или, уже абсолютно либерально, как неких сателлитов.
Это же в равной мере относится к монархистам и к тем, кто полагает,
что с помощью немецкой армии в России будет реставрировано
буржуазно-демократическое правление в духе Керенского.
- А почему бы и нет?
- А потому, - сердито сказал Гаген, - что межнациональный Советский
Союз состоит из наций, которые на практике испытали выгодность этого
союза. И они уже привыкли исчислять свою мощь и величие совокупностью
общей экономики и, пользуясь выгодой этой совокупной экономики, привыкли к
определенному уровню жизни и правовому равенству.
- И что же?
- А то, что рубить их на куски, надеясь, что эти куски не будут
стремиться к воссоединению, - это все равно как пытаться клинком
опустошить водоем.
- Какой же может быть путь?
- Я полагаю, - твердо произнес Гаген, - тот единственный, который мы
избрали в отношении этой страны. И если некоторым подход фюрера к решению
проблемы казался раньше слишком прямолинейным, то теперь мы убеждены:
другого пути нет и не может быть. Только применяя крайнюю степень насилия,
можно сохранить эти территории за рейхом. Нужно опустошить гигантский
человеческий резервуар, и опустошить самым решительным образом. А то, что
останется на дне, использовать как вспомогательную рабочую силу, регулируя
рождаемость так, чтобы в будущем нам ничто не могло угрожать потопом. -
Добавил наставительно: - Поймите, мой молодой друг: нации, находящиеся
долговременно под влиянием советского устройства и вскормленные его
плодами, подобны Ромулу и Рему, вскормленным волчицей.
Волчицу можно убить, но ее молоко уже всосано. И те, которые, попав к
нам, называют эту волчицу зверем и, призывая ее к убийству, зверствуют над
теми, кто почитает ее матерью, могут рассчитывать на поддержку только
отдельных индивидуумов. Но не на племя.
- На кого же нам тогда полагаться?
Гаген улыбнулся и сказал, подчеркивая снисходительной улыбкой
превосходство своей логики:
- Именно на этих националистов, поддерживая у них иллюзии
самостийного сепаратизма, буржуазно-демократического реставраторства, и на
тех, кто принимал здесь участие в казнях своих соотечественников, чем
пожизненно закрепил себя за нашей службой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307