- И погасил настольную лампу.
Но за окнами еще было светло. Как ни старался Барышев, уснуть не
смог. Искоса приоткрыв глаза, увидел, что Белов спит. Лицо у него было
спокойное, безмятежное, и дышал он ровно. "Волевой парень, - завистливо
подумал Барышев. И еще он подумал так же завистливо: - А может, это
молодость? Ведь молодому легче справиться с трудностями, чем человеку,
обремененному годами". И потом он уже с гордость подумал о своей работе:
"Большая она и бесконечно тонкая, сложная и требует человечности в той же
мере, как и беспощадности ко всему бесчеловечному на земле".
Белов не спал. Он только вежливо притворялся спящим, ради успокоения
Барышева.
Гибель Зубова потрясла его, но за эти годы он так научился
перебарывать себя, подавлять свои чувства, что даже теперь, в присутствии
Барышева, как бы автоматически, безотчетно не выдавал того, что пережил
при этом известии. И сейчас, лежа недвижимо, с закрытыми глазами, он думал
о Зубове, с пронзительной, напряженной ясностью видя его таким, каким он
был в то тихое раннее утро, когда они купались в озере Ванзее.
Зубов спросил его вдруг:
"Ты хотел бы прожить сверхсрочно, ну хотя бы до ста? - И тут же
заявил: - А я бы не возражал!"
И вот нет уже Зубова. Но он, как бы не покоряясь смерти, продолжал
свое существование в сознании Белова, став его вечным, незримым спутником.
...Это был бомбардировщик, дослуживающий свою службу в качестве
транспортного самолета. Пилотировали его два младших лейтенанта - молодые
летчки, окончившие училище перед самым концом войны. И оттого, что на их
гимнастерках не было ни орденов, ни медалей, на нашивок за ранения, они
казались обмундированными не по форме. И то, что пилоты были очень молоды,
и то, что вся их экипировка была новенька, словно только сегодня из
цейхгауза, и то, что лица у них были чрезвычайно озабоченны, - все это
напоминало сидящим у бортов на алюминиевых откидных скамьях армейским
пассажирам, в большинстве старшим офицерам, их самих - таких, какими они
уходили на войну.
Плексигласовый колпак в потолке кабины, под которым некогда висел у
турели пулемета бортстрелок, был весь в пробоинах, залатанных перкалем;
крановые установки над бомболюками размонтированы, и на балке с болтами,
как на вешалке, висят плащи и фуражки.
Самолет летел над территорией Германии.
Пассажиры, неловко повернув шеи, косо сидели на металлических
откидных скамьях и смотрели вниз сквозь квадратные иллюминаторы,
запотевшие после взлета.
Солнечные лучи, почти отвесно падая на землю, освещали ее так
искусно, как это умели делать старые мастера в своих идиллических
пейзажах, полных изобильного цветения и земного плодородия.
С высоты земля действительно выглядела аккуратно и тщательно
возделанной. И домики с высокими черепичными крышами казались такими же
яркими, чистенькими и уютными, как на олеографиях в учебнике Глезера и
Петцольда, по которому задолго до войны изучали в школе немецкий язык
многие из тех, уже пожилых людей, что летели в самолете. И сейчас они
внимательно смотрели на эту землю, с которой природа и труд людей уже
начали стирать то, что некогда называлось плацдармами, рубежами, передним
краем, где происходили сражения с такой интенсивностью огня, что думалось,
почва оплавится и навечно застынет черной, остекленевшей, как базальт,
массой и ни былинки не взойдет на ней.
В этой войне человечество потеряло миллионы жизней. И среди погибших
были те, кто мог бы своим гением и трудом даровать людям величайшие
открытия, указать новые пути покорения природы, совершенствования
человека. Но они были убиты.
Германский фашизм выпестовали не одни немецкие империалисты - в
расчете на дележ добычи им тайно помогали их западные пайщики. В ходе
второй мировой войны эти пайщики не раз колебались, боясь упустить момент,
когда следует примкнуть к сильнейшему. И только разгром фашистских армий
положил конец колебаниям. Но не радость вызвала у них победа, а тревогу.
Советская Армия помогла народам оккупированных фашистами стран Европы,
сражавшимся в отрядах Сопротивления, изгнать оккупантов с их земли. И
теперь эти народы могли продолжать борьбу за социальную свободу.
Так и произошло в странах Восточной Европы - они стали
социалистическими. К этому же шли немцы, жившие на освобожденной Советской
Армией восточной территории Германии. И на этой территории советские
воинские части всячески стремились, чтобы страна быстрее поднялась из
развалин и народ ее, идя по избранному им пути, мог начать строить новую
Германию.
Вот почему большинство пассажиров так озабоченно и внимательно
смотрели в иллюминаторы: самолет летел над Германией, на полях которой
поднимались всходы нового урожая - первого после войны хлеба.
Смотрел в теплый от солнца иллюминатор и Александр Белов. На его
гимнастерке, как и у молодых пилотов, не было ни орденов, ни медалей. И
обмундирование у него было такое же новенькое, как у них. Выбритая голова
со следами снятых швов, глубоко ввалившиеся глаза, скорбные морщины у губ,
седина у висков - все это невольно вызывало любопытство пассажиров.
По возрасту - фронтовик. Но нет ни одной награды, - значит, штрафник.
А может, бывший военнопленный, попавший в концлагерь в самом начале войны?
Когда сидевший рядом полковник осведомился, с какого года Белов на
фронте и в каких сражениях участвовал, тот несколько растерялся, потом
объяснил:
- Я, собственно, в тылу...
Полковник посмотрел на заметно впавшую грудь Белова и, снисходительно
застегивая пуговицу на кармашке его гимнастерки, заметил наставительно:
- Когда бывало туго, то, знаете, всех тыловиков под гребенку - на
передний край. И сражались. Многих я сам лично представил к
правительственным наградам.
- Да, конечно, - согласился Белов.
- Значит, в фашистских лагерях довелось побывать? - догадливо решил
полковник.
- Приходилось...
- И вынесли?
- Выходит, так, - сказал Белов.
Полковник повернулся к нему крутой спиной и больше уже не заводил
разговора.
Самолет вошел в облачность. Стало тускло, сумрачно.
Белов посмотрел на спину полковника и сразу вспомнил Зубова,
вспомнил, как тот, кряхтя, задрал на своей, такой же широкой спине
немецкий китель и попросил:
"А ну, погляди, чего у меня там. Не сильно, а? - И похвастал: - Он
меня ранил, но я его не убил, воздержался. Понимаешь, пожалел: уж очень
молоденький".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307
Но за окнами еще было светло. Как ни старался Барышев, уснуть не
смог. Искоса приоткрыв глаза, увидел, что Белов спит. Лицо у него было
спокойное, безмятежное, и дышал он ровно. "Волевой парень, - завистливо
подумал Барышев. И еще он подумал так же завистливо: - А может, это
молодость? Ведь молодому легче справиться с трудностями, чем человеку,
обремененному годами". И потом он уже с гордость подумал о своей работе:
"Большая она и бесконечно тонкая, сложная и требует человечности в той же
мере, как и беспощадности ко всему бесчеловечному на земле".
Белов не спал. Он только вежливо притворялся спящим, ради успокоения
Барышева.
Гибель Зубова потрясла его, но за эти годы он так научился
перебарывать себя, подавлять свои чувства, что даже теперь, в присутствии
Барышева, как бы автоматически, безотчетно не выдавал того, что пережил
при этом известии. И сейчас, лежа недвижимо, с закрытыми глазами, он думал
о Зубове, с пронзительной, напряженной ясностью видя его таким, каким он
был в то тихое раннее утро, когда они купались в озере Ванзее.
Зубов спросил его вдруг:
"Ты хотел бы прожить сверхсрочно, ну хотя бы до ста? - И тут же
заявил: - А я бы не возражал!"
И вот нет уже Зубова. Но он, как бы не покоряясь смерти, продолжал
свое существование в сознании Белова, став его вечным, незримым спутником.
...Это был бомбардировщик, дослуживающий свою службу в качестве
транспортного самолета. Пилотировали его два младших лейтенанта - молодые
летчки, окончившие училище перед самым концом войны. И оттого, что на их
гимнастерках не было ни орденов, ни медалей, на нашивок за ранения, они
казались обмундированными не по форме. И то, что пилоты были очень молоды,
и то, что вся их экипировка была новенька, словно только сегодня из
цейхгауза, и то, что лица у них были чрезвычайно озабоченны, - все это
напоминало сидящим у бортов на алюминиевых откидных скамьях армейским
пассажирам, в большинстве старшим офицерам, их самих - таких, какими они
уходили на войну.
Плексигласовый колпак в потолке кабины, под которым некогда висел у
турели пулемета бортстрелок, был весь в пробоинах, залатанных перкалем;
крановые установки над бомболюками размонтированы, и на балке с болтами,
как на вешалке, висят плащи и фуражки.
Самолет летел над территорией Германии.
Пассажиры, неловко повернув шеи, косо сидели на металлических
откидных скамьях и смотрели вниз сквозь квадратные иллюминаторы,
запотевшие после взлета.
Солнечные лучи, почти отвесно падая на землю, освещали ее так
искусно, как это умели делать старые мастера в своих идиллических
пейзажах, полных изобильного цветения и земного плодородия.
С высоты земля действительно выглядела аккуратно и тщательно
возделанной. И домики с высокими черепичными крышами казались такими же
яркими, чистенькими и уютными, как на олеографиях в учебнике Глезера и
Петцольда, по которому задолго до войны изучали в школе немецкий язык
многие из тех, уже пожилых людей, что летели в самолете. И сейчас они
внимательно смотрели на эту землю, с которой природа и труд людей уже
начали стирать то, что некогда называлось плацдармами, рубежами, передним
краем, где происходили сражения с такой интенсивностью огня, что думалось,
почва оплавится и навечно застынет черной, остекленевшей, как базальт,
массой и ни былинки не взойдет на ней.
В этой войне человечество потеряло миллионы жизней. И среди погибших
были те, кто мог бы своим гением и трудом даровать людям величайшие
открытия, указать новые пути покорения природы, совершенствования
человека. Но они были убиты.
Германский фашизм выпестовали не одни немецкие империалисты - в
расчете на дележ добычи им тайно помогали их западные пайщики. В ходе
второй мировой войны эти пайщики не раз колебались, боясь упустить момент,
когда следует примкнуть к сильнейшему. И только разгром фашистских армий
положил конец колебаниям. Но не радость вызвала у них победа, а тревогу.
Советская Армия помогла народам оккупированных фашистами стран Европы,
сражавшимся в отрядах Сопротивления, изгнать оккупантов с их земли. И
теперь эти народы могли продолжать борьбу за социальную свободу.
Так и произошло в странах Восточной Европы - они стали
социалистическими. К этому же шли немцы, жившие на освобожденной Советской
Армией восточной территории Германии. И на этой территории советские
воинские части всячески стремились, чтобы страна быстрее поднялась из
развалин и народ ее, идя по избранному им пути, мог начать строить новую
Германию.
Вот почему большинство пассажиров так озабоченно и внимательно
смотрели в иллюминаторы: самолет летел над Германией, на полях которой
поднимались всходы нового урожая - первого после войны хлеба.
Смотрел в теплый от солнца иллюминатор и Александр Белов. На его
гимнастерке, как и у молодых пилотов, не было ни орденов, ни медалей. И
обмундирование у него было такое же новенькое, как у них. Выбритая голова
со следами снятых швов, глубоко ввалившиеся глаза, скорбные морщины у губ,
седина у висков - все это невольно вызывало любопытство пассажиров.
По возрасту - фронтовик. Но нет ни одной награды, - значит, штрафник.
А может, бывший военнопленный, попавший в концлагерь в самом начале войны?
Когда сидевший рядом полковник осведомился, с какого года Белов на
фронте и в каких сражениях участвовал, тот несколько растерялся, потом
объяснил:
- Я, собственно, в тылу...
Полковник посмотрел на заметно впавшую грудь Белова и, снисходительно
застегивая пуговицу на кармашке его гимнастерки, заметил наставительно:
- Когда бывало туго, то, знаете, всех тыловиков под гребенку - на
передний край. И сражались. Многих я сам лично представил к
правительственным наградам.
- Да, конечно, - согласился Белов.
- Значит, в фашистских лагерях довелось побывать? - догадливо решил
полковник.
- Приходилось...
- И вынесли?
- Выходит, так, - сказал Белов.
Полковник повернулся к нему крутой спиной и больше уже не заводил
разговора.
Самолет вошел в облачность. Стало тускло, сумрачно.
Белов посмотрел на спину полковника и сразу вспомнил Зубова,
вспомнил, как тот, кряхтя, задрал на своей, такой же широкой спине
немецкий китель и попросил:
"А ну, погляди, чего у меня там. Не сильно, а? - И похвастал: - Он
меня ранил, но я его не убил, воздержался. Понимаешь, пожалел: уж очень
молоденький".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307