Он был убежден, что его
собственное будущее от этого никак не зависит. Давно, еще со времен
Сталинграда, он понял, что военное поражение рейха неизбежно. И сделал
ставку на Гиммлера. Если Гиммлер станет первым человеком в Германии, то
он, Шелленберг, будет вторым. Какой Германии - это теперь не имеет
значения. Но именно сейчас, в эти дни, для него все решалось. И поставки
фольксштурма - людей, которых, как дрова, грузили в вагоны и спешно
отправляли на Восточный фронт, - интересовали Шелленберга лишь постольку,
поскольку это могло замедлить продвижение Советской Армии. А ему
необходимо было выиграть время, чтобы завершить переговоры Гиммлера с
теми, кто взял на себя роль тайных дипломатических агентов западных
держав.
Канун падения гитлеровской Германии стал для Шелленберга как бы
вершиной всей его деятельности. От его ума и ловкости зависело сейчас,
будет ли он первым наперсником нового фюрера и вторым человеком в
Германии. Личная капитуляция Гиммлера была бы для него трагедией, большей
катастрофой, чем капитуляция Германии. Военное поражение рейха, по его
мнению, еще не означало политического поражения. Если действовать в этот
критический момент целеустремленно и решительно, можно выиграть для себя
лично великое будущее. Так он и действовал.
Все эти дни Шелленберг не покидал Гиммлера. Был необычайно бодр,
самоуверен и красноречиво разжигал воображение своего шефа упоительными
перспективами самодержавного единовластия.
В бомбоубежище Хоенлихена Шелленберг продемонстрировал Гиммлеру
кинопленку, на которой по его приказу один из агентов запечатлел фюрера с
помощью скрытой камеры.
Съемка производилась специальным, замедленным способом, который
позволил отчетливо и обстоятельно зафиксировать малейшие оттенки
физического сстояния Гитлера.
На сером экране перед ними, будто в аквариуме под водой, передвигался
в пространстве сутулый человек с бледным, рыхлым, оползшим лицом и нижними
веками, оттянутыми, как у дряхлого пса. Левая рука непроизвольно тряслась,
словно ласты у тюленя, правую он подносил к уху, прислушиваясь: слух его
значительно снизился после недавней операции. Вот он направился к столу.
Подошвы его штиблет как бы прилипали к полу, и от этого походка была
падающей, как у древнего старца. Взял лист бумаги и с трудом, будто
непомерную тяжесть, поднес к глазам. С глазами у Гитлера тоже было плохо,
и документы для него теперь печатали на специальной машинке с необычайно
крупным шрифтом.
Гиммлер передвинул стул ближе к экрану. Он смотрел на своего фюрера
молча, пытливо, с явным наслаждением.
Несколько дней назад Шелленберг беседовал о состоянии здоровья
Гитлера с профессором де Крини и директором психиатрической больницы
Шарите. Это были свои люди, и сведения, которые он получил, носили самый
обнадеживающий характер: состояние Гитлера безнадежно. Тогда он устроил
Гиммлеру свидание с де Крини и имперским руководителем здравоохранения
Конти. Гиммлер выслушал их напряженно и жадно, с полным пониманием: еще
прежде он прочел в медицинской энциклопедии статью о такой называемой
болезни Паркинсона - этот диагноз ставили Гитлеру.
Сейчас, когда просмотр кинопленки был закончен и в зале зажегся свет,
Гиммлер сказал с лицемерным сочувствием:
- Это все оттого, что фюрер ведет совершенно противоестественный
образ жизни: превращает ночь в день, оставляя для сна только два-три часа.
Его беспрерывная деятельность и постоянные взрывы бешенства изводят
окружающих и создают невыносимую атмосферу. - Признался: - Когда он меня
вызывает, я каждый раз испытываю смертелный страх - ведь в припадке ярости
ему ничего не стоит застрелить меня.
- Да, - согласился Шелленберг. - И если вы будете медлить, в один
прекрасный день ваш труп вывезут из бомбоубежища под рейхсканцелярией, как
уже было с другими.
Гиммлер побледнел, но по-прежнему лицемерно воскликнул:
- Погибнуть от руки фюрера - великая честь!
Шелленберг обладал железной выдержкой и терпением, но даже его иногда
обезоруживало это бесстыдное и теперь уже никому не нужное притворство.
Лицемерие было как бы второй натурой Гиммлера. Подписывая приказ об
"особом режиме" для десятков тысяч заключенных в концлагерях, он
жаловался:
- Если бы наши противники оказались более гуманными, они взяли бы на
себя затраты на содержание военнопленнных и сами снабжали их продуктами
питания. Не могу же я обрекать на голод немецкий народ, чтобы за его счет
откармливать этих бездельников.
Большинство медицинских экспериментов над заключенными производились
с его санкции. И, читая присланные ему палачамимедиками материалы об этих
экспериментах, Гиммлер говорил:
- Я забочусь о здоровье немецкого народа как никто другой. Испытания
различных новых препаратов на живом материале гарантируют нашу медицину от
ошибок при лечении людейу высшей расы.
С особым вниманием он следил за успехами эсэсовских медиков,
проводящих опыты стерилизации заключенных.
- Фюрер требует от нас, чтобы мы умерщвляли миллион славян в год. Но
я мечтатель. Мы можем обезопасить свое будущее: сохраним для себя рабочую
силу, но лишим ее опасной возможности размножения.
Гиммлер исступленно боялся, что Гитлеру станет известно о его тайных
переговорах с агентами западных держав. И накануне их прибытия в Хоенлихен
он притворился больным. Чтобы вызвать у Гиммлера порыв к активности,
Шелленберг даже решился припугнуть его. Сказал, что, по его данным,
Кальтенбруннер подозревает об этих переговорах Гиммлера. Сотни личных
агентов Кальтенбруннера рыскают вокруг Хоенлихена и охотятся за людьми
Шелленберга.
Тогда Гиммлер воскликнул раздраженно:
- Их нужно убивать, убивать на месте! - И уже мягче посоветовал: - А
тех наших агентов, которые не смогут с ними справиться, не привлекая
внимания, нужно немедленно ликвидировать и так составить материалы
следствия, чтобы было ясно: в наших рядах есть изменники и их уничтожают.
- Слушаюсь, - ответил на это Шелленберг.
Через несколько дней после просмотра кинопленки Гиммлер вызвал
Шелленберга в свое имение в Вустраве и, когда они гуляли по лесу, сказал:
- Шелленберг, мне кажется, что с Гитлером больше нечего делать. -
Спросил: - Вы верите диагнозу де Крини?
- Да, - ответил Шелленберг, - я, правда, давно не видел фюрера, но
мои наблюдения позволяют мне сделать вывод: сейчас настал последний момент
для того, чтобы начать действовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307
собственное будущее от этого никак не зависит. Давно, еще со времен
Сталинграда, он понял, что военное поражение рейха неизбежно. И сделал
ставку на Гиммлера. Если Гиммлер станет первым человеком в Германии, то
он, Шелленберг, будет вторым. Какой Германии - это теперь не имеет
значения. Но именно сейчас, в эти дни, для него все решалось. И поставки
фольксштурма - людей, которых, как дрова, грузили в вагоны и спешно
отправляли на Восточный фронт, - интересовали Шелленберга лишь постольку,
поскольку это могло замедлить продвижение Советской Армии. А ему
необходимо было выиграть время, чтобы завершить переговоры Гиммлера с
теми, кто взял на себя роль тайных дипломатических агентов западных
держав.
Канун падения гитлеровской Германии стал для Шелленберга как бы
вершиной всей его деятельности. От его ума и ловкости зависело сейчас,
будет ли он первым наперсником нового фюрера и вторым человеком в
Германии. Личная капитуляция Гиммлера была бы для него трагедией, большей
катастрофой, чем капитуляция Германии. Военное поражение рейха, по его
мнению, еще не означало политического поражения. Если действовать в этот
критический момент целеустремленно и решительно, можно выиграть для себя
лично великое будущее. Так он и действовал.
Все эти дни Шелленберг не покидал Гиммлера. Был необычайно бодр,
самоуверен и красноречиво разжигал воображение своего шефа упоительными
перспективами самодержавного единовластия.
В бомбоубежище Хоенлихена Шелленберг продемонстрировал Гиммлеру
кинопленку, на которой по его приказу один из агентов запечатлел фюрера с
помощью скрытой камеры.
Съемка производилась специальным, замедленным способом, который
позволил отчетливо и обстоятельно зафиксировать малейшие оттенки
физического сстояния Гитлера.
На сером экране перед ними, будто в аквариуме под водой, передвигался
в пространстве сутулый человек с бледным, рыхлым, оползшим лицом и нижними
веками, оттянутыми, как у дряхлого пса. Левая рука непроизвольно тряслась,
словно ласты у тюленя, правую он подносил к уху, прислушиваясь: слух его
значительно снизился после недавней операции. Вот он направился к столу.
Подошвы его штиблет как бы прилипали к полу, и от этого походка была
падающей, как у древнего старца. Взял лист бумаги и с трудом, будто
непомерную тяжесть, поднес к глазам. С глазами у Гитлера тоже было плохо,
и документы для него теперь печатали на специальной машинке с необычайно
крупным шрифтом.
Гиммлер передвинул стул ближе к экрану. Он смотрел на своего фюрера
молча, пытливо, с явным наслаждением.
Несколько дней назад Шелленберг беседовал о состоянии здоровья
Гитлера с профессором де Крини и директором психиатрической больницы
Шарите. Это были свои люди, и сведения, которые он получил, носили самый
обнадеживающий характер: состояние Гитлера безнадежно. Тогда он устроил
Гиммлеру свидание с де Крини и имперским руководителем здравоохранения
Конти. Гиммлер выслушал их напряженно и жадно, с полным пониманием: еще
прежде он прочел в медицинской энциклопедии статью о такой называемой
болезни Паркинсона - этот диагноз ставили Гитлеру.
Сейчас, когда просмотр кинопленки был закончен и в зале зажегся свет,
Гиммлер сказал с лицемерным сочувствием:
- Это все оттого, что фюрер ведет совершенно противоестественный
образ жизни: превращает ночь в день, оставляя для сна только два-три часа.
Его беспрерывная деятельность и постоянные взрывы бешенства изводят
окружающих и создают невыносимую атмосферу. - Признался: - Когда он меня
вызывает, я каждый раз испытываю смертелный страх - ведь в припадке ярости
ему ничего не стоит застрелить меня.
- Да, - согласился Шелленберг. - И если вы будете медлить, в один
прекрасный день ваш труп вывезут из бомбоубежища под рейхсканцелярией, как
уже было с другими.
Гиммлер побледнел, но по-прежнему лицемерно воскликнул:
- Погибнуть от руки фюрера - великая честь!
Шелленберг обладал железной выдержкой и терпением, но даже его иногда
обезоруживало это бесстыдное и теперь уже никому не нужное притворство.
Лицемерие было как бы второй натурой Гиммлера. Подписывая приказ об
"особом режиме" для десятков тысяч заключенных в концлагерях, он
жаловался:
- Если бы наши противники оказались более гуманными, они взяли бы на
себя затраты на содержание военнопленнных и сами снабжали их продуктами
питания. Не могу же я обрекать на голод немецкий народ, чтобы за его счет
откармливать этих бездельников.
Большинство медицинских экспериментов над заключенными производились
с его санкции. И, читая присланные ему палачамимедиками материалы об этих
экспериментах, Гиммлер говорил:
- Я забочусь о здоровье немецкого народа как никто другой. Испытания
различных новых препаратов на живом материале гарантируют нашу медицину от
ошибок при лечении людейу высшей расы.
С особым вниманием он следил за успехами эсэсовских медиков,
проводящих опыты стерилизации заключенных.
- Фюрер требует от нас, чтобы мы умерщвляли миллион славян в год. Но
я мечтатель. Мы можем обезопасить свое будущее: сохраним для себя рабочую
силу, но лишим ее опасной возможности размножения.
Гиммлер исступленно боялся, что Гитлеру станет известно о его тайных
переговорах с агентами западных держав. И накануне их прибытия в Хоенлихен
он притворился больным. Чтобы вызвать у Гиммлера порыв к активности,
Шелленберг даже решился припугнуть его. Сказал, что, по его данным,
Кальтенбруннер подозревает об этих переговорах Гиммлера. Сотни личных
агентов Кальтенбруннера рыскают вокруг Хоенлихена и охотятся за людьми
Шелленберга.
Тогда Гиммлер воскликнул раздраженно:
- Их нужно убивать, убивать на месте! - И уже мягче посоветовал: - А
тех наших агентов, которые не смогут с ними справиться, не привлекая
внимания, нужно немедленно ликвидировать и так составить материалы
следствия, чтобы было ясно: в наших рядах есть изменники и их уничтожают.
- Слушаюсь, - ответил на это Шелленберг.
Через несколько дней после просмотра кинопленки Гиммлер вызвал
Шелленберга в свое имение в Вустраве и, когда они гуляли по лесу, сказал:
- Шелленберг, мне кажется, что с Гитлером больше нечего делать. -
Спросил: - Вы верите диагнозу де Крини?
- Да, - ответил Шелленберг, - я, правда, давно не видел фюрера, но
мои наблюдения позволяют мне сделать вывод: сейчас настал последний момент
для того, чтобы начать действовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307