Это было после очередного налета группы Зубова на базу горючего в
районе железной дороги. Морщась от боли, но смеясь глазами, Зубов сказал
раздумчиво:
"Интересно было бы с карандашиком подсчитать, скольких
самолетов-вылетов мы немцев лишили. Просто так, для удовольствия".
А потом перед Беловым возникло лицо Зубова, когда тот, склонившись,
выбрасывал из самолета на взлетную полосу свой парашют. Поймав удивленный
взгляд Белова, он одобряюще подмигнул ему и даже попытался пожать плечами:
мол, ничего не поделаешь, так надо.
Но вот образ Зубова будто растворился, исчез, и Белов увидел другое
лицо - запрокинутое, со свисающим на лоб лоскутом кожи. Это было лицо
Бруно. И когда взгляд Бруно встретился с его взглядом, полным отчаяния,
Бруно слегка повел головой, как бы безмолвно объясняя все то же: так надо.
- Может, закурите? - наклонился к Белову майор-танкист с новенькой
золотой звездочкой на кителе. Добавил участливо: - Очевидно, здорово о
советском табачке соскучились? - Протянул всю пачку. - Возьмите.
- Спасибо, у меня есть.
- Значит, снабдили в дорогу. - И майор сообщил: - Я сам в плену был,
но убежал. Нетяжелое ранение оказалось, как очухался, сразу и убежал. А
вот под трибуналом я не был. Чего не было, того не было. - Сказал твердо:
- Но если человек кровью вину искупил... Металла на груди у него нет, но,
значит, он есть в сердце. Сейчас важно одно: годен человек для дальнейшего
прохождения - уже не службы - жизни или не годен. Горе людское заживить,
жизнь наладить - отощали. - Махнул рукой в сторону иллюминатора. - Двоих
братьев своих здесь оставил. Вернусь домой один. Что матери скажу?
"Здрасте!" - "А где другие?" - "Нет". А я живой. Разве после этого Звездой
своей я ее обрадую? Нет.
- Вы неправы, - возразил Белов. - Если б наши люди не совершили
невиданного подвига, погибли бы еще миллионы братьев, отцов, сыновей.
- Верно, - согласился майор. - Подвиг - это, в сущности, что? Один
делает то, что под силу нескольким. Значит, остальным жить. Вроде как
спасаешь их. Правильно? Я так в бою и думал: не сшибу их танк - он наш
сшибет. Ну и сшибал. Когда боишься, что изза тебя свои погибнут, за себя
не боишься.
Самолет прорезал облачность, снова появилось солнце. Из рубки вышел
второй пилот, объявил торжественно:
- Товарищи, пересекаем государственную границу Советского Союза. -
Выждал, произнес тихо: - А то некоторые фронтовики обижаются, когда не
информируем, что уже Родина.
Белов не отрывался от иллюминатора.
Огромная теплая земля отчизны, изборожденная шрамами оборонительных
полос и круглыми вмятинами бомбовых воронок с мерцающей в них темной
водой, лежала в мягкой зелени лесов могуче и просторно. И Белову казалось,
что самолет не чсам пошел на снижение, а это он силой тяготения всего
своего существа вынуждает его идти все ближе и ближе к земле.
Провожая Белова на немецком аэродроме, Барышев сказал:
- Значит, так: сначала в наградной отдел и только потом, при всех
орденах, - в управление. Ты знай: я человек тщеславный, мой кадр - моя
гордость. Да не забудь, отцу скажи: если поедете на рыбалку, мотылей пусть
берет из моего тайника.
Надя отозвала Белова в сторону, раскрыла сумку и, строго глядя в
глаза, приказала:
- Запомните: здесь, в бумаге, курица, четыре крутых яйца, масло в
коробочке, какао в термосе. Папа велел передать: вы обязательно должны
нормально питаться.
Белов посмотрел жалобно в ее, как всегда, чуть надменное лицо с
коротким носиком, еще по-детски пухлыми губами, серозеленые глаза под
сенью ресниц. Спросил:
- А вы?
- Что я?
- Вы будете в Москве?
Надя удивленно повела плечами.
- Но мы ведь там живем. - Подала твердую маленькую руку. Напомнила: -
А витамины принимать до еды. Они в коробочке из-под капсюлей для
взрывателей.
- Я буду скучать без тебя! - сказал Генрих.
- Я тоже, - грустно улыбнулся Белов.
Генрих обернулся к Барышеву:
- Такими немцами, как Иоганн, можно гордиться!
- Ничего, - сказал Барышев. - Мой Белов ему не уступит. Ну, всё.
Время.
И Белов, чтобы как можно дольше видеть эти дорогие ему лица, пятясь,
поднялся по трапу.
А сейчас самолет все снижался и снижался, словно скатывался по
стеклянному склону. Как только колеса туго коснулись земли, внезапно исчез
один из пассажиров, незримо летевший в самолете, - Иоганн Вайс. Он исчез
безмолвно, бесследно. Не было больше двойника у Александра Белова. Майор
Белов остался один. На мгновение его охватило чувство одиночества. Но это
ощущение покинуло его так же неожиданно быстро, как и появилось.
И никто, даже Александр Белов, не почтил торжественным вставанием
гибель Иоганна Вайса. Никто!
Белов жадно и нетерпеливо искал глазами среди встречающих лицо матери
- самого главного для него человека на свете. Она была матерью не только
Саши Белова, но и Иоганна Вайса, и так как она этого не знала, то
исчезновение Вайса ее тоже не опечалило.
Так перестал существовать Иоганн Вайс - гауптштурмфюрер СД.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307