Спросил:- Все-таки стоит ли? Может, вы еще подумаете? -
Пообещал с уваженительной интонацией:- Я могу согласиться. Даже если вы не
сообщите ничего существенного. Мне было бы приятно сохранить вам жизнь.
- Для чего?
- Допустим, у меня сегодня хорошее настроение и я не хочу омрачать
его.
- Грубо работаете, - упрекнул офицер. Добавил презрительно:- По
старомодной шпаргалке.
Лансдорф напомнил:
- Десять мину!
- Может, у вас часы несколько отстают?- сказал офицер и оперся руками
о стол, чтобы встать.
Переводчик поднял пистолет, который все время держал в руке.
Лансдорф сказал пленному:
- Пожалуйста, не спешите. - Голос его звучал вкрадчиво.Итак, вы
полагаете, что мы позволим вам умереть героем? Вы наивны. Листы вашего
допроса уже заполнены, и на последнем отлично воспроизведен ваш автограф.
И мы дадим прочесть ваши показания некоторым вашим сослуживцам, и, даже
если они не обнаружат склонности оказать нам услугу, мы све-таки сохраним
им жизнь и даже поможем кому-либо из них бежать и перейти линию фронта. И
о вашей измене, - да, сфабрикованной нами измене, - станет известно у вас
на родине. - Лансдорф откинулся в кресле, спросил с холодной ненавистью: -
А вы полагали, что мы просто расстреляем вас как пленного офицера? Мы
уничтожим вас как человека.
Лицо пленного стало серым, мелкие капли пота выступили на висках,
губы судорожно сжались, побелели.
Наблюдая за ним, Лансдорф произнес с удовлетворением:
- Ну вот, я и полагал, что для таких, как вы, приемы физического
воздействия неэффективны. Надеюсь, вы не испытываете никаких сомнений в
том, что мы поступим именно так, как я вам сейчас сообщил?
Офицер молчал. Зрачки его сузились, дыхание стало прерывистым, на шее
вздулись вены. Страшным усилием он положил здоровую ногу на перебитую и,
ракачивая ею, вдруг спросил хрипло:
- Ну?
- Что "ну"? - строго осведомился Лансдорф.
- Сорок минут прошло.
- Я даю вам еще десять минут. - Лансдорф медленно раскрыл папку,
столь же неторопливо вынул из нее несколько фотографий - женщины и детей,
- подал офицеру. - знакомые вам лица? - Пообещал, - Они будут стыдится
вас. На всю жизнь вы станете для них источником позора.
Офицер секунду жадно смотрел на фотографии. Глаза его стали
блестящими, почти светились. И тут же он откинулся на спинку стула,
вздохнул с облегчением:
- Они не поверят! - Повторил торжествующе: - Они не поверят! - и
сделал попытку встать.
Лансдорф нажал коленом кнопку звонка под столом.
Вбежали двое охранников, бросились к пленному. Одного он ударил
локтем в лицо, увернулся от другого. Нервы переводчика не выдержали -
раздался выстрел...
Когда унесли труп, Лансдорф сердито сказал переводчику:
- Передайте майору Штейнглицу, что в данном случае я не могу считать
его предложение целесообразным. Ясно, что у этого офицера репутация
настолько устойчива, что применять к нему подобную акцию не имело смысла.
И до конца служебного дня Лансдорф испытывал такое чувство, будто его
бенаказанно оскорбили, уличив в неблаговидном поступке. Это было очень
неприятное ощущение, и оно еще усугублялось размышлениями о том, что для
формирования разведывательных кадров ему впервые придется пользоваться
человеческим материалом, лишенным привычного для Лансдорфа практицизма,
который он всегда считал прочной основой для вербовки.
Еще в годы юности, накануне первой мировой войны, Лансдорф дружески
сотрудничал с одним французским офицером - снабжал его секретными
материалами и в обмен получал подобные же документы. Это облегчило обоим
продвижение на избранном ими поприще: одному в германском генеральном
штабе, другому - во французском генеральном штабе. И надо сказать, что ни
один из них ни разу не обманул другого, не уронил своей офицерской чести,
не прибег к мошенничеству, и все сведения, которыми они обменивались,
имели равнозначную ценность. И за всю дальнейшую жизнь Лансдорфу ни разу в
голову не пришло, что он поступал тогда бесчестно. Смело, рискованно? Да,
с этим он согласен. Но и только.
Мысли Лансдорфа снова и снова возвращались к советскому офицеру, и
эти мысли раздражали его. Он чувствовал себя обманутым. Не этим офицером,
нет. Он совсем иначе представлял себе тот народ, без победы над которым
существование Третьей империи было зыбким. И впервые за последние годы
Лансдорф почувствовал некую неуверенность. Впрочем, он спасительно
приписал эту неуверенность усталости, возрасту и тому беспокойству,
которое возникло у него после давнего разговора с Канарисом.
Фбрер уже несколько раз высказывал Канарису свое неудовольствие тем,
что Советский Союз оказался единственной страной, где все попытки
сформировать "пятую колонну" не увенчались успехом. И когда Канарис
рассказал об этом Лансдорфу, тот даже не решился доложить ему, что в
оборонительных боях под Оршей участвовали заключенные из оршинской тюрьмы
и только единицы перебежали на сторону немцев. Потом, когда атаки немцев
были отбиты, заключенных снова отправили в тюрьму. Однако командующий
советской дивизией настоял, чтобы ему разрешили сформировать из них
отдельное подразделение. Узнав об этом, Лансдорф приказал направить
перебежчиков в это подразделение для подрывной работы, но солдаты, бывшие
заключенные, не подымая шума, придушили их металлическими касками.
Это было для Лансдорфа неожиданностью, ибо достоверные источники
информации с несомненностью утверждали, что в России после изъятия земли у
зажиточных крестьян и различных репрессий, коснувшихся многих людей,
создалась достаточно благоприятная почва для сколачивания специальныз
подразделений, способных вести широкие подрывные действия.
И хотя Берлин дал отчетливые указания о том, какие именно анкетные
данные военнопленных следует прежде всего учитывать при вербовке агентуры,
эти указания часто настолько не совпадали с поведением русских на
допросах, что ставили сотрудников абвера в затруднительное положение.
Поэтому, обдумав слова смышленого ефрейтора, Лансдорф решил, что в
порядке исключения можно позволить работникам первого отдела абвера
отбирать для вербовки в разведывательные школы и тех военнопленных,
которые не зарекомендовали себя в лагерях открытым предательством, и
действовать в таких случаях самостоятельно, не прибегая к консультации
гестапо.
Но он, естествено, не счел нужным поделиться с Вайсом этими своими
соображениями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307
Пообещал с уваженительной интонацией:- Я могу согласиться. Даже если вы не
сообщите ничего существенного. Мне было бы приятно сохранить вам жизнь.
- Для чего?
- Допустим, у меня сегодня хорошее настроение и я не хочу омрачать
его.
- Грубо работаете, - упрекнул офицер. Добавил презрительно:- По
старомодной шпаргалке.
Лансдорф напомнил:
- Десять мину!
- Может, у вас часы несколько отстают?- сказал офицер и оперся руками
о стол, чтобы встать.
Переводчик поднял пистолет, который все время держал в руке.
Лансдорф сказал пленному:
- Пожалуйста, не спешите. - Голос его звучал вкрадчиво.Итак, вы
полагаете, что мы позволим вам умереть героем? Вы наивны. Листы вашего
допроса уже заполнены, и на последнем отлично воспроизведен ваш автограф.
И мы дадим прочесть ваши показания некоторым вашим сослуживцам, и, даже
если они не обнаружат склонности оказать нам услугу, мы све-таки сохраним
им жизнь и даже поможем кому-либо из них бежать и перейти линию фронта. И
о вашей измене, - да, сфабрикованной нами измене, - станет известно у вас
на родине. - Лансдорф откинулся в кресле, спросил с холодной ненавистью: -
А вы полагали, что мы просто расстреляем вас как пленного офицера? Мы
уничтожим вас как человека.
Лицо пленного стало серым, мелкие капли пота выступили на висках,
губы судорожно сжались, побелели.
Наблюдая за ним, Лансдорф произнес с удовлетворением:
- Ну вот, я и полагал, что для таких, как вы, приемы физического
воздействия неэффективны. Надеюсь, вы не испытываете никаких сомнений в
том, что мы поступим именно так, как я вам сейчас сообщил?
Офицер молчал. Зрачки его сузились, дыхание стало прерывистым, на шее
вздулись вены. Страшным усилием он положил здоровую ногу на перебитую и,
ракачивая ею, вдруг спросил хрипло:
- Ну?
- Что "ну"? - строго осведомился Лансдорф.
- Сорок минут прошло.
- Я даю вам еще десять минут. - Лансдорф медленно раскрыл папку,
столь же неторопливо вынул из нее несколько фотографий - женщины и детей,
- подал офицеру. - знакомые вам лица? - Пообещал, - Они будут стыдится
вас. На всю жизнь вы станете для них источником позора.
Офицер секунду жадно смотрел на фотографии. Глаза его стали
блестящими, почти светились. И тут же он откинулся на спинку стула,
вздохнул с облегчением:
- Они не поверят! - Повторил торжествующе: - Они не поверят! - и
сделал попытку встать.
Лансдорф нажал коленом кнопку звонка под столом.
Вбежали двое охранников, бросились к пленному. Одного он ударил
локтем в лицо, увернулся от другого. Нервы переводчика не выдержали -
раздался выстрел...
Когда унесли труп, Лансдорф сердито сказал переводчику:
- Передайте майору Штейнглицу, что в данном случае я не могу считать
его предложение целесообразным. Ясно, что у этого офицера репутация
настолько устойчива, что применять к нему подобную акцию не имело смысла.
И до конца служебного дня Лансдорф испытывал такое чувство, будто его
бенаказанно оскорбили, уличив в неблаговидном поступке. Это было очень
неприятное ощущение, и оно еще усугублялось размышлениями о том, что для
формирования разведывательных кадров ему впервые придется пользоваться
человеческим материалом, лишенным привычного для Лансдорфа практицизма,
который он всегда считал прочной основой для вербовки.
Еще в годы юности, накануне первой мировой войны, Лансдорф дружески
сотрудничал с одним французским офицером - снабжал его секретными
материалами и в обмен получал подобные же документы. Это облегчило обоим
продвижение на избранном ими поприще: одному в германском генеральном
штабе, другому - во французском генеральном штабе. И надо сказать, что ни
один из них ни разу не обманул другого, не уронил своей офицерской чести,
не прибег к мошенничеству, и все сведения, которыми они обменивались,
имели равнозначную ценность. И за всю дальнейшую жизнь Лансдорфу ни разу в
голову не пришло, что он поступал тогда бесчестно. Смело, рискованно? Да,
с этим он согласен. Но и только.
Мысли Лансдорфа снова и снова возвращались к советскому офицеру, и
эти мысли раздражали его. Он чувствовал себя обманутым. Не этим офицером,
нет. Он совсем иначе представлял себе тот народ, без победы над которым
существование Третьей империи было зыбким. И впервые за последние годы
Лансдорф почувствовал некую неуверенность. Впрочем, он спасительно
приписал эту неуверенность усталости, возрасту и тому беспокойству,
которое возникло у него после давнего разговора с Канарисом.
Фбрер уже несколько раз высказывал Канарису свое неудовольствие тем,
что Советский Союз оказался единственной страной, где все попытки
сформировать "пятую колонну" не увенчались успехом. И когда Канарис
рассказал об этом Лансдорфу, тот даже не решился доложить ему, что в
оборонительных боях под Оршей участвовали заключенные из оршинской тюрьмы
и только единицы перебежали на сторону немцев. Потом, когда атаки немцев
были отбиты, заключенных снова отправили в тюрьму. Однако командующий
советской дивизией настоял, чтобы ему разрешили сформировать из них
отдельное подразделение. Узнав об этом, Лансдорф приказал направить
перебежчиков в это подразделение для подрывной работы, но солдаты, бывшие
заключенные, не подымая шума, придушили их металлическими касками.
Это было для Лансдорфа неожиданностью, ибо достоверные источники
информации с несомненностью утверждали, что в России после изъятия земли у
зажиточных крестьян и различных репрессий, коснувшихся многих людей,
создалась достаточно благоприятная почва для сколачивания специальныз
подразделений, способных вести широкие подрывные действия.
И хотя Берлин дал отчетливые указания о том, какие именно анкетные
данные военнопленных следует прежде всего учитывать при вербовке агентуры,
эти указания часто настолько не совпадали с поведением русских на
допросах, что ставили сотрудников абвера в затруднительное положение.
Поэтому, обдумав слова смышленого ефрейтора, Лансдорф решил, что в
порядке исключения можно позволить работникам первого отдела абвера
отбирать для вербовки в разведывательные школы и тех военнопленных,
которые не зарекомендовали себя в лагерях открытым предательством, и
действовать в таких случаях самостоятельно, не прибегая к консультации
гестапо.
Но он, естествено, не счел нужным поделиться с Вайсом этими своими
соображениями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307