Лансдорф лежал с закрытыми глазами, лицо его было недвижимо, как у
мумии.
Вайс сказал жалобно:
- Господин майор ценит меня только как шофера, Но я был бы счастлив,
если бы кто-нибудь обратил внимание на другие мои способности.
Лансдорф открыл глаза, выпуклые, как у хищной птицы.
Вайс выдержал его обыскивающий, проникающий в самое нутро взгляд с
той же застенчивой, просительной улыбкой.
Лансдорф сказал;
- Ты иои человек, которого надо совсем немного обучить и послать в
тыл к русским. - И, покосившись на медаль Вайса, добавил иронически: - Ты
же храбрец.
Вайс похолодел, у него даже пальцы на ногах свело от ощущения
провала. Вот к чему привел этот рискованный разговор, который он затеял,
преследуя совершенно иную цель. Выходит, он просчитался, не сумел оценить
этого сибаритствующего старика. Не надо было навязываться ему. А как не
навязываться, когда он стоит гораздо ближе, чем даже Штейнглиц, к тому
источнику сведений, куда так стремился Иоганн? И как узнать, действительно
ли Лансдорф счел его подходящим для работы в тылу противника или только
хотел испытать его?
Раздумывать было некогда, и скорее машинально, чем сознательно, Вайс
сказал довольным голосом:
- Благодарю вас, господин Лансдорф. Надеюсь, вы не будете сожалеть о
своем решении.
- А почему бы я мог сожалеть? - сощурившись осведомился Лансдорф.
- Дело в том, - сказал Вайс, - что у меня настолько типичная
внешность, что в Риге любой латыш сразу узнавал во мне немца, а русские -
тем более. - Торопливо добавил: - Но это ничего не значит. Я, как истинный
немец, готов отдать жизнь за фюрера, и, можете верить мне, если придется
погибнуть, я погибну там с честью, как немец.
Лансдорф долго, внимательно разглядывал Вайса. Потом сказал с
сожалением:
- Да, ты прав. Ты типичный немец. Тебя можно было бы выставить в
расовом отделе партии как живой образец арийца. Но я подумаю о тебе, -
пообещал Лансдорф, движением руки отсылая Иоганна.
Накануне этого опасного разговора Иоганн долго размышлял, как ему
вести себя в новой обстановке, которая хотя и благоприятно складывалась
для него, но таила угрозу изоляции. Он не хотел быть снова обречен на
бездействие, как в прошлый раз, когда попал на секретный объект абвера,
где готовили группу русских белоэмигрантов для засылки в советский тыл.
По всем данным, служба абвера начала создавать огромную сеть
разведывательно-диверсионных школ.
Это свидетельствовало и о том, что молниеносное наступление
гитлеровцев сорвалось, и о том, что провалились их надежды найти поддержку
среди некоторой части населения Советской страны. И не "пятая колонна", на
которую они рассчитывали, ожидала их на советской земле, а мощные удары
партизанских соединений.
Тогда решили мобилизовать все способы ведения тайной войны. Провести
гигантские диверсии, массовые террористические акты на территории
Советской страны. И это становилось уже не тактикой, а стратегией военных
операций. Немецкий генеральный штаб и все секретные службы Третьей империи
объединились для выполнения этой задачи.
И не случайно Лансдорф оказался видным работником СД. Выяснив это,
Вайс решил сыграть на соперничестве между абвером и гестапо. Сыграть с
таким расчетом, чтобы можно было поверить в его абверовский патриотизм и
готовность пойти на любую подлость ради этого патриотизма. Ибо старая лиса
Лансдорф не поверил бы ни в какой иной патриотизм, кроме карьеристского,
служебного рвения. Решился на риск Иоганн не сразу, а после того, как
ознакомился с блокнотом Лансдорфа, вернее, с одной записью в нем,
сделанной четким, несколько старомодным почерком: "Советские
военнопленные, находясь в лагерях, продолжают автоматически сохранять
нравы и обычаи, свойственные их политической системе, и создают тайные
организации коммунистов, которые и управляют людьми.
Длы выявления таких "руководящих" лиц службы гестапо имеют в среде
заключенных осведомителей - наиболее ценный проверенный материал для
разведывательно-диверсионных школ.
Но службы гестапо, чтобы сохранить этот контингент только для своей
системы, всячески скрывают его, заносят в целях маскировки в списки
неблагонадежных и даже подлежащих ликвидации.
Необходимо смело, интуитивно выявлять такой контингент в лагерях всех
ступеней и, вопреки сопротивлению гестапо, зачислять в школы".
Эту запись Лансдорф, очевидно, занес в блокнот, чтобы инструктировать
сотрудников абвера, направляемых в лагеря военнопленных для отбора
курсантов.
Вайс сделал из нее соответствующие выводы и решился поговорить с
Лансдорфом, надеясь, что это откроет ему возможность участвовать в отборе
"контингента". Он, как говорится, рискнул всем, чтобы достичь всего.
Раскрыть сеть гестаповских осведомителей - разве ради этого не стоило
рискнуть жизнью? И он рискнул, хотя и догадывался о проницательности и
неусыпной подозрительности Лансдорфа.
Но ведь поведение Вайса было убедительным, вполне достоверным. Разве
не естественно наивное, нахальное стремление юного немца выслужиться? И
разве не естественным был испуг Иоганна? Что тут странного? Шофер-ловкач,
прижившийся при своем хозяине, и вдруг - в самое пекло. Конечно, он был
испуган. Другое дело, что Иоганн испугался, когда понял, что ему предстоит
быть сброшенным на парашюте к своим, тогда как сейчас его место здесь,
среди врагов. Но Лансдорф, конечно, приписал его испуг обыкновенной
трусости.
Вайс мог вызвать подозрение и тем, что совался в тайные дела высоких
начальников. Но ведь и это так естественно. Наглец? Конечно. Он и не
скрывал этого. Скромный довольствовался бы шоферской баранкой.
Почему сказал Лансдорфу, что знает русский язык? А разве он скрывал
это? В анкете все есть, он ведь ответил на сотни различных вопросов.
Майора Штейнглица не интересовали его познания. Иоганн ему и не
навязывался, но пришел момент, когда нужно о них напомнить. Опасно? Да,
опасно. Но ведь тот, у кого он научился русскому языку, был не из тех
русских, с которыми воюют немцы. Модный художник, убежавший от русской
революции. Все это есть в анкете.
И волновало сейчас Иоганна другое. Сумеет ли он быть немцем, увидев
советских людей, брошенных в фашистские концентрационные лагеря? Как он
будет смотреть в глаза тем, кто и здесь не утратил гордости, чести,
преданности отчизне? Его обучили многому. И, кажется, он оказался неплохим
учеником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307