ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Господи, куда это собрались? — спросила выходившая из ворот старушка, поправляя платок на голове.
— Идем петь серенаду Пятсу.
— Что, милый?
— Идем на певческий праздник. Пойдем с нами, мамаша!
— Вас и так много. Этак вы старика оглушите.
— Он и так уж давно оглох. Мы ему откроем уши.
— Ну ладно. И я ему свою песенку спою...
Старушка присоединилась к процессии и тотчас же принялась рассказывать соседу о своих бедах.
— Но сегодня мы споем одну общую песню, - ответил сосед, - На, держи, вот слова, - И он сунул в руки старушке
текст песни.
Площадь перед дворцом Кадриорг уже кишела народом, ранее подоспевшим сюда. Пока участники демонстрации собирали свои ряды, делегация отправилась к президенту предъявлять требования, единодушно принятые народом.
Диктатору не понравилось это вторжение. Он рассеяно слушал то, что ему говорили, и давал уклончивые ответы. От него требуют невозможного! Он обязан придерживаться законов, он же давал присягу, когда занял пост президента. Амнистию, политическим заключенным? Принципиально он никогда не возражал против этого. Пусть подадут просьбу о помиловании, соответствующая комиссия рассмотрит ее...
Народ ждал на улице и с каждой минутой становился нетерпеливее.
«Внимание, внимание! — послышалось из громкоговорителя. - Терпение, товарищи! Мы скоро услышим, что ответят на наши требования. Делегация должна вернуться с минуты на минуту».
Но когда дело затянулось, людьми вновь овладело нетерпение. Известно, какой ответ даст президент. Как бы он еще не арестовал делегацию. Нет смысла тут торчать.
Наконец наверху открылась дверь на балкон и показался лысый старик с унылым лицом. За его спиной остановился генерал в мундире цвета хаки, тот самый, который четыре дня назад наложил грозный запрет на все скопления народа и демонстрации.
— Сограждане! — воскликнул президент, ухватившись руками за перила балкона, и, бросив взгляд на море голов, убедился, что шум голосов смолк. Но красные знамена, хоть и сникшие в этом безветрии, все же раздражали президента. Он замолчал на минутку. — Сограждане! — повторил он. — Чтобы не терять напрасно времени, было бы целесообразно, чтобы кто-нибудь из вас сказал, чего вы, собственно, желаете, а я отвечу вам. Такой обмен мнений создаст благоприятную для всех нас атмосферу.
Народу такие слова показались пренебрежительными, оскорбительными, вызывающими.
Снизу закричали:
— Дело не в настроении, а в ясных требованиях трудящихся. Делегация предъявила их вам. Мы ждем ответа.
Там-сям раздавались выкрики, далекие от той почтительности, к которой привык диктатор. Он сделал вид, будто не расслышал этих замечаний, и попытался даже возбудить жалость к себе и тем привлечь сердца:
— Сограждане! Перед вами стоит старый человек, который сорок лет отдал борьбе за интересы эстонского народа...
Но это подлило масла в огонь.
— За интересы толстосумов! — послышалось снизу.
— За интересы иностранных капиталистов в нашей стране!
— Не за интересы рабочих!
Все это начало выводить президента из равновесия.
— Если вы там, внизу, считаете, что рабочие не относятся к нашему народу, вы весьма ошибаетесь. Я никогда не делал различия между отдельными слоями своих граждан.
Снизу начало доноситься все больше выкриков.
— Нечего нам зубы заговаривать по-адвокатски!
— Нечего воду мутить!
— Хватит рассусоливать! Ответьте на наши требования. Все прочее приберегите для себя.
— Не петляйте по-заячьи! Требуем ответа! Ответа!
Шум голосов нарастал.
— Если думаете, что я смогу перекричать вас, то ошибаетесь! — послышалось сверху.
Не легко было утихомирить народ, чей гнев все рос. Один из руководителей демонстрации поднял руку и обратился к президенту:
— Мы не ждем от вас речей. Ответьте только на наши требования: да или нет? Больше ничего.
— Так я вам отвечать не стану. Лучше кончим разговор.
Президент беспомощно оглянулся на генерала, тот кивнул, и они ушли с балкона.
— Вот так ответ! Это мы ему припомним!
— Чего стоять тут с пустыми руками! Захватить оружие у полиции, больше ничего!
— Освободить политических заключенных!
Один из руководителей попытался успокоить народ:
— Если доселе множество резолюций оставалось на бумаге, то'знайте, что те решения, которые были приняты на сегодняшнем митинге трудящихся, все до последнего будут проведены в жизнь. Двадцать лет рабочий гнул спину, больше этого не будет. С этим покончено.
— Что тут разговаривать! Действовать надо! — крикнул кто-то.
— Стащить флаг с дворца! — выпалил другой.
— Флаг долой! — подхватили сотни голосов.
— Товарищи, спокойствие! — крикнул из громкоговорителя. — Мы понимаем ваши чувства, но нужно держать себя в руках.
Сообщили, что демонстрация возвращается на площадь Свободы. Часть народа действительно направилась в эту сторону, но другая часть осталась перед дворцом и категорически потребовала немедленного освобождения заключенных.
— Кто это их станет тут освобождать!
— Ну, так освободим сами!
— Пойдем, освободим сами! — все громче слышалось в толпе то здесь, то там. Своевольное освобождение заключенных не входило в планы организационного центра. Но сейчас революционный порыв масс мог перерасти в анархию. Это было нежелательно. Таммемяги был послан, чтобы успокоить умы и не допустить провокационных выступлений. Ему пришлось пустить в ход всю свою энергию, весь свой авторитет. Если уж освобождать заключенных, то это должно совершиться организованно, планомерно.
Когда процессия дошла до центральной тюрьмы, то увидела там советский танк, который был выслан сюда во избежание возможных столкновений. Небольшая группа товарищей во главе с Таммемяги и несколькими командирами Красной Армии без особого труда проникла в тюрьму.
Начальник тюрьмы, увидев перед собой Таммемяги, который еще только вчера сидел тут в камере, широко раскрыл глаза и даже попытался пошутить. Но ни место, ни время не подходили для шуток.
Сторожа, выводя своих поднадзорных из камер, на этот раз не издевались над Таммемяги. Они никак не думали, что дело так быстро примет иной оборот.
Освобожденных встретили на улице распростертые объятия, ликующие крики, слезы радости. Их осыпали цветами. Через час они уже стояли перед народом на Тоомпеа, на балконе дворца.
Стража дворца была обезоружена, и перед воротами стали рабочие с красными повязками на рукавах. А группы активистов начали сносить на дворцовый двор всевозможное оружие, забранное в полицейских участках, в воинских частях, в арсенале. Его тут же стали раздавать членам недавно организованной Народной самообороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116