Из пальто и шуб, как из коконов, вылупляются яркие платья, черные фраки, смокинги и мундиры. Уже взоры дам завистливо скользят по туалетам соседок. Перед зеркалами толчея. Мужчины, вставая позади дам на цыпочки, пытаются поправить галстук или пригладить волосы. На лестнице, поднимающейся в зал, сверкают, показываясь из-под шлейфов, серебряные и золотые туфельки.
Когда в зал вместе с другими патронами бала вошел городской голова, оркестр грянул туш. Гости, рассевшиеся вдоль стен, поднялись и зааплодировали. Начался первый вальс. В соседнем зале, где стояли накрытые белыми скатертями столы, сновали туда и сюда кельнеры с подносами в руках и салфетками под мышкой. Вскоре все столы оказались занятыми, и опоздавшим, приходилось искать знакомых, к которым можно было бы присоседиться. В фойе устроили лотерею. Принимались деньги, вертелось лотерейное колесо, вынимались скрученные номера и выдавались выигрыши.
Праздник был полном.
Молодежь отправилась танцевать, и большой стол посреди бокового зала почти опустя. Торговец Винналь, казавшийся сутулым рядом с генералом Эрмсоном, сидевшим прямо и неподвижно, посмотрел сквозь строй бутылок в танцевальный зал и произнес невесело:
Да, сегодня .мы веселимся вовсю. Но кто знает, где мы встретим следующий Новый год?
— Что- с тобой? Умирать собрался или потерял веру в нашу силу? — спросил генерал.
— Нет, вера осталась, но сын... понимаешь.,.
— Сын? Ты же всегда был им недоволен, клял его на чем свет стоит. Он же не пропал, а, наоборот, отправился за славой и орденами.
— Жалко все-таки подлеца...—. сказал Винналь, снимая очки и вытирая глаза... И поругать-то будет некого. Сиди один, словно медведь в берлоге.
— А капиталы? Разве они тебя не греют? Так чего же ныть?
г- Да-а-а,. капиталы О них-то и вся .забота, Может, в будущем году нам придется еще труднее.
— Э, брось, самые трудные дни позади. Вот осенью было худо. Все обрушилось на нашу голову так неожиданно. Теперь что! Наши, тоже не спали. Балтийский блок — это тебе не шуточки. Согласуем планы генштабов, и тогда держись! Тогда нам никто не страшен! Я старый стратег и могу тебе сказать, что когда Ленинград будет взят, русские сами уберут отсюда свои войска. А там уж мы посмотрим...
Да, обо всем этом Винналь уже слышал от Потермана, но он был прежде всего деловым человеком и, говоря о тяжелых днях, имел в виду то, что виды на санацию его предприятия пошатнулись, Потерман дал ему понять, что сейчас не удастся устроить Винналю ссуду, ибо времена уже. не те и надо соблюдать осторожность, — один промах — и Можно, свернуть себе шею. Вот если международная обстановка станет более обнадеживающей, тогда можно будет поговорить и о долгосрочных ссудах, о санаций и о погашении долгов, и об иностранной валюте. А пока — нет. Пусть Винналь подождет.
Несмотря на дружбу, генерал считал Винналя мелкотравчатым человеком, копеечной душой, о чем говорил ему прямо в лицо. Пусть Винналь берет пример с него! С каким размахом он умеет вести свои собственные дела, как, например, теперь, когда он достал оружие и боеприпасы и припрятал, их. Кто знает, вдруг да понадобятся. Предстоящий отъезд сына его тоже не огорчал. Пусть едет! Чем раньше понюхает пороху, тем лучше. Поглядите, как лихо этот парень танцует, как он неутомим, как галантен с дамами!
— А вы, молодой.человек, почему не танцуете? — обратился генерал к сидевшему неподалеку Виллему Китсу, стулья рядом с которым опустели.
— За меня это делает моя супруга, — кашлянув, ответил Ките, несколько смущенный вопросом генерала.
— Вы разрешите мне пригласить ее, когда начнется мазурка?
— Пожалуйста!"— воскликнул польщенный Ките.
Белла уже больше часа назад ушла в танцевальный зал,
оставив на попечение Виллема свою сумочку из золотой
парчи. Вернется она, конечно, не раньше, чем оркестр кончит играть. Биллем знал свою жену: настроение Беллы мигом испортилось бы, если бы она хоть на один танец осталась без партнера. Смысл жизни этой праздной женщины в том и состоял, чтобы все снова, убеждаться в своей способности очаровывать мужчин и возбуждать зависть женщин.
В парнике буржуазного общества произрастали в изобилии эти яркие с виду, паразитические цветы, жизнь которых заключалась в том, чтоб обвиваться вокруг других растений. Они требовали, чтоб ими любовались. И находились люди, любовавшиеся ими. Именно такой пустоцвет был идеалом Виллема Китса,
Одним из тех, вокруг кого Белла любила обвиваться, был Виллибальд Муйдре, но ей и в голову не приходило, что Муйдре такой же пустоцвет, как она, также жаждущий любования, Она была убеждена в том, что покорила эту кудрявую голову, и, чтоб удержать поклонника, разыгрывала перед ним роль влюбленной, хотя и оставалась равнодушной. С Муйдре дело обстояло точно так же: влюбленные взгляды Беллы льстили ему, и в награду за них он щедро осыпал ее искусными комплиментами.
Любой, кто пригляделся бы к ним во время танца, счел бы их влюбленной парочкой — такими чувствительными взглядами обменивались они, так нежно прижимались друг к другу. Но Муйдре при этом трезво размышлял: «Любую минуту она могла бы стать моей». А Белла, в свою очередь, так же холодно рассуждала: «Я вконец вскружила ему голову. Как велика моя власть!»
— Белла! — нежно шепнул Муйдре на ушко своей партнерше и, касаясь губами ее локона, ждал действия своего шепота.
— Виллибальд! — прошептали ему в ответ. — Неужели вы правда хотите уехать?.. Как я боюсь за вас!.. Я тут умру... от скуки.
— А я там... от тоски.
— Когда вас не будет здесь, я каждый день буду повторять ваше имя сотни раз.
— Не знаю, сумею ли я писать для газет. Я буду ежедневно писать вам, только вам!
Каждый был так уверен, в действии своих слов, что и не догадывался о лжи другого, а если догадывался, то не имел никакой охоты задумываться об этом.
— Знаете что, дорогая! — воскликнул вдруг Муйдре и почувствовал, как при одной неожиданной мысли у него перехватило дыхание. — Давайте исчезнем отсюда!
— Но куда?
— Ко мне... Будем гадать, будем лить олово!
Предложение было сделано просто так, наудачу. Муйдре был уверен, что Белла откажется. Но Белла воскликнула :
— Идем! Но, ради бога, так, чтоб никто не заметил! Биллем ни в коем случае не должен догадаться.
Муйдре побледнел, и на его лице застыла принужденная улыбка. Как Белла могла так легко уступить? Он был разочарован. И куда же он поведет эту женщину, ведь у него нет даже отдельной комнаты... К тому же так ли уж он жаждет этой Беллы?
Они пробрались между танцующими в фойе, постояли там немного около лотерейного колеса, все время озираясь, не следит ли кто за ними, и наконец спустились по лестнице в гардероб.
— Не думаю, что нам удастся уйти совершенно незаметно, — заколебался Муйдре, хотя кругом не было видно ни одного знакомого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Когда в зал вместе с другими патронами бала вошел городской голова, оркестр грянул туш. Гости, рассевшиеся вдоль стен, поднялись и зааплодировали. Начался первый вальс. В соседнем зале, где стояли накрытые белыми скатертями столы, сновали туда и сюда кельнеры с подносами в руках и салфетками под мышкой. Вскоре все столы оказались занятыми, и опоздавшим, приходилось искать знакомых, к которым можно было бы присоседиться. В фойе устроили лотерею. Принимались деньги, вертелось лотерейное колесо, вынимались скрученные номера и выдавались выигрыши.
Праздник был полном.
Молодежь отправилась танцевать, и большой стол посреди бокового зала почти опустя. Торговец Винналь, казавшийся сутулым рядом с генералом Эрмсоном, сидевшим прямо и неподвижно, посмотрел сквозь строй бутылок в танцевальный зал и произнес невесело:
Да, сегодня .мы веселимся вовсю. Но кто знает, где мы встретим следующий Новый год?
— Что- с тобой? Умирать собрался или потерял веру в нашу силу? — спросил генерал.
— Нет, вера осталась, но сын... понимаешь.,.
— Сын? Ты же всегда был им недоволен, клял его на чем свет стоит. Он же не пропал, а, наоборот, отправился за славой и орденами.
— Жалко все-таки подлеца...—. сказал Винналь, снимая очки и вытирая глаза... И поругать-то будет некого. Сиди один, словно медведь в берлоге.
— А капиталы? Разве они тебя не греют? Так чего же ныть?
г- Да-а-а,. капиталы О них-то и вся .забота, Может, в будущем году нам придется еще труднее.
— Э, брось, самые трудные дни позади. Вот осенью было худо. Все обрушилось на нашу голову так неожиданно. Теперь что! Наши, тоже не спали. Балтийский блок — это тебе не шуточки. Согласуем планы генштабов, и тогда держись! Тогда нам никто не страшен! Я старый стратег и могу тебе сказать, что когда Ленинград будет взят, русские сами уберут отсюда свои войска. А там уж мы посмотрим...
Да, обо всем этом Винналь уже слышал от Потермана, но он был прежде всего деловым человеком и, говоря о тяжелых днях, имел в виду то, что виды на санацию его предприятия пошатнулись, Потерман дал ему понять, что сейчас не удастся устроить Винналю ссуду, ибо времена уже. не те и надо соблюдать осторожность, — один промах — и Можно, свернуть себе шею. Вот если международная обстановка станет более обнадеживающей, тогда можно будет поговорить и о долгосрочных ссудах, о санаций и о погашении долгов, и об иностранной валюте. А пока — нет. Пусть Винналь подождет.
Несмотря на дружбу, генерал считал Винналя мелкотравчатым человеком, копеечной душой, о чем говорил ему прямо в лицо. Пусть Винналь берет пример с него! С каким размахом он умеет вести свои собственные дела, как, например, теперь, когда он достал оружие и боеприпасы и припрятал, их. Кто знает, вдруг да понадобятся. Предстоящий отъезд сына его тоже не огорчал. Пусть едет! Чем раньше понюхает пороху, тем лучше. Поглядите, как лихо этот парень танцует, как он неутомим, как галантен с дамами!
— А вы, молодой.человек, почему не танцуете? — обратился генерал к сидевшему неподалеку Виллему Китсу, стулья рядом с которым опустели.
— За меня это делает моя супруга, — кашлянув, ответил Ките, несколько смущенный вопросом генерала.
— Вы разрешите мне пригласить ее, когда начнется мазурка?
— Пожалуйста!"— воскликнул польщенный Ките.
Белла уже больше часа назад ушла в танцевальный зал,
оставив на попечение Виллема свою сумочку из золотой
парчи. Вернется она, конечно, не раньше, чем оркестр кончит играть. Биллем знал свою жену: настроение Беллы мигом испортилось бы, если бы она хоть на один танец осталась без партнера. Смысл жизни этой праздной женщины в том и состоял, чтобы все снова, убеждаться в своей способности очаровывать мужчин и возбуждать зависть женщин.
В парнике буржуазного общества произрастали в изобилии эти яркие с виду, паразитические цветы, жизнь которых заключалась в том, чтоб обвиваться вокруг других растений. Они требовали, чтоб ими любовались. И находились люди, любовавшиеся ими. Именно такой пустоцвет был идеалом Виллема Китса,
Одним из тех, вокруг кого Белла любила обвиваться, был Виллибальд Муйдре, но ей и в голову не приходило, что Муйдре такой же пустоцвет, как она, также жаждущий любования, Она была убеждена в том, что покорила эту кудрявую голову, и, чтоб удержать поклонника, разыгрывала перед ним роль влюбленной, хотя и оставалась равнодушной. С Муйдре дело обстояло точно так же: влюбленные взгляды Беллы льстили ему, и в награду за них он щедро осыпал ее искусными комплиментами.
Любой, кто пригляделся бы к ним во время танца, счел бы их влюбленной парочкой — такими чувствительными взглядами обменивались они, так нежно прижимались друг к другу. Но Муйдре при этом трезво размышлял: «Любую минуту она могла бы стать моей». А Белла, в свою очередь, так же холодно рассуждала: «Я вконец вскружила ему голову. Как велика моя власть!»
— Белла! — нежно шепнул Муйдре на ушко своей партнерше и, касаясь губами ее локона, ждал действия своего шепота.
— Виллибальд! — прошептали ему в ответ. — Неужели вы правда хотите уехать?.. Как я боюсь за вас!.. Я тут умру... от скуки.
— А я там... от тоски.
— Когда вас не будет здесь, я каждый день буду повторять ваше имя сотни раз.
— Не знаю, сумею ли я писать для газет. Я буду ежедневно писать вам, только вам!
Каждый был так уверен, в действии своих слов, что и не догадывался о лжи другого, а если догадывался, то не имел никакой охоты задумываться об этом.
— Знаете что, дорогая! — воскликнул вдруг Муйдре и почувствовал, как при одной неожиданной мысли у него перехватило дыхание. — Давайте исчезнем отсюда!
— Но куда?
— Ко мне... Будем гадать, будем лить олово!
Предложение было сделано просто так, наудачу. Муйдре был уверен, что Белла откажется. Но Белла воскликнула :
— Идем! Но, ради бога, так, чтоб никто не заметил! Биллем ни в коем случае не должен догадаться.
Муйдре побледнел, и на его лице застыла принужденная улыбка. Как Белла могла так легко уступить? Он был разочарован. И куда же он поведет эту женщину, ведь у него нет даже отдельной комнаты... К тому же так ли уж он жаждет этой Беллы?
Они пробрались между танцующими в фойе, постояли там немного около лотерейного колеса, все время озираясь, не следит ли кто за ними, и наконец спустились по лестнице в гардероб.
— Не думаю, что нам удастся уйти совершенно незаметно, — заколебался Муйдре, хотя кругом не было видно ни одного знакомого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116