— Недолго вам еще плавать под этим парусом! — крикнул им вслед Милиствер. — Спета ваша песенка!
— Кому они нужны! — сказала Аста. Она узнала некоторых седоков и спрятала лицо в боа.
— Дамам, конечно, ведь эти молодцы, наверно, хорошо танцуют, — съязвил Милиствер и, чтоб смягчить сорвавшуюся колкость, рассмеялся, поглядев на Асту.
Проводив Асту домой, мужчины долго еще гуляли вдвоем. У обоих было что сказать друг другу.
— Ну, вот ты и увидел ее. Скажи мне откровенно, что ты о ней думаешь?
— Что я думаю?.. Девушка может быть и красивой, и милой, и живой, и бог знает какой еще, но если не хватает самого главного... — Пусть Милиствер извинит его, но если он, Таммемяги, когда-нибудь .женится, то только на женщине с такими же интересами и взглядами, как у него самого. Прежде всего, она должна быть борцом, товарищем. Взять хоть его старого друга Михкеля Саара: что это за брак, когда жена не понимает мужа, не разделяет его взглядов и стремлений и даже осуждает их?
Милиствер заступился за Асту. Эта женщина вовсе не так поверхностна, как может показаться с первого взгляда. Она восприимчива, у нее живой интерес к вещам, о которых она раньше и понятия не имела, она всей душой ненавидит тех денежных тузов, на которых работала и которые чуть не довели ее до самоубийства. Нет, в этой девушке много хороших задатков, надо лишь развить их.
Милиствер защищал свою подругу со всей страстью. Что тут могли значить слова Таммемяги?
— Тогда, что ж, желаю счастья! — произнес Таммемяги с грустной покорностью холостяка, чей друг собирается жениться.
Но Милиствер не преминул исповедаться до конца, рассказать о трещинках в своем большом чувстве. Таммемяги уже знает, как Асте приходилось зарабатывать свой хлеб. Ей всегда приходилось притворяться, быть приветливой и веселой, даже если ее душили слезы, и выказывать пылкость, оставаясь холодной. Не удивительно, что Милиствер порой выслеживает, словно охотник, не сорвется ли с губ Асты
и теперь какая-нибудь ложь. Но как это изнашивает нервы, как утомляет!
— Значит, ты ей не доверяешь? Ну, знаешь ли, любовь без доверия...
Милиствер остановился, лицо его горело. Они пришли в парк, и поднявшийся ветерок сдувал с деревьев легкие хлопья снега.
— Как не доверяю? — воскликнул Милиствер. — Я ей не доверяю? Я? Нет, это не так... Я просто боюсь иногда, боюсь, что в ней еще живы следы проклятого, ненавистного мне прошлого. Их надо уничтожить. Я хочу обнаружить их, показать ей, чтоб она сама их увидела и сама уничтожила... Вот в чем дело!.. Нет, я ей доверяю, настолько доверяю, что даже отдал на хранение всю свою запрещенную литературу. Я ей откровенно сказал, что так, мол, и так, что в теперешние времена все возможно — и обыски и прочее... Она сразу все поняла и сказала, что я прав, что от этих тварей всего можно ожидать... И все-таки, знаешь ли, до чего я устал! Пропадает желание что-либо делать, за что-либо браться...
Уже не впервые Таммемяги приходилось наблюдать у того или иного из товарищей усталость и вялость. Но никому не приходило в голову, что это вызвано усилением реакции, запугиванием, теми мерами подавления, которые власть начала так широко применять.
— Да, — продолжал Милиствер, — усталость. Что поделаешь? Я плохо сплю, легко раздражаюсь, не так терпелив с пациентами, как прежде. Хорошо бы уехать куда-нибудь подальше, отдохнуть. Я ведь никогда не отдыхал... Взять бы ружьишко и побродить с собакой по лесу, послушать, как скрипит снег под ногами, подышать чистым воздухом и ни о чем не думать...
— А Аста? Взял бы ты ее с собой?
Милиствер ответил неопределенным жестом.
— Знаешь, дружище, — продолжал Таммемяги, — не одного только тебя, как я замечаю, одолевает усталость...
— Ну, разумеется, время сейчас такое... Это понятно.
— Вот именно, время... Уставать стали быстро... — сказал Таммемяги, но, по-видимому, его ирония не дошла до Милиствера. — Осенью ты был куда бодрее, чем сейчас.
— Вот то-то и оно! Витамины.
— Сказал тоже! Витамины! Витамины? Много мы в тюрьме получали их? Но разве мы опускали головы? Нет! Пока живешь интересами народа, о пассивности и речи быть не может! Но едва только теряешь с ним связь, как сразу становишься одиноким, бессильным, усталым. Тебя одолевает страх, ты боишься обыска, высылки, ареста.
Таммемяги упомянул о недавно организованном Эстонско-советском обществе. Почему Милиствер не проявляет к нему интереса? Пора бы вступить в него. Это легальное объединение может стать важным форпостом. У властей не хватит духу посягнуть на него. Ни в коем случае нельзя допускать, чтоб местное отделение, подобно таллинскому, превратилось в чисто формальную организацию. А тут только этого и добиваются. Чем иным объяснить то, что в общество пытаются пролезть явные противники Советов? Нельзя допустить, чтобы бразды правления попали в руки саботажников.
— Помни, что идеи обязывают. По мне, так женись, поглощай витамины, охоться, сколько влезет, но не забывай о главном! Решающая битва не за горами. Если ты сейчас уйдешь в сторону, потом тебе этого никто не простит.
Милиствер ждал от друга совета относительно женитьбы, а тут вдруг такая критика, такая атака с неожиданной стороны! И сколько бы ты ни хмурился, но Таммемяги абсолютно прав.
И вот что самое удивительное: после этого бесконечного хождения по ночным улицам, после всех разговоров тебе самому начинают казаться пустыми и ничтожными твои сердечные волнения и тревоги, твоя потребность в витаминах...
Когда они подошли к дому Таммемяги, Милиствер взглянул наверх и удивился:
— Послушай, да у тебя окно выбито!
Действительно, одно стекло было высажено. Они поспешили по лестнице наверх. Дверь была сорвана, все перерыто, бумаги разбросаны, пол загажен, по комнате гулял морозный ветер.
— Не обыск, а погром.
— Вернемся ко мне! Оставайся у меня, пока здесь не наведут порядок или пока не найдешь новую квартиру, — предложил Милиствер.
— А ты не боишься?
— Ну-ну! — с упреком ответил Милиствер. - За кого ты меня принимаешь?
На улице они долго размышляли над тем, кто мог устроить этот погром.
— Все они — одна шайка, — сказал наконец Таммемяги, махнув рукой. — Только чудно все же: то им вздумается навесить на твою дверь десяток замков, а окна забить толстой решеткой, а то, наоборот, взламывают единственный замок и разбивают окна! Долго ли вам еще развлекаться, господа хулиганы?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Еще по пути к месту высылки Пауль Риухкранд решил посвятить все свое время чтению и самообразованию. Ведь в его знаниях множество пробелов. Книг у него с собой не было, и поэтому он тотчас послал сестре длинный список чтоб она с помощью Рут, Таммемяги или кого-нибудь еще достала литературу и прислала ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116