Потерман сам пришел ему на помощь.
— Да будет тебе известно: не нужно мне никакого вознаграждения., никакого аванса. Если я что-нибудь и сделаю для тебя, то только из чистой дружбы.
Словно тяжелый камень свалился с души Винналя, потому что он действительно зашел слишком далеко в своей щедрости. У него наверняка не хватило бы духу выполнить свое обещание, пошли бы ссоры и недоразумения, и пропало бы все дело. Он с удивлением посмотрел на такого бескорыстного, такого предупредительного друга и был явно тронут.
— Благодарю тебя, от души благодарю. Ты, значит, постараешься?
— Да, все было бы в наилучшем порядке, — медленно, словно задумавшись о чем-то постороннем, далеком, произнес Потерман, — если бы не одно препятствие.
— Какое препятствие? — испуганно спросил Винналь.
— Это твой хутор!
— Так-так! Кому же помешал мой хутор?
— Но ведь они там скажут: у Винналя имеется богатый хутор, почему бы не продать его и не вложить деньги в завод? Вот что они скажут. И разве они не правы?
Винналь начал возражать: нет, не правы те, кто так думает. Потерман может им доказать, какое большое государственное значение имеет образцовый хутор. А хутор Винналя именно такой. Пусть только подумают о том, сколько денег он каждый год тратит на удобрения, очистку канав, дренажные работы, постройку зданий.
— Вот видишь, этот хутор разоряет тебя. И завод твой хромает именно из-за этого, — заметил Потерман.
Винналь не дал сбить себя с толку. Он говорил о том3 как он, не щадя сил, почти каждую неделю ездит в деревню, чтобы увидеть, что делается на хуторе, как он на сельскохозяйственных выставках получает первые премии, как его молотилка обмолачивает хлеб для целой волости, а в молочной кооперации его молоко стоит на первом месте по проценту жиров.
Потерман упорствовал. Пусть Винналь говорит что хочет, но если кто-нибудь захотел бы помочь ему, то этот хутор сразу встанет ему поперек дороги. Санация должна пройти потихоньку, без большого шума* Пускай Винналь все же продаст хутор.
— Было бы государственным преступлением, если бы хутор попал в руки человека, который сведет на нет высокий уровень его сельскохозяйственной культуры! — вздохнул Винналь.
— Зачем же в руки такого? Найдутся люди, которые поднимут уровень культуры еще выше.
— Кто* например?
— Хотя бы я.
Винналь онемел. Вот куда нацелился этот мошенник! Хочет забрать хутор.
— Ты же знаешь, я в свое время изучал агрономию, - пояснил Потерман.
— Что из того? Ты не справишься с моим хутором. Он же не приносит чистой...
— Что-нибудь придумаю. У тебя там озеро возле двора. А я страстный рыболов. Летом построю себе лодку, закину удочку...
— Поймаешь только плотичку.
— Ничего, спущу в озеро мальков, тысячи, миллионы... Займусь рыбоводством... Зато уж тебе будет обеспечена санация.
Понадобился целый час, прежде чем Потерман сумел уломать Винналя. Он дал слово, что как только вернется в Таллин, тотчас же примется комбинировать; а Винналь пусть позаботится о том, чтобы все зависящее от него было в порядке. Предварительно договорились и о том, чтобы цена хутора была тем ниже, чем больше денег выхлопочет Потерман на санацию фабрики.
Вдруг в кабинет с испуганным видом вошла экономка и что-то зашептала хозяину на ухо.
— Подожди, пожалуйста, минутку, я сейчас вернусь, — извинился Винналь перед Потерманом и вышел из комнаты.
Тем временем Фердинанд со своими друзьями поднялся наверх, куда перетащили и некоторые инструменты из оркестра — 'большой барабан, контрабас и трубу. Компания тотчас же принялась за конусообразные бутылки с пивом, целая батарея которых стояла на письменном столе. Когда музыканты выпили как следует, было решено напоить и их инструменты. Вылив в контрабас несколько бутылок пива, попробовали, какой он издаст звук. Трубачу велели выпить столько, сколько поместится в его трубе. Затем приступили к барабану. Так как у барабана не было отверстия, то решили проткнуть его рапирой. Той же рапирой Фердинанд дирижировал своим пьяным хором, стараясь ударить по подброшенной вверх бутылке.
Открылась дверь, и вошли двое почтенных филистеров — господин пробст и доктор Карбус.
- Силенциум! — скомандовал молодой Винналь, и все замолчали.
— Продолжайте, дети мои, не смущайтесь! — обратился к молодежи пробст и повернулся, чтобы уйти вместе со своим товарищем. Их попросили остаться. Кто-то предложил устроить в честь гостей «особый круг». Так назывался ритуал, связанный с поглощением пива, одним из важнейших занятий сынков богатых родителей во время их пребывания в университете.
На середину комнаты выдвинули круглый стол. В центр стола вбили гвоздь, а на него надели дверной ключ. За столом уселось человек десять. Выбрали председателя, предоставив ему решающее слово и право штрафовать, и секретаря, которому поручили вести протокол. Затем сидящим за столом были предоставлены на выбор несколько посудин, начиная с маленькой рюмки и кончая пивной кружкой, вмещающей целую бутылку. Большинством голосов выбрали самую большую посудину. После того как председатель крикнул «силенциум», наступила полная тишина.
Председатель крутил ключ, накинутый на гвоздь, и перед кем он после нескольких оборотов останавливался, тот выпивал одним духом целую кружку. Категорически воспрещалось медлить, разговаривать, смеяться или протестовать. Нарушителю этих правил приходилось выпивать внеочередную кружку.
По свершении «священнодействия» протоколист сообщил, что за пятнадцать минут была выпита корзина пива. Первое место занял пробст, опрокинувший пять кружек. Ко всеобщему удивлению, он еще чувствовал себя неплохо и смог сам сойти по лестнице. Но Карбуса пришлось отвести в соседнюю комнату и уложить в постель.
Попойка продолжалась. Пол был залит пивом, в котором плавали осколки бутылок. Фердинанд почти насильно притащил наверх сердитую, сопротивлявшуюся Асту, от которой потребовали, чтобы она сплясала негритянский танец. Только прежде нужно было вымазать ей лицо и погуще накрасить губы, чтобы они казались толстыми. Но Аста не давалась. Фердинанд счел это неслыханной дерзостью, оскорблением гостей. С барабанной колотушкой в руке он встал посреди комнаты, словно укротитель на арене цирка, и когда Аста, гордо подняв голову, вызывающе поглядела на него, он хватил ее палкой по мягкому месту. Все громко расхохотались, а Аста, бросившись на своего укротителя, пустила в ход зубы и ногти.
1 Молчание (л я
— Ишь, какая темпераментная! - закричали кругом. И тут же начались насмешки над бессилием Фердинанда. Это разъярило его, и он швырнул Асту на пол, покрытый пивом и осколками стекла. Протащив ее по полу, он выкинул ее за дверь, послав ей вслед сломанную барабанную колотушку и поток оскорбительной ругани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
— Да будет тебе известно: не нужно мне никакого вознаграждения., никакого аванса. Если я что-нибудь и сделаю для тебя, то только из чистой дружбы.
Словно тяжелый камень свалился с души Винналя, потому что он действительно зашел слишком далеко в своей щедрости. У него наверняка не хватило бы духу выполнить свое обещание, пошли бы ссоры и недоразумения, и пропало бы все дело. Он с удивлением посмотрел на такого бескорыстного, такого предупредительного друга и был явно тронут.
— Благодарю тебя, от души благодарю. Ты, значит, постараешься?
— Да, все было бы в наилучшем порядке, — медленно, словно задумавшись о чем-то постороннем, далеком, произнес Потерман, — если бы не одно препятствие.
— Какое препятствие? — испуганно спросил Винналь.
— Это твой хутор!
— Так-так! Кому же помешал мой хутор?
— Но ведь они там скажут: у Винналя имеется богатый хутор, почему бы не продать его и не вложить деньги в завод? Вот что они скажут. И разве они не правы?
Винналь начал возражать: нет, не правы те, кто так думает. Потерман может им доказать, какое большое государственное значение имеет образцовый хутор. А хутор Винналя именно такой. Пусть только подумают о том, сколько денег он каждый год тратит на удобрения, очистку канав, дренажные работы, постройку зданий.
— Вот видишь, этот хутор разоряет тебя. И завод твой хромает именно из-за этого, — заметил Потерман.
Винналь не дал сбить себя с толку. Он говорил о том3 как он, не щадя сил, почти каждую неделю ездит в деревню, чтобы увидеть, что делается на хуторе, как он на сельскохозяйственных выставках получает первые премии, как его молотилка обмолачивает хлеб для целой волости, а в молочной кооперации его молоко стоит на первом месте по проценту жиров.
Потерман упорствовал. Пусть Винналь говорит что хочет, но если кто-нибудь захотел бы помочь ему, то этот хутор сразу встанет ему поперек дороги. Санация должна пройти потихоньку, без большого шума* Пускай Винналь все же продаст хутор.
— Было бы государственным преступлением, если бы хутор попал в руки человека, который сведет на нет высокий уровень его сельскохозяйственной культуры! — вздохнул Винналь.
— Зачем же в руки такого? Найдутся люди, которые поднимут уровень культуры еще выше.
— Кто* например?
— Хотя бы я.
Винналь онемел. Вот куда нацелился этот мошенник! Хочет забрать хутор.
— Ты же знаешь, я в свое время изучал агрономию, - пояснил Потерман.
— Что из того? Ты не справишься с моим хутором. Он же не приносит чистой...
— Что-нибудь придумаю. У тебя там озеро возле двора. А я страстный рыболов. Летом построю себе лодку, закину удочку...
— Поймаешь только плотичку.
— Ничего, спущу в озеро мальков, тысячи, миллионы... Займусь рыбоводством... Зато уж тебе будет обеспечена санация.
Понадобился целый час, прежде чем Потерман сумел уломать Винналя. Он дал слово, что как только вернется в Таллин, тотчас же примется комбинировать; а Винналь пусть позаботится о том, чтобы все зависящее от него было в порядке. Предварительно договорились и о том, чтобы цена хутора была тем ниже, чем больше денег выхлопочет Потерман на санацию фабрики.
Вдруг в кабинет с испуганным видом вошла экономка и что-то зашептала хозяину на ухо.
— Подожди, пожалуйста, минутку, я сейчас вернусь, — извинился Винналь перед Потерманом и вышел из комнаты.
Тем временем Фердинанд со своими друзьями поднялся наверх, куда перетащили и некоторые инструменты из оркестра — 'большой барабан, контрабас и трубу. Компания тотчас же принялась за конусообразные бутылки с пивом, целая батарея которых стояла на письменном столе. Когда музыканты выпили как следует, было решено напоить и их инструменты. Вылив в контрабас несколько бутылок пива, попробовали, какой он издаст звук. Трубачу велели выпить столько, сколько поместится в его трубе. Затем приступили к барабану. Так как у барабана не было отверстия, то решили проткнуть его рапирой. Той же рапирой Фердинанд дирижировал своим пьяным хором, стараясь ударить по подброшенной вверх бутылке.
Открылась дверь, и вошли двое почтенных филистеров — господин пробст и доктор Карбус.
- Силенциум! — скомандовал молодой Винналь, и все замолчали.
— Продолжайте, дети мои, не смущайтесь! — обратился к молодежи пробст и повернулся, чтобы уйти вместе со своим товарищем. Их попросили остаться. Кто-то предложил устроить в честь гостей «особый круг». Так назывался ритуал, связанный с поглощением пива, одним из важнейших занятий сынков богатых родителей во время их пребывания в университете.
На середину комнаты выдвинули круглый стол. В центр стола вбили гвоздь, а на него надели дверной ключ. За столом уселось человек десять. Выбрали председателя, предоставив ему решающее слово и право штрафовать, и секретаря, которому поручили вести протокол. Затем сидящим за столом были предоставлены на выбор несколько посудин, начиная с маленькой рюмки и кончая пивной кружкой, вмещающей целую бутылку. Большинством голосов выбрали самую большую посудину. После того как председатель крикнул «силенциум», наступила полная тишина.
Председатель крутил ключ, накинутый на гвоздь, и перед кем он после нескольких оборотов останавливался, тот выпивал одним духом целую кружку. Категорически воспрещалось медлить, разговаривать, смеяться или протестовать. Нарушителю этих правил приходилось выпивать внеочередную кружку.
По свершении «священнодействия» протоколист сообщил, что за пятнадцать минут была выпита корзина пива. Первое место занял пробст, опрокинувший пять кружек. Ко всеобщему удивлению, он еще чувствовал себя неплохо и смог сам сойти по лестнице. Но Карбуса пришлось отвести в соседнюю комнату и уложить в постель.
Попойка продолжалась. Пол был залит пивом, в котором плавали осколки бутылок. Фердинанд почти насильно притащил наверх сердитую, сопротивлявшуюся Асту, от которой потребовали, чтобы она сплясала негритянский танец. Только прежде нужно было вымазать ей лицо и погуще накрасить губы, чтобы они казались толстыми. Но Аста не давалась. Фердинанд счел это неслыханной дерзостью, оскорблением гостей. С барабанной колотушкой в руке он встал посреди комнаты, словно укротитель на арене цирка, и когда Аста, гордо подняв голову, вызывающе поглядела на него, он хватил ее палкой по мягкому месту. Все громко расхохотались, а Аста, бросившись на своего укротителя, пустила в ход зубы и ногти.
1 Молчание (л я
— Ишь, какая темпераментная! - закричали кругом. И тут же начались насмешки над бессилием Фердинанда. Это разъярило его, и он швырнул Асту на пол, покрытый пивом и осколками стекла. Протащив ее по полу, он выкинул ее за дверь, послав ей вслед сломанную барабанную колотушку и поток оскорбительной ругани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116