Наконец долгожданные гости появились. И как раз в тот день, когда в комнате было отчаянно холодно.
В тот год зима выдалась суровая, и стены совсем не держали тепла. Но гостям, по-видимому, очень понравилось топить печь, они сразу почувствовали себя по-домашнему, и сам Эспе быстро справился со своим смущением.
— Настоящая механическая мастерская! — сказала Рут, разглядывая стол. — Вам надо учиться на инженера! Да вы и часовщик! — добавила она, заметив на столе колесики разобранных часов.
Эспе махнул рукой.
— Не так-то просто стать инженером!
Он принялся демонстрировать перед гостьями самодельный приемник и объяснять его схему, хотя девушки ничего не понимали в этом. Из аппарата вырывалась то музыка, то речь, то свист и хрипы. Эспе вертел ручки, настраивал, прислушивался и давал объяснения, пока не заметил, что подруги его уже не слушают, а, перелистывая книгу, ждут, когда он закончит свою лекцию.
Рут начала громко читать:
— «Как закальалас сталь...»
Хилья, сев рядом с ней, следила за каждым словом. Эспе, встав у девушек за спиной, смотрел через их плечи в книгу.
— «Закалялась»! — поправил он.
С произношением не ладилось, ударения, словно назло, попадали не на свое место, и язык все время спотыкался, но вскоре на произношение перестали обращать внимание — всех начало увлекать содержание книги. Наконец Эспе сам взялся за книгу и, читая вслух, пытался тут же переводить каждую фразу. Получалось не так гладко, как он думал. В конце концов все устали, и Эспе предложил гостям угощение.
— Неужели мы уже столько здесь просидели? — удивилась Рут, когда кремлевские куранты пробили полночь и послышались звуки «Интернационала».
Эспе захотелось сверить свои часы, но на руке их не оказалось. Взгляд его упал на стол, потом на печку. Он схватил со стола какие-то вещички и бросил в огонь. Затем словно ни в чем не бывало подошел к приемнику и начал ловить танцевальную музыку.
— Что это вы бросили в печку? — вдруг спросила Хилья.
— Я?.. Да так... мусор... — немного виновато и в то же время с облегчением пробормотал Эспе.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Едва профессор Кянд получил в окошке кассы свое месячное жалованье и вышел в коридор, как его остановила библиотекарша Вахер, державшая в руках какие-то листки. Заискивающе глядя на профессора своими круглыми глазами, эта барышня сказала тихонько:
— Простите, господин профессор, но каждый пожертвовал немного из своего жалованья... Надеюсь, и вы?
Кянд уже привык к тому, что по двадцатым числам перед ним всегда возникали люди, нуждавшиеся в деньгах. Они осаждали его на улице и в кафе, даже звонили у двери его квартиры. Кому было нечем заплатить за учение, у кого опротестовывали вексель, у кого описывали дома вещи, а кому надо было взять из заклада пальто. Профессор не был скуп, когда в кармане имелись деньги, ему трудно было отказать кому-либо.
— Да — но на что?
— Неужели не догадываетесь?
Просительница многозначительно подмигнула.
— Я знаю, вы большой почитатель Финляндии... — намекнула она. — Некоторые из ваших коллег пожертвовали целую четверть своего жалованья.
Профессор вскинул брови. Ах, вот на что собирают деньги!
Три недели тому назад началась война между Финляндией и Советским Союзом. И Кянд, при всей своей любви к финскому народу, все же с самого начала желал, чтобы в этой войне победил Советский Союз.
Внимательно читая советские газеты, Кянд в последнее время начал видеть некоторые вещи в ином свете, чем прежде. Уже тогда, когда представители финского правительства вели переговоры с Москвой, он горячо желал, чтобы сторонам удалось договориться. Когда же переговоры были прерваны, он очень рассердился на всех этих рюти и маннер-гёймов, оказавшихся близорукими упрямцами, которые вели финский народ к катастрофе.
Он доверял людям и полгода назад не стал бы долго раздумывать, а просто вынул бы бумажник. Окруженный всеобщим уважением, он был далек от мысли, что кто-то может его обмануть, злоупотребить его добротой и доверием. Он был убежден даже в том, что на его экзаменах никто не смеет пользоваться шпаргалками. Но в последнее время жизнь научила его видеть вещи, которых он раньше не замечал.
Он сказал:
— Вы правы, я уважаю Финляндию, ее народ, ее высокую культуру. Но именно поэтому я не хочу поддерживать Гитлера.
— Боже упаси! — изумленно ответила барышня, понижая голос. — Почему же Гитлера? Напротив, демократию, именно демократию... В том числе и нашу...
— Как нашу? Какая же у нас демократия? - воскликнул Кянд. Он живо вспомнил все то, что ему пришлось пережить месяц назад в Рабочем доме
Вахер с изумлением взглянула на профессора.
— Так, значит, нет?
— Нет! - решительно ответил Кянд и пошел.
— Никогда бы не подумала о вас, право! — крикнула ему вслед Вахер.
В возгласе послышалась угроза, и профессору стало не по себе. Сознание, что остальные коллеги поступают не так, как представляется ему правильным, еще больше расстроило профессора. Неужели эти слепцы не понимают, кого они, в конце концов, поддерживают? Все жертвуют, сказала Вахер. Неужели один он, Кянд, отказал в деньгах? Не может быть, не может быть!
Он поспешил в кафе, заказал себе кофе и попытался углубиться в газеты, но из этого ничего не вышло, так как мысли у него разбегались.
Он остановил проходившего мимо доцента Раутама. Интересно бы узнать, не беспокоили ли сборщики и его?
— Нет, не беспокоили, - ответил Раутам. - Меня боятся. Я бы им сказал такое что навек бы запомнили.
Он рассказал, что потихоньку идет сбор теплого белья, зимней одежды и прочих вещей. Идет и вербовка молодежи. Как слышно, доход от новогоднего бала тоже предназначается на поддержку белофиннов. Получил ли уже профессор приглашение?
— Нет. А вы?
— Попробовали бы прислать мне такое приглашение... Между прочим, вчера принесли в кафе целую горсть этих билетов, всем раздавали.
Как известный ученый, профессор Кянд всегда получал почетные приглашения на всевозможные торжества, хотя он
почти никогда не посещал балов и празднеств. Но на этот раз ему не прислали приглашения, и, хотя профессор все равно не пошел бы на бал, его все же задело этакое пренебрежение.
— Наверно, послали домой, — успокоил он себя.
— Нет, я уверен, что вас не пригласят, — ответил Раутам. — Посещаете Рабочий дом и еще претендуете на то, чтоб вас удостаивали почетного билета!
— Да втэвсе я не претендую, вы ошибаетесь! — ответил профессор и, помолчав, добавил как бы про себя: — Удивительно, как быстро в последнее время развиваются события.
— Определяются фронты, господин профессор.
— Да, похоже... — протянул Кянд. — И нейтральные исчезают с горизонта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116