И он живо вспомнил весеннюю поездку прошлого года к реке Метсакуру, вспомнил Рут и первую встречу с ней. Кто в этом году откроет там заколоченные двери и забитые окна дачи? Как быстро тогда обычное знакомство переросло в сердечную дружбу! Когда же наконец кончится эта мучительная разлука, это одиночество изгнания ? Душа полна стремлений и надежд, полна через край, а ты должен прозябать в этом проклятом месте чуть ли не до самой смерти.
А что, если удрать отсюда? Если написать Рут, чтоб она приехала в Метсакуру, скажем, в годовщину их знакомства? (Впрочем, помнит ли она вообще эту дату?!) Можно даже пожить там некоторое время... «Впрочем, нет! Что бы я стал там делать? Я и там бы умирал от скуки и бездействия. Вместо того чтоб находиться и действовать среди людей, мне пришлось бы скрываться от них. Нет, я поступлю иначе: приведу дачу в порядок, прощусь и, так же как в прошлом году, исчезну. Только на этот раз я двинусь на восток, в Советский Союз, куда когда-то бежал и мой отец. Его планы перечеркнули кровавой чертой, но меня не остановит никакая сила. Я вернусь оттуда обогащенный опытом, и моя работа пойдет гораздо успешнее. Главное — прочь отсюда, прочь!»
Однажды утром в дверь к Паулю, который еще не успел одеться, тихо постучали.
— Кто там?
Пауль быстро накинул пиджак и пошел открывать дверь. Он едва узнал Таммемяги: тот коротко остригся и отпустил усы.
— Вот уж действительно не ждал! Что тебя сюда привело? Какое чудо?
— Старая привычка петлять по-заячьи, -г улыбнулся Таммемяги.
— Так за тобой охотятся?
— Пока нет. Но осторожность — мать мудрости, как говорится.
Таммемяги проделал большой путь, в машине его изрядно укачало, и он здорово устал. Но он не хотел ни есть, ни отдыхать и беспокоился лишь о том, чтоб вовремя попасть на автобус, потому что к вечера хотел непременно поспеть в Таллин.
— А как ты тут поживаешь? — спросил он.
— Паршиво, — ответил Пауль. — Эта проклятая ссылка становится совершенно невыносимой. Пусть немного потеплеет, чтоб можно было скрываться в сараях, и я удеру.
— А куда?
— В Союз.
Таммемяги осудил эту мысль. Он сказал, что теперь не время бежать. События развиваются быстро, надо оставаться на местах и ждать распоряжений. Может быть, очень скоро и Паулю придется выполнять ответственные задания.
— Помни: принимая тебя в партию прошлой осенью, товарищи не сомневались, что ты сможешь взять на себя любые самые трудные поручения. Нас пока немного, как ты и сам знаешь. Все мы составляем актив, и ответственность каждого из нас очень велика.
Пауль, как всегда, внимательно выслушал слова своего старшего товарища.
— Я подчинюсь любому приказу партии, — заверил он.
Недавние происшествия не поколебали решимости
Пауля. Если он на что и жаловался, так только на одиночество, на свою изолированность в этой глуши.
— И в глуши можно приносить пользу, — заметил Таммемяги.
— Знаю.
Таммемяги внимательно взглянул на Пауля, и тот прочитал в этом взгляде мысль, что не время сетовать на одиночество, не время думать о личном благополучии. Понял и внезапно увидел те свои слабости и недостатки, в существовании которых еще не отдавал себе полного отчета.
— Как ты смотришь на то, чтоб исчезнуть отсюда дня на два? — неожиданно спросил Пауль.
— А почему бы и нет? С удовольствием! А куда? Ты помнишь товарища Рейнберга? Он, как и я, хаживал к твоему отцу. Высокий такой, сухопарый, с редкими русыми волосами, всегда веселый. Он даже в тюрьме не давал нам падать духом.
Фамилия была Паулю знакома, но- самого человека он не помнил.
— Ну, не важно, помнишь ты его или нет. Этот товарищ умер, и я еду на* его похороны. Там соберутся и другие товарищи. Мог бы и ты поехать.
— Тогда нам надо поторапливаться! - воскликнул Пауль, взглянув на часы, и начал поспешно готовиться в дорогу.
— Ты думаешь так попросту со мной и поехать? — спросил Таммемяги. — Это не годится. Придется и тебе сделать заячью скидку.
— Пустяки, кто станет следить за мной!
— Ну-ну, поменьше опрометчивости! Ты поедешь завтра утренним поездом. Человек ты молодой, что тебе стоит отмахать до станции тридцать километров!
«Разумная в самом деле мысль», — подумал Пауль. Но Таммемяги потребовал еще большей осторожности: он посоветовал пройти пешком до следующей станции и только там сесть на поезд.
Пауль усмехнулся. Таммемяги прочел его мысли и сказал:
— Тебе еще многому надо учиться.
Пусть Пауль не забывает, что партии нередко случалось нести большие потери из-за мелочей, оставленных без внимания. Разве Виктор Кингисепп не был выдающимся мастером конспирации ? И что же, одна маленькая неосторожность — и он погиб. Он не переменил вовремя конспиративной квартиры, а сделать это было необходимо, так как днем арестовали человека, знавшего его адрес и оказавшегося предателем...
Однако по-юношески беззаботному Паулю все же казалось, что осторожность Таммемяги, порожденная тяжелым опытом прошлого, несколько преувеличена. Теперь положение изменилось. Уже одно пребывание здесь частей Красной Армии ограничивает своеволие властей. Во-вторых, сам Таммемяги ведь не скрывается в подполье, хотя работа его и конспиративна. И, наконец, совершенно очевидно, что в последнее время наблюдение за Паулем ослаблено: раньше его заставляли являться в полицию через день, а теперь только дважды в неделю, да и это стало уже пустой, никому не интересной формальностью. Может быть, и там предчувствуют перемену погоды. Догадываются, наверно, что почва вот-вот заколеблется. Соблюдать сейчас излишнюю осторожность — не переоценка ли это противника? Ну ладно, Таммемяги прошел суровую жизненную школу. Но Паулю-то зачем быть таким же рассудительным? Зачем до срока стариться? Риск — благородное дело...,
Так думал Пауль, покидая до рассвета город и проходя мимо полицейского участка. Пусть, если охота, следуют по пятам, пусть ловят!
На шоссе было пустынно. Ни людей, ни телег, ни машин. Из-за облаков пробивался какой-то неясный свет, рассеивавший тьму. Где-то пролаяла собака, ей издалека откликнулись другие, а затем все стихло. Настроение у Пауля было приподнятое, и он не замечал, как отмахивает километр за километром. Вскоре начало светать, на придорожном хуторе пропел петух, и с ясеня ему откликнулся скворец. Захлопали двери, заработали колодезные насосы, застучали топоры.
Чтоб не попасть на станцию слишком рано, Пауль замедлил шаг и, стерев со лба пот, снял пальто.
На станции ему вспомнились предостережения Таммемяги, и его взгляд невольно задерживался на каждом человеке. Но он не заметил ничего подозрительного.
В вагоне было полно дремлющих пассажиров. Пауль нашел местечко и вскоре, зажатый между двумя соседями, заснул с ощущением блаженного нытья в ногах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
А что, если удрать отсюда? Если написать Рут, чтоб она приехала в Метсакуру, скажем, в годовщину их знакомства? (Впрочем, помнит ли она вообще эту дату?!) Можно даже пожить там некоторое время... «Впрочем, нет! Что бы я стал там делать? Я и там бы умирал от скуки и бездействия. Вместо того чтоб находиться и действовать среди людей, мне пришлось бы скрываться от них. Нет, я поступлю иначе: приведу дачу в порядок, прощусь и, так же как в прошлом году, исчезну. Только на этот раз я двинусь на восток, в Советский Союз, куда когда-то бежал и мой отец. Его планы перечеркнули кровавой чертой, но меня не остановит никакая сила. Я вернусь оттуда обогащенный опытом, и моя работа пойдет гораздо успешнее. Главное — прочь отсюда, прочь!»
Однажды утром в дверь к Паулю, который еще не успел одеться, тихо постучали.
— Кто там?
Пауль быстро накинул пиджак и пошел открывать дверь. Он едва узнал Таммемяги: тот коротко остригся и отпустил усы.
— Вот уж действительно не ждал! Что тебя сюда привело? Какое чудо?
— Старая привычка петлять по-заячьи, -г улыбнулся Таммемяги.
— Так за тобой охотятся?
— Пока нет. Но осторожность — мать мудрости, как говорится.
Таммемяги проделал большой путь, в машине его изрядно укачало, и он здорово устал. Но он не хотел ни есть, ни отдыхать и беспокоился лишь о том, чтоб вовремя попасть на автобус, потому что к вечера хотел непременно поспеть в Таллин.
— А как ты тут поживаешь? — спросил он.
— Паршиво, — ответил Пауль. — Эта проклятая ссылка становится совершенно невыносимой. Пусть немного потеплеет, чтоб можно было скрываться в сараях, и я удеру.
— А куда?
— В Союз.
Таммемяги осудил эту мысль. Он сказал, что теперь не время бежать. События развиваются быстро, надо оставаться на местах и ждать распоряжений. Может быть, очень скоро и Паулю придется выполнять ответственные задания.
— Помни: принимая тебя в партию прошлой осенью, товарищи не сомневались, что ты сможешь взять на себя любые самые трудные поручения. Нас пока немного, как ты и сам знаешь. Все мы составляем актив, и ответственность каждого из нас очень велика.
Пауль, как всегда, внимательно выслушал слова своего старшего товарища.
— Я подчинюсь любому приказу партии, — заверил он.
Недавние происшествия не поколебали решимости
Пауля. Если он на что и жаловался, так только на одиночество, на свою изолированность в этой глуши.
— И в глуши можно приносить пользу, — заметил Таммемяги.
— Знаю.
Таммемяги внимательно взглянул на Пауля, и тот прочитал в этом взгляде мысль, что не время сетовать на одиночество, не время думать о личном благополучии. Понял и внезапно увидел те свои слабости и недостатки, в существовании которых еще не отдавал себе полного отчета.
— Как ты смотришь на то, чтоб исчезнуть отсюда дня на два? — неожиданно спросил Пауль.
— А почему бы и нет? С удовольствием! А куда? Ты помнишь товарища Рейнберга? Он, как и я, хаживал к твоему отцу. Высокий такой, сухопарый, с редкими русыми волосами, всегда веселый. Он даже в тюрьме не давал нам падать духом.
Фамилия была Паулю знакома, но- самого человека он не помнил.
— Ну, не важно, помнишь ты его или нет. Этот товарищ умер, и я еду на* его похороны. Там соберутся и другие товарищи. Мог бы и ты поехать.
— Тогда нам надо поторапливаться! - воскликнул Пауль, взглянув на часы, и начал поспешно готовиться в дорогу.
— Ты думаешь так попросту со мной и поехать? — спросил Таммемяги. — Это не годится. Придется и тебе сделать заячью скидку.
— Пустяки, кто станет следить за мной!
— Ну-ну, поменьше опрометчивости! Ты поедешь завтра утренним поездом. Человек ты молодой, что тебе стоит отмахать до станции тридцать километров!
«Разумная в самом деле мысль», — подумал Пауль. Но Таммемяги потребовал еще большей осторожности: он посоветовал пройти пешком до следующей станции и только там сесть на поезд.
Пауль усмехнулся. Таммемяги прочел его мысли и сказал:
— Тебе еще многому надо учиться.
Пусть Пауль не забывает, что партии нередко случалось нести большие потери из-за мелочей, оставленных без внимания. Разве Виктор Кингисепп не был выдающимся мастером конспирации ? И что же, одна маленькая неосторожность — и он погиб. Он не переменил вовремя конспиративной квартиры, а сделать это было необходимо, так как днем арестовали человека, знавшего его адрес и оказавшегося предателем...
Однако по-юношески беззаботному Паулю все же казалось, что осторожность Таммемяги, порожденная тяжелым опытом прошлого, несколько преувеличена. Теперь положение изменилось. Уже одно пребывание здесь частей Красной Армии ограничивает своеволие властей. Во-вторых, сам Таммемяги ведь не скрывается в подполье, хотя работа его и конспиративна. И, наконец, совершенно очевидно, что в последнее время наблюдение за Паулем ослаблено: раньше его заставляли являться в полицию через день, а теперь только дважды в неделю, да и это стало уже пустой, никому не интересной формальностью. Может быть, и там предчувствуют перемену погоды. Догадываются, наверно, что почва вот-вот заколеблется. Соблюдать сейчас излишнюю осторожность — не переоценка ли это противника? Ну ладно, Таммемяги прошел суровую жизненную школу. Но Паулю-то зачем быть таким же рассудительным? Зачем до срока стариться? Риск — благородное дело...,
Так думал Пауль, покидая до рассвета город и проходя мимо полицейского участка. Пусть, если охота, следуют по пятам, пусть ловят!
На шоссе было пустынно. Ни людей, ни телег, ни машин. Из-за облаков пробивался какой-то неясный свет, рассеивавший тьму. Где-то пролаяла собака, ей издалека откликнулись другие, а затем все стихло. Настроение у Пауля было приподнятое, и он не замечал, как отмахивает километр за километром. Вскоре начало светать, на придорожном хуторе пропел петух, и с ясеня ему откликнулся скворец. Захлопали двери, заработали колодезные насосы, застучали топоры.
Чтоб не попасть на станцию слишком рано, Пауль замедлил шаг и, стерев со лба пот, снял пальто.
На станции ему вспомнились предостережения Таммемяги, и его взгляд невольно задерживался на каждом человеке. Но он не заметил ничего подозрительного.
В вагоне было полно дремлющих пассажиров. Пауль нашел местечко и вскоре, зажатый между двумя соседями, заснул с ощущением блаженного нытья в ногах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116