Забывшись, Хилья побежала за машиной. Командир нагнулся вниз и что-то сказал ей, но танк уже ушел вперед, и она не расслышала слов.
Хилья оглянулась. Эспе исчез.
Он все время держался около Машин приглядываясь к их строению и ходу, к толщине брони, к гусеницам, к смотровым щелям, к расположению орудий. В нем снова проснулся техник.
Они нашли друг друга только в городе.
- Послушай, Анатолий, скажи, что значит это слово...
- Какое?
- Ну, это...
В памяти Хильи удержалось все: и лицо танкиста, такое маленькое под большим шлемом, и его смуглый румянец, и большие темные глаза, и пушок над верхней губой, лишь следовавшее за «спасибо» таинственное слово вдруг вылетело из головы.
Хоть солнце уже зашло, по улицам еще сновал народ. Грохота танков больше не было слышно, но отзвук его все еще не смолкал в душах людей. И Хилья и Эспе до сих пор находились под впечатлением увиденного, и ни у кого из них не было охоты расставаться друг с другом. Они без конца бродили по улицам, увлеченно обмениваясь впечатлениями дня.
- Еще немного, и я бы попала под гусеницы, - сказала Хилья. - Просто удивительно, до чего можно забыться! Я впопыхах даже и не видела, куда бегу. А командир был тоже в таком отличном настроении, что чуть и меня не поднял на башню вместе с сиренью. Не знаю, что он там сказал, но только я все поняла.
- Как же ты поняла? - холодно спросил Анатолий.
- По глазам. Ведь всем понятно, что говорят глаза, будь они черные или голубые. Разве не так?
- Как сказать, — ответил Эспе, пожимая плечами. — И что же тебе сказали эти глаза?
- Ах, словами передать трудно. Знаешь... Нет, что об этом говорить... Как много в одну минуту... Но нет, ты этого не поймешь!
Хилья была необычайно взволнована, зато Анатолий на редкость спокоен.
Наступило молчание. Но затем Хилья снова оживилась:
- Наконец-то вспомнила! Славненькая! Скажи мне - что значит «славненькая»?
- Славненькая? Ну, такая миленькая* симпатичная... Где ты откопала это слово?
- На дороге нашла.
Хилья с лукавой улыбкой поглядела на Анатолия.
- Это про тебя сказали?
- А, по-твоему, оно ко мне не подходит? Ты мне никогда такого не говорил,,
«Совсем потеряла голову!» - со вздохом подумал Анатолий.
— Ну, скажи откровенно - не подходит? - не отставала Хилья.
Анатолий смутился и не знал, что ответить.
— Сначала скажи — от кого ты это слово слышала? — сказал он в конце концов.
— А тебе что за дело?
Анатолий угрюмо умолк. Хилья начала напевать что-то веселое. Порой эта девушка умеет становиться такой чужой и до боли далекой! Анатолию впервые безумно захотелось проникнуть в ее душу...
По правде говоря, оба они еще ни разу не испытывали того, что хотя бы приблизительно напоминало любовь. Дружба — да, но не любовь. Это было простое, естественное, искреннее товарищество, заставлявшее их бескорыстно помогать друг другу, делиться своими горестями и радостями, а порой и опасностями, как, например, в то время, когда распространяли вдвоем подпольную газету. Дружбе ничуть не мешало то, что один из них уже стал зрелым молодым человеком, а другая еще недавно вышла из детского возраста.
И вдруг их невинная дружба, дала трещину, которая грозила расшириться. В голосе Хильи появилось что-то чуждое, в лице незнакомая ранее игра чувств, во всем поведении кокетливость, — откуда все это? Не, не Анатолий вызвал все это.
Незаметно для себя они дошли до пригородного парка, неподалеку откуда находилась мыза, на которой разместилась прибывшая воинская часть. Видно было, как за деревьями мелькают фигуры бойцов: кто хлопотал у танков, кто носил воду, кто чистил сапоги. Слышались звуки аккордеона.
— Уйдем отсюда! — потребовал Анатолий.
Хилья остановилась, отыскивая кого-то взглядом.
— Пойдем же! нетерпеливо повторил Эспе. — Что здесь торчать? Разве его найдешь? Да ты бы его и не узнала.
Хилья не обратила внимания на раздраженный тон Эспе и наивно ответила:
— Наверняка узнала бы, хоть в тысячной толпе. Эти глаза, это загорелое лицо...
— У них всех загорелые лица, а может быть, и темные. глаза.
— Эти едва пробивающиеся черные усы...
— Он их сейчас сбривает безопасной бритвой.
— Ты думаешь?
— Будь уверена. Сама видишь, как все они там отчищаются и отмываются. Что тебе за радость смотреть на это?
Хилья уступила но глаза ее все еще следили за бойцами, мелькавшими среди деревьев.
«Прямо ребенок, — подумал Анатолий, — она нисколько не стыдится обнаруживать передо мной свои чувства. Словно соображение потеряла. А я тоже хожу, как дурак, следом и смотрю...»
Он держался от Хильи на расстоянии, бросал на нее исподлобья хмурые взгляды и ломал веточку, подобранную на земле. А Хилья даже не соблаговолила заметить, что Анатолий расстроен, и это его сердило еще больше.
Ночью Эспе не мог сомкнуть глаз. Можно ли простить такое равнодушие Хильи к нему, такое бессердечие! Это уж не дружба, а бесстыдство! Что бы сказала Хилья, если бы он, Анатолий, побежал так же за какой-нибудь девчонкой и еще предложил Хилье поглядеть и полюбоваться, ну, скажем, хоть на ту же Вирве из банка, которой он при встречах в узком коридоре часто закрывает руками дорогу, чтоб затеять шутливую возню?
Но мстительные замыслы такого рода не приносили Анатолию ни удовлетворения, ни успокоения. Чем больше он раздумывал, тем сильнее болела у него душа. Какая ужасная духота в комнате! Он сбросил одеяло, раскрыл окно настежь и повернул подушку более прохладной стороной вверх. Все напрасно. В комнату проникал с улицы одуряющий запах молодой листвы и полумрак летней ночи, нагоняющий тоску.
Неужто любовь и в самом деле может родиться в одну ночь? Нет, глупости все — и больше ничего, солома горит быстро, это пройдет, пройдет;
Ему было стыдно признаться, что и в нем самом былое чувство дружбы сбросило свой покров и из-под него начало вылупляться нечто вроде любви. О чем бы он ни думал, перед глазами вновь и вновь появляется эта проклятая девчонка. Странно, что он раньше не замечал ее легкомыслия. Было бы нелепо и просто унизительно с серьезным видом начать тушить эту горящую солому. Со временем девушка сама поймет свою ошибку. Нужно только подождать. На первое время хорошо бы даже не встречаться с ней.
На следующий день Хилья сама разыскала Анатолия и позвала его на концерт красноармейской самодеятельности.
Анатолий отказался.
— Всегда ты ходил со мной, когда я звала а сейчас почему-то упрямишься.
— Мне некогда.
— Выдумываешь! Это с твоей стороны некрасиво.
Конечно это было некрасиво. Но что делать? Разве красиво так хмуриться* так дуться на Хилью, которая сегодня в сравнении - искренность и простодушие.
— Ну ладно, если уж тебе так хочется, пойду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Хилья оглянулась. Эспе исчез.
Он все время держался около Машин приглядываясь к их строению и ходу, к толщине брони, к гусеницам, к смотровым щелям, к расположению орудий. В нем снова проснулся техник.
Они нашли друг друга только в городе.
- Послушай, Анатолий, скажи, что значит это слово...
- Какое?
- Ну, это...
В памяти Хильи удержалось все: и лицо танкиста, такое маленькое под большим шлемом, и его смуглый румянец, и большие темные глаза, и пушок над верхней губой, лишь следовавшее за «спасибо» таинственное слово вдруг вылетело из головы.
Хоть солнце уже зашло, по улицам еще сновал народ. Грохота танков больше не было слышно, но отзвук его все еще не смолкал в душах людей. И Хилья и Эспе до сих пор находились под впечатлением увиденного, и ни у кого из них не было охоты расставаться друг с другом. Они без конца бродили по улицам, увлеченно обмениваясь впечатлениями дня.
- Еще немного, и я бы попала под гусеницы, - сказала Хилья. - Просто удивительно, до чего можно забыться! Я впопыхах даже и не видела, куда бегу. А командир был тоже в таком отличном настроении, что чуть и меня не поднял на башню вместе с сиренью. Не знаю, что он там сказал, но только я все поняла.
- Как же ты поняла? - холодно спросил Анатолий.
- По глазам. Ведь всем понятно, что говорят глаза, будь они черные или голубые. Разве не так?
- Как сказать, — ответил Эспе, пожимая плечами. — И что же тебе сказали эти глаза?
- Ах, словами передать трудно. Знаешь... Нет, что об этом говорить... Как много в одну минуту... Но нет, ты этого не поймешь!
Хилья была необычайно взволнована, зато Анатолий на редкость спокоен.
Наступило молчание. Но затем Хилья снова оживилась:
- Наконец-то вспомнила! Славненькая! Скажи мне - что значит «славненькая»?
- Славненькая? Ну, такая миленькая* симпатичная... Где ты откопала это слово?
- На дороге нашла.
Хилья с лукавой улыбкой поглядела на Анатолия.
- Это про тебя сказали?
- А, по-твоему, оно ко мне не подходит? Ты мне никогда такого не говорил,,
«Совсем потеряла голову!» - со вздохом подумал Анатолий.
— Ну, скажи откровенно - не подходит? - не отставала Хилья.
Анатолий смутился и не знал, что ответить.
— Сначала скажи — от кого ты это слово слышала? — сказал он в конце концов.
— А тебе что за дело?
Анатолий угрюмо умолк. Хилья начала напевать что-то веселое. Порой эта девушка умеет становиться такой чужой и до боли далекой! Анатолию впервые безумно захотелось проникнуть в ее душу...
По правде говоря, оба они еще ни разу не испытывали того, что хотя бы приблизительно напоминало любовь. Дружба — да, но не любовь. Это было простое, естественное, искреннее товарищество, заставлявшее их бескорыстно помогать друг другу, делиться своими горестями и радостями, а порой и опасностями, как, например, в то время, когда распространяли вдвоем подпольную газету. Дружбе ничуть не мешало то, что один из них уже стал зрелым молодым человеком, а другая еще недавно вышла из детского возраста.
И вдруг их невинная дружба, дала трещину, которая грозила расшириться. В голосе Хильи появилось что-то чуждое, в лице незнакомая ранее игра чувств, во всем поведении кокетливость, — откуда все это? Не, не Анатолий вызвал все это.
Незаметно для себя они дошли до пригородного парка, неподалеку откуда находилась мыза, на которой разместилась прибывшая воинская часть. Видно было, как за деревьями мелькают фигуры бойцов: кто хлопотал у танков, кто носил воду, кто чистил сапоги. Слышались звуки аккордеона.
— Уйдем отсюда! — потребовал Анатолий.
Хилья остановилась, отыскивая кого-то взглядом.
— Пойдем же! нетерпеливо повторил Эспе. — Что здесь торчать? Разве его найдешь? Да ты бы его и не узнала.
Хилья не обратила внимания на раздраженный тон Эспе и наивно ответила:
— Наверняка узнала бы, хоть в тысячной толпе. Эти глаза, это загорелое лицо...
— У них всех загорелые лица, а может быть, и темные. глаза.
— Эти едва пробивающиеся черные усы...
— Он их сейчас сбривает безопасной бритвой.
— Ты думаешь?
— Будь уверена. Сама видишь, как все они там отчищаются и отмываются. Что тебе за радость смотреть на это?
Хилья уступила но глаза ее все еще следили за бойцами, мелькавшими среди деревьев.
«Прямо ребенок, — подумал Анатолий, — она нисколько не стыдится обнаруживать передо мной свои чувства. Словно соображение потеряла. А я тоже хожу, как дурак, следом и смотрю...»
Он держался от Хильи на расстоянии, бросал на нее исподлобья хмурые взгляды и ломал веточку, подобранную на земле. А Хилья даже не соблаговолила заметить, что Анатолий расстроен, и это его сердило еще больше.
Ночью Эспе не мог сомкнуть глаз. Можно ли простить такое равнодушие Хильи к нему, такое бессердечие! Это уж не дружба, а бесстыдство! Что бы сказала Хилья, если бы он, Анатолий, побежал так же за какой-нибудь девчонкой и еще предложил Хилье поглядеть и полюбоваться, ну, скажем, хоть на ту же Вирве из банка, которой он при встречах в узком коридоре часто закрывает руками дорогу, чтоб затеять шутливую возню?
Но мстительные замыслы такого рода не приносили Анатолию ни удовлетворения, ни успокоения. Чем больше он раздумывал, тем сильнее болела у него душа. Какая ужасная духота в комнате! Он сбросил одеяло, раскрыл окно настежь и повернул подушку более прохладной стороной вверх. Все напрасно. В комнату проникал с улицы одуряющий запах молодой листвы и полумрак летней ночи, нагоняющий тоску.
Неужто любовь и в самом деле может родиться в одну ночь? Нет, глупости все — и больше ничего, солома горит быстро, это пройдет, пройдет;
Ему было стыдно признаться, что и в нем самом былое чувство дружбы сбросило свой покров и из-под него начало вылупляться нечто вроде любви. О чем бы он ни думал, перед глазами вновь и вновь появляется эта проклятая девчонка. Странно, что он раньше не замечал ее легкомыслия. Было бы нелепо и просто унизительно с серьезным видом начать тушить эту горящую солому. Со временем девушка сама поймет свою ошибку. Нужно только подождать. На первое время хорошо бы даже не встречаться с ней.
На следующий день Хилья сама разыскала Анатолия и позвала его на концерт красноармейской самодеятельности.
Анатолий отказался.
— Всегда ты ходил со мной, когда я звала а сейчас почему-то упрямишься.
— Мне некогда.
— Выдумываешь! Это с твоей стороны некрасиво.
Конечно это было некрасиво. Но что делать? Разве красиво так хмуриться* так дуться на Хилью, которая сегодня в сравнении - искренность и простодушие.
— Ну ладно, если уж тебе так хочется, пойду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116