В небольшом постскриптуме, написанном, очевидно, на другой день, сообщалось о смерти У но Эрмсона. Их компания обнаружила в какой-то деревне запасы спиртного. Было .немало выпито, немало съедено оленьей ветчины и шведского хлеба — словом, пили и- веселились на славу. Никто не заметил, как маленький Эрмсон исчез из дому, но утром его обнаружили на снегу. Он замёрз и обледенел, как сосулька.
На полях была приписка, сделанная рукой Винналя: пусть эта история останется между ними, а генералу нужно сказать, что сын его умер героем в схватке с вражескими разведчиками...
— Ты помнишь У но Эрмсона? - спросил Биллем Беллу.
— Как же! Я еще танцевала с ним на новогоднем вечере. А что?
— Он умер.
— Умер? В самом деле? Мир его праху. А Муйдре? А Ферди?
- От господина Муйдре я и привез это письмо, - вмешался Шефер. - Мы с ним провели вместе ночь в веселой компании. На трезвую голову это смирный, тихий человек, но стоит парню выпить, как ему сам черт не брат. И, говоря между нами, вот юбочник! Боюсь только, что в жилах у него частица еврейской крови. Смуглый, курчавый, в глазах маслянистый блеск... Во всяком случае, он подозрителен Такие портят северную расу...
Белла покраснела. Биллем торжествовал: антисемитизм Шефера пришелся весьма кстати.
Выпили в память Уно Эрмсона.
- Не позвонить ли тебе, Вильям, генералу? Может, он еще и не знает о смерти сына.
Сообщать о смерти не легко, даже по телефону,
- Господин генерал... Я получил известия... о вашем сыне... - запинался Ките.
- Прекрасно, прекрасно!
Биллем начал подбирать слова, но из трубки послышался приказ:
- Немедленно заходите ко мне! Через час я уезжаю в деревню. Жду вас.
Биллем не успел ничего больше сказать. Разговор внезапно закончился, и ему пришлось повесить трубку,
- Ну? Ты ничего не сказал ему?
- Он пригласил меня сейчас к себе.
Из вежливости Шефер хотел тотчас уйти, но сообща было решено, что он подождет возвращения Виллема от генерала.
После того как Биллем ушел, Белла пустила в ход все свои чары, чтобы понравиться гостю, Результаты не замедлили сказаться. Несмотря на близорукость, Белла все же увидела, как взгляд молодого гостя поднялся от ее остроносых туфель к шелковым чулкам, скользнул по стройным коленям, задержался на накрашенных губах и остановился на ресницах, ища ответного взгляда. Разговор сейчас же оживился. Едва Белла принялась жаловаться на свою печальную судьбу, как Шефер тотчас же выказал готовность утешить ее.
- Как я обрадовался, найдя здесь таких превосходных людей, как вы!сказал он. — Поверьте, вы заслуживаете большего, чем думаете. Мне будет искренне жаль, если вы тут станете жертвой будущих событий... Этого не должно быть!
Когда Гитлер оккупирует Прибалтику, то Китсам в случае возможных недоразумений нужно будет лишь намекнуть на свое близкое знакомство с Шефером. У него самые лучшие связи. Представьте себе, недавно он виделся с самим зятем Геринга, которому передал привет от здешнего немецкого посла! Этот зять служит в финской авиации!
- Кстати, как живет профессор Кянд? Я слышал от господина Штейнгарта, что он совсем сбился с правильного пути.
Белла принялась рассказывать. Она выложила все, что знала, и даже сверх того. Не только о профессоре Кянде и его дочери, но и обо всех тех, с которыми Шефер познакомился однажды у Кяндов. По настоянию Шефера ей пришлось рассказывать обо всем этом очень обстоятельно.
- Почему это вас так интересует? - вдруг спросила Белла.
- Я, знаете ли, хочу написать роман о здешней жизни. Хочу дать правдивые портреты отдельных людей, которых встречал. Каждая деталь меня радует.
В то время как Шефер дружески болтал с Беллой, подбивая ее на сплетни о всех знакомых и незнакомых, Биллем спешил к генералу Эрмсону.
Ему даже не предложили сесть. Генерал собирался принять от него рапорт, стоя посреди комнаты. В присутствии этого дородного лысого человека смелость Китса улетучилась, и взгляд его, скользнув в сторону, остановился на оконных стеклах, на которых мороз нарисовал листья папоротника, звездочки и узоры.
- Ну, о чем же вам пишет мой мальчуган? Вам он, негодяй, пишет, а мне - нет.
- Я получил вести не от вашего сына, а о вашем сыне, - сказал Ките очень серьезным тоном.
- Плохие?
Ките промолчал. Взгляд его снова метнулся к окну.
С грохотом, от которого задрожали окна и стены, по улице проехал грузовик. Казалось, будто прошел танк.
- Понимаю, - произнес Эрмсон, тоже глядя в сторону. - Я старый солдат. Никогда не трусил. Говорите прямо. Он пал?
- Да, пал.
Это было не совсем то слово, ну да ладно.
На лице Эрмсона ничто не шевельнулось.
- Мне еще не сообщали об этом. Могу ли я вам верить? Расскажите: где, как, когда?
Эрмсон сел, предложив сесть и гостю.
Говорить ли все? После того как было произнесено слово «пал», стоит ли рассказывать о том, что сын генерала замерз спьяну? Нет, к чему эта прозаическая версия, если легенда возвышает и утешает?
- Ваш сын погиб геройской смертью! - патетически воскликнул Ките.
- Я знал это! — с чувством ответил генерал. - Так и следует умирать! Тогда есть смысл в жизни!
Ките пришпорил свою фантазию. Уно был ранен в стычке с отрядом вражеских разведчиков... Он остался один на снегу... Враги приблизились, решив, что он мертв. А Уно ? Истекая кровью, он хватает закоченевшей рукой гранату и швыряет ее в гущу врагов, а другой гранатой взрывает себя.,.
— Молодец, сынок, молодец! — растроганно восклицает генерал, словно видит перед собой сына живым. — Иначе ты и не мог поступить! Только так, только так, мой сын! Будь примером для других! А вы ступайте и тотчас напишите в газеты! Вы человек пишущий и знаете, как это сделать получше.
Ките пролепетал в ответ, что он не журналист и не газетчик, что, может быть, этим займется кто-нибудь другой.
— Что я слышу? Вы вдруг перестали владеть пером? Не можете описать подвиг, рядом с которым бледнеет все? Что это за разговор? Или вы красный?
— Боже упаси! Но вы сами понимаете, что в газете обо всем не напишешь... — попытался выкрутиться Ките, но Эрмсон так рассвирепел, так расфыркался, что гость стал поглядывать на дверь.
— Если от вас, жалких писак, не будет толку, — гремел генерал, — я сам напишу! Хотел бы я видеть, кто осмелится отвергнуть то, что я напишу! Я закажу сделать монумент из гранита... Прикажу высечь золотыми буквами рассказ о подвиге сына! Все вы трусы, трусы по сравнению с моим сыном!
Вернувшись домой, Ките уже не застал гостя: Шефер произвел на Беллу глубокое впечатление, она не могла нахвалиться им перед Виллемом. Он, конечно, не только писатель, он тут по каким-то важным заданиям. А какие у него связи, ого!
Взгляд Виллема упал на письмо Муйдре, лежавшее на столе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
На полях была приписка, сделанная рукой Винналя: пусть эта история останется между ними, а генералу нужно сказать, что сын его умер героем в схватке с вражескими разведчиками...
— Ты помнишь У но Эрмсона? - спросил Биллем Беллу.
— Как же! Я еще танцевала с ним на новогоднем вечере. А что?
— Он умер.
— Умер? В самом деле? Мир его праху. А Муйдре? А Ферди?
- От господина Муйдре я и привез это письмо, - вмешался Шефер. - Мы с ним провели вместе ночь в веселой компании. На трезвую голову это смирный, тихий человек, но стоит парню выпить, как ему сам черт не брат. И, говоря между нами, вот юбочник! Боюсь только, что в жилах у него частица еврейской крови. Смуглый, курчавый, в глазах маслянистый блеск... Во всяком случае, он подозрителен Такие портят северную расу...
Белла покраснела. Биллем торжествовал: антисемитизм Шефера пришелся весьма кстати.
Выпили в память Уно Эрмсона.
- Не позвонить ли тебе, Вильям, генералу? Может, он еще и не знает о смерти сына.
Сообщать о смерти не легко, даже по телефону,
- Господин генерал... Я получил известия... о вашем сыне... - запинался Ките.
- Прекрасно, прекрасно!
Биллем начал подбирать слова, но из трубки послышался приказ:
- Немедленно заходите ко мне! Через час я уезжаю в деревню. Жду вас.
Биллем не успел ничего больше сказать. Разговор внезапно закончился, и ему пришлось повесить трубку,
- Ну? Ты ничего не сказал ему?
- Он пригласил меня сейчас к себе.
Из вежливости Шефер хотел тотчас уйти, но сообща было решено, что он подождет возвращения Виллема от генерала.
После того как Биллем ушел, Белла пустила в ход все свои чары, чтобы понравиться гостю, Результаты не замедлили сказаться. Несмотря на близорукость, Белла все же увидела, как взгляд молодого гостя поднялся от ее остроносых туфель к шелковым чулкам, скользнул по стройным коленям, задержался на накрашенных губах и остановился на ресницах, ища ответного взгляда. Разговор сейчас же оживился. Едва Белла принялась жаловаться на свою печальную судьбу, как Шефер тотчас же выказал готовность утешить ее.
- Как я обрадовался, найдя здесь таких превосходных людей, как вы!сказал он. — Поверьте, вы заслуживаете большего, чем думаете. Мне будет искренне жаль, если вы тут станете жертвой будущих событий... Этого не должно быть!
Когда Гитлер оккупирует Прибалтику, то Китсам в случае возможных недоразумений нужно будет лишь намекнуть на свое близкое знакомство с Шефером. У него самые лучшие связи. Представьте себе, недавно он виделся с самим зятем Геринга, которому передал привет от здешнего немецкого посла! Этот зять служит в финской авиации!
- Кстати, как живет профессор Кянд? Я слышал от господина Штейнгарта, что он совсем сбился с правильного пути.
Белла принялась рассказывать. Она выложила все, что знала, и даже сверх того. Не только о профессоре Кянде и его дочери, но и обо всех тех, с которыми Шефер познакомился однажды у Кяндов. По настоянию Шефера ей пришлось рассказывать обо всем этом очень обстоятельно.
- Почему это вас так интересует? - вдруг спросила Белла.
- Я, знаете ли, хочу написать роман о здешней жизни. Хочу дать правдивые портреты отдельных людей, которых встречал. Каждая деталь меня радует.
В то время как Шефер дружески болтал с Беллой, подбивая ее на сплетни о всех знакомых и незнакомых, Биллем спешил к генералу Эрмсону.
Ему даже не предложили сесть. Генерал собирался принять от него рапорт, стоя посреди комнаты. В присутствии этого дородного лысого человека смелость Китса улетучилась, и взгляд его, скользнув в сторону, остановился на оконных стеклах, на которых мороз нарисовал листья папоротника, звездочки и узоры.
- Ну, о чем же вам пишет мой мальчуган? Вам он, негодяй, пишет, а мне - нет.
- Я получил вести не от вашего сына, а о вашем сыне, - сказал Ките очень серьезным тоном.
- Плохие?
Ките промолчал. Взгляд его снова метнулся к окну.
С грохотом, от которого задрожали окна и стены, по улице проехал грузовик. Казалось, будто прошел танк.
- Понимаю, - произнес Эрмсон, тоже глядя в сторону. - Я старый солдат. Никогда не трусил. Говорите прямо. Он пал?
- Да, пал.
Это было не совсем то слово, ну да ладно.
На лице Эрмсона ничто не шевельнулось.
- Мне еще не сообщали об этом. Могу ли я вам верить? Расскажите: где, как, когда?
Эрмсон сел, предложив сесть и гостю.
Говорить ли все? После того как было произнесено слово «пал», стоит ли рассказывать о том, что сын генерала замерз спьяну? Нет, к чему эта прозаическая версия, если легенда возвышает и утешает?
- Ваш сын погиб геройской смертью! - патетически воскликнул Ките.
- Я знал это! — с чувством ответил генерал. - Так и следует умирать! Тогда есть смысл в жизни!
Ките пришпорил свою фантазию. Уно был ранен в стычке с отрядом вражеских разведчиков... Он остался один на снегу... Враги приблизились, решив, что он мертв. А Уно ? Истекая кровью, он хватает закоченевшей рукой гранату и швыряет ее в гущу врагов, а другой гранатой взрывает себя.,.
— Молодец, сынок, молодец! — растроганно восклицает генерал, словно видит перед собой сына живым. — Иначе ты и не мог поступить! Только так, только так, мой сын! Будь примером для других! А вы ступайте и тотчас напишите в газеты! Вы человек пишущий и знаете, как это сделать получше.
Ките пролепетал в ответ, что он не журналист и не газетчик, что, может быть, этим займется кто-нибудь другой.
— Что я слышу? Вы вдруг перестали владеть пером? Не можете описать подвиг, рядом с которым бледнеет все? Что это за разговор? Или вы красный?
— Боже упаси! Но вы сами понимаете, что в газете обо всем не напишешь... — попытался выкрутиться Ките, но Эрмсон так рассвирепел, так расфыркался, что гость стал поглядывать на дверь.
— Если от вас, жалких писак, не будет толку, — гремел генерал, — я сам напишу! Хотел бы я видеть, кто осмелится отвергнуть то, что я напишу! Я закажу сделать монумент из гранита... Прикажу высечь золотыми буквами рассказ о подвиге сына! Все вы трусы, трусы по сравнению с моим сыном!
Вернувшись домой, Ките уже не застал гостя: Шефер произвел на Беллу глубокое впечатление, она не могла нахвалиться им перед Виллемом. Он, конечно, не только писатель, он тут по каким-то важным заданиям. А какие у него связи, ого!
Взгляд Виллема упал на письмо Муйдре, лежавшее на столе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116