И такой человек еще бегает по предвыборным собраниям, надеясь опять пробраться в сейм! Одна из газет утверждала даже, что акционерное общество «Цеплис» за баснословную цену заложило в Латвийском банке устаревшие машины. Комья глины были названы кирпичами и тоже заложены в банке. Все это — работа Ц'ирулиса вкупе с главным директором банка Дзилюпетисом. Поэтому Дзилюпетису тоже придется освободить свое место и за эти преступные действия ответить перед судом. Промышленника Цеплиса, разумно руководившего предприятием, эти деляги попросту выжили оттуда, ибо он противился наглому обворовыванию государства. На его место был посажен совершенно невежественный юнец, беспрекословно осуществляющий преступные замыслы крупных заправил. На директорский пост этот юнец попал, женившись на дочери некоего фабриканта с весьма сомнительной репутацией. ..
Так писал Карл Крум, и его статья произвела ошеломляющее впечатление. Чиновники государственного контроля выехали на завод и убедились, что заложенное в Латвийском банке оборудование не стоит и пятой доли полученных под него денег. Заложенные кирпичи тоже оказались непригодными, хотя комьями глины их назвать все-таки нельзя. Это уж репортер преувеличил. Однако вся история с кирпичным заводом оказалась настолько скандальной, что Дзилюпетиса до окончательного выяснения всех обстоятельств отстранили от должности. В полнейшей панике пребывали и За-ринь с Лейманом, однако на сей раз они отделались только испугом. Положение Дзилюпетиса все ухудшалось. Следователь по особо важным делам несколько раз допрашивал его и, наконец, приказал взять, под стражу, потребовав весьма крупного залога. Известие об аресте Дзилюпетиса произвело на всех жуткое впечатление — словно рухнул высокий, могучий дуб и от этого содрогнулся весь лес. Но в тюрьме Дзилюпетису пришлось посидеть недолго — за него поручились влиятельные особы и многие банки. Люди опять повторяли старинную остроту: «Мелких воришек тюрьма ждет, а крупных — слава и почет».
Все эти неожиданные разоблачения и их последствия произвели на Цирулиса убийственное впечатление. Каким блистательным было для него начало предвыборной борьбы, когда избиратели на собраниях встречали его аплодисментами и провожали самыми лучшими пожеланиями! Теперь его собраний никто не посещал, за исключением нескольких насмешников, бросавшихся неприличною руганью, как кирпичами. Если в начале Цирулис радовался своим успехам и считал, что депутатский мандат на следующие три года у него все равно что в кармане, то теперь им овладели робость и растерянность. Всюду мерещились враги, нападающие на него и уличающие его в обмане государства. Многие и слыхом не слыхивали о проделках Цирулиса, но по его поведению сразу заключали, что у этого человека совесть не чиста. Часто ему возвращали его фотографии, которые он когда-то раздавал избирателям; на обороте их к перечню, его заслуг приписывали несколько слов о заложенных в банке комьях глины и обмане государства. Почему законы не оберегают депутатов от такого обращения? Вообще на время избирательной кампании следовало бы запретить газетам печатать порочащие факты о деятельности депутатов. Газетчикам надо приказать только восхвалять наших депутатов. Тогда народ сам знал бы, кого выбирать. Газетные разоблачения оказывают давление на избирателей, а это преступно. Разве прокуратуре неизвестно, что на избирателей нельзя воздействовать с помощью силы? А нападки на депутата — это и есть насилие, нарушающее одновременно два закона: о депутатской неприкосновенности и о свободе выборов. Поэтому таких нарушителей закона следует наказывать еще строже, чем воров и убийц!
Однако эти молчаливые пожелания Цирулиса уже не могли спасти его положения на выборах, поскольку остальные девяносто девять депутатов не только втайне радовались неудачам своего коллеги, но и открыто поносили его на собраниях самым непростительным образом. Наиболее дотошными среди них были Осис и Клявинь. Перед своими избирателями они изничтожали Цирулиса с таким азартом, словно он яв-
лялся единственным виновником всех общественных неурядиц, и понесенных государственных убытков. Избиратели прямо-таки ревели от удовольствия, радуясь, что наконец-то обнаружен корень зла. Они были до того оболванены, что принимали на веру каждую громкую фразу, каждое голословное утверждение.
В некий дождливый вечер, возвращаясь в Ригу с так называемых народных собраний, в вагоне второго класса встретились несколько депутатов различных партий, в том числе Осис и Клявинь. Перекинувшись несколькими шуточками, депутаты умолкли. Каждый из них уже досыта наговорился за день. Некоторые выступали подряд на трех-четырех собраниях, и теперь им, естественно, хотелось молчать и дремать. На мягких сидениях вагона приятно укачивало, и глаза слипались сами собой. В своем кругу депутаты называли такие собрания партийной барщиной, черной работой. Друг с другом они могли быть откровенными, так как на этот счет все придерживались одного мнения. За время существования республики сложился тип депутата, считающего политическую деятельность своим монопольным правом. Поэтому все депутаты держались как единая корпорация, подчиненная строгому, хотя и неписаному закону. На своих избирателей они смотрели как на низшую касту, обязанную раз в три года покорно отдать свои голоса, а потом снова умолкнуть и не совать нос в политическую деятельность депутатов. Когда большинство пассажиров в вагоне задремало, а вместе с ними уснула и вся государственная политика, депутат Клявинь наклонился к своему соседу, депутату Оси су, и шепотом спросил:
— Ну как с.Цирулисом?
— Кажется, его песенка спета. Хорошо, что мы тогда не лезли в правление, — также шепотом ответил Осис, борясь с дремотой.
— Стоит ли вспоминать об этом! — воскликнул Клявинь, испугавшись, как бы прочие дремлющие политические деятели не услышали слов Осиса. Ведь во время выборов опасен даже спящий противник. — Ну, а Дзилюпетис как, выкарабкается?
— Надежды мало, он слишком запутан. Впрочем,
у него голова на плечах, суд ему ничего не сделает. Дзилюпетис — жертва выборов, в другое время его бы не стали беспокоить по пустякам.
— Да, если хочешь жить, перед выборами надо быть осторожным. Этого Цирулиса я сегодня опять изрядно просмолил, — похвастался Клявинь. — Пусть лучше в тех краях и не показывается!
— Однако он пустил довольно глубокие корни! Не будь этой кирпичной панамы, Цирулис как миленький попал бы опять в сейм. А теперь я поклевываю его на каждом собрании. Ведь у меня ястребиная натура, — Осис засопел и тут же уснул. Сосед не будил его, так как во сне человек может иногда сболтнуть довольно интересные вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Так писал Карл Крум, и его статья произвела ошеломляющее впечатление. Чиновники государственного контроля выехали на завод и убедились, что заложенное в Латвийском банке оборудование не стоит и пятой доли полученных под него денег. Заложенные кирпичи тоже оказались непригодными, хотя комьями глины их назвать все-таки нельзя. Это уж репортер преувеличил. Однако вся история с кирпичным заводом оказалась настолько скандальной, что Дзилюпетиса до окончательного выяснения всех обстоятельств отстранили от должности. В полнейшей панике пребывали и За-ринь с Лейманом, однако на сей раз они отделались только испугом. Положение Дзилюпетиса все ухудшалось. Следователь по особо важным делам несколько раз допрашивал его и, наконец, приказал взять, под стражу, потребовав весьма крупного залога. Известие об аресте Дзилюпетиса произвело на всех жуткое впечатление — словно рухнул высокий, могучий дуб и от этого содрогнулся весь лес. Но в тюрьме Дзилюпетису пришлось посидеть недолго — за него поручились влиятельные особы и многие банки. Люди опять повторяли старинную остроту: «Мелких воришек тюрьма ждет, а крупных — слава и почет».
Все эти неожиданные разоблачения и их последствия произвели на Цирулиса убийственное впечатление. Каким блистательным было для него начало предвыборной борьбы, когда избиратели на собраниях встречали его аплодисментами и провожали самыми лучшими пожеланиями! Теперь его собраний никто не посещал, за исключением нескольких насмешников, бросавшихся неприличною руганью, как кирпичами. Если в начале Цирулис радовался своим успехам и считал, что депутатский мандат на следующие три года у него все равно что в кармане, то теперь им овладели робость и растерянность. Всюду мерещились враги, нападающие на него и уличающие его в обмане государства. Многие и слыхом не слыхивали о проделках Цирулиса, но по его поведению сразу заключали, что у этого человека совесть не чиста. Часто ему возвращали его фотографии, которые он когда-то раздавал избирателям; на обороте их к перечню, его заслуг приписывали несколько слов о заложенных в банке комьях глины и обмане государства. Почему законы не оберегают депутатов от такого обращения? Вообще на время избирательной кампании следовало бы запретить газетам печатать порочащие факты о деятельности депутатов. Газетчикам надо приказать только восхвалять наших депутатов. Тогда народ сам знал бы, кого выбирать. Газетные разоблачения оказывают давление на избирателей, а это преступно. Разве прокуратуре неизвестно, что на избирателей нельзя воздействовать с помощью силы? А нападки на депутата — это и есть насилие, нарушающее одновременно два закона: о депутатской неприкосновенности и о свободе выборов. Поэтому таких нарушителей закона следует наказывать еще строже, чем воров и убийц!
Однако эти молчаливые пожелания Цирулиса уже не могли спасти его положения на выборах, поскольку остальные девяносто девять депутатов не только втайне радовались неудачам своего коллеги, но и открыто поносили его на собраниях самым непростительным образом. Наиболее дотошными среди них были Осис и Клявинь. Перед своими избирателями они изничтожали Цирулиса с таким азартом, словно он яв-
лялся единственным виновником всех общественных неурядиц, и понесенных государственных убытков. Избиратели прямо-таки ревели от удовольствия, радуясь, что наконец-то обнаружен корень зла. Они были до того оболванены, что принимали на веру каждую громкую фразу, каждое голословное утверждение.
В некий дождливый вечер, возвращаясь в Ригу с так называемых народных собраний, в вагоне второго класса встретились несколько депутатов различных партий, в том числе Осис и Клявинь. Перекинувшись несколькими шуточками, депутаты умолкли. Каждый из них уже досыта наговорился за день. Некоторые выступали подряд на трех-четырех собраниях, и теперь им, естественно, хотелось молчать и дремать. На мягких сидениях вагона приятно укачивало, и глаза слипались сами собой. В своем кругу депутаты называли такие собрания партийной барщиной, черной работой. Друг с другом они могли быть откровенными, так как на этот счет все придерживались одного мнения. За время существования республики сложился тип депутата, считающего политическую деятельность своим монопольным правом. Поэтому все депутаты держались как единая корпорация, подчиненная строгому, хотя и неписаному закону. На своих избирателей они смотрели как на низшую касту, обязанную раз в три года покорно отдать свои голоса, а потом снова умолкнуть и не совать нос в политическую деятельность депутатов. Когда большинство пассажиров в вагоне задремало, а вместе с ними уснула и вся государственная политика, депутат Клявинь наклонился к своему соседу, депутату Оси су, и шепотом спросил:
— Ну как с.Цирулисом?
— Кажется, его песенка спета. Хорошо, что мы тогда не лезли в правление, — также шепотом ответил Осис, борясь с дремотой.
— Стоит ли вспоминать об этом! — воскликнул Клявинь, испугавшись, как бы прочие дремлющие политические деятели не услышали слов Осиса. Ведь во время выборов опасен даже спящий противник. — Ну, а Дзилюпетис как, выкарабкается?
— Надежды мало, он слишком запутан. Впрочем,
у него голова на плечах, суд ему ничего не сделает. Дзилюпетис — жертва выборов, в другое время его бы не стали беспокоить по пустякам.
— Да, если хочешь жить, перед выборами надо быть осторожным. Этого Цирулиса я сегодня опять изрядно просмолил, — похвастался Клявинь. — Пусть лучше в тех краях и не показывается!
— Однако он пустил довольно глубокие корни! Не будь этой кирпичной панамы, Цирулис как миленький попал бы опять в сейм. А теперь я поклевываю его на каждом собрании. Ведь у меня ястребиная натура, — Осис засопел и тут же уснул. Сосед не будил его, так как во сне человек может иногда сболтнуть довольно интересные вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111