Они же теперь до того избалованы... Если в субботу нет денег, так в понедельник стачка и инспектор труда берет за горло, — ворчал Нагайнис, садясь в машину. — Правда, зато удалось продать солидную партию мышеловок. Если бы мы ничего не вывозили за границу, то хоть задавись. Здесь, кажется, уже выловлены все мыши! — Нагайнис попытался рассмеяться.
— Беда в том, что мы производим множество вещей, совершенно не нужных нам и не пригодных для внешнего рынка. Каждый старается производить то, что уже производит другой. Это указывает на недостаток изобретательности и смекалки. Если один варит мыло и хорошо зарабатывает, то пятьдесят других, увидев это, тоже бросаются на мыловарение. И вот начинается бесчестная конкуренция и обман покупателей, пока все не разорятся и своими банкротствами не потянут за собой также банки. Тогда поднимается вопль о кризисе мыловарения. Одного только туалетного мыла у нас, говорят, наварено столько, что в течение десяти лет им могли бы умываться не только люди, но и домашняя скотина во всей Латвии. И все-таки осталось бы! — закончил Цеплис.
— Совершенно правильно! Так получается не только с мылом, но и с консервами тоже. Говорят, у Сескиса тоже петля на шее, — весело воскликнул Нагайнис, обрадованный представившейся возможностью открыть Цеплису глаза на дела своего приятеля.
— Как, и у Сескиса Затруднения? — спросил Цеплие с притворным изумлением.
— Этот скоро совсем вылетит в трубу! Говорят, у него описаны даже пустые консервные жестянки. Я вас предостерегаю, чтобы вы не пускались с ним ни в какие дела, — таинственно прошептал Нагайнис, словно опасаясь, как бы шофер не услыхал его слов.
— Мне говорили, что его дела идут довольно хорошо, но сам Сескис якобы слишком мало ими интересуется, потому что крепко запил, — улыбнулся Цеплис.
— Пьянство это еще полбеды, но он прогуливает все деньги с кафешантанными красотками. Ручаюсь, что фабрика Сескиса скоро пойдет с молотка. Лично я решил больше не ждать, пока он расплатится со мной, — важно произнес Нагайнис.
— Он должен и вам? Много?
— Больше миллиона. Мне теперь самому нужны деньги для оборота.
— Понятно, понятно! Тут нечего щадить чужую шкуру.
— Я и не собираюсь, — бойко заявил Нагайнис, Автомобиль уже приближался к дому Цеплиса, и Нагайнис с каждой минутой делался все беспокойнее. Цеплис чувствовал, что его соседу хочется что-то сказать, но что именно, не мог догадаться. Однако Нагайнис уже поборол смущение и начал вполголоса:
— Господин Цеплис, не выручите ли вы меня на несколько дней? У еврея не достал, а завтра надо платить рабочим... Я вам верну во вторник или в среду.
— Сколько же вы хотите? — спросил Цеплис, когда автомобиль же остановился.
— Выйдем-ка. Ну, скажем, три тысячи лат. В среду или четверг отдам. — Нагайнис почти умолял. Цеплис подумал: «После дождичка в четверг!», и сказал:
— К сожалению, такой суммы в наличии не имеется.
— Дайте чек, — оживившись, поспешно воскликнул Нагайнис.
— Гм... — протянул Цеплис.
— Сказать по правде, я мог бы обойтись и двумя тысячами...
— Трудновато будет.
— Но одну-то уж вы сможете.
— Лучше отложим этот вопрос. Я не признаю частных займов и по возможности избегаю их.
— Я напишу вам бланко-вексель, — Нагайнис ухватился за соломинку.
— У меня же не банк.
— Дайте чек на две, а я вам дам вексель на три тысячи лат, — не отставал Нагайнис.
— Ну, это уж совсем сомнительное дело. Тогда уж идите лучше на черную биржу.
— Там дают только половину.
— Даже меньше! В зависимости от риска, — усмехнулся Цеплис. — Сегодня я вам не смогу помочь.
— Но, может быть, завтра? — Нагайнис торговался, и Цеплис увидел, что с ним надо разговаривать ясным и решительным языком. Деликатных намеков он не понимал.
— Нет, и завтра нет. Если я вообще решился бы стать вашим компаньоном, то деньги дал бы лишь при условии, чтобы я сам мог контролировать их расходование. Швырять деньгами по ресторанам умеет каждый дурак! — закончил Цеплис почти со злостью.
— Да вы что? Это же не я, это Сескис проматывает деньги с ресторанными красотками! — оправдывался Нагайнис.
— Какая разница, Нагайнис или Сескис! Все вы на одну мерку. Стреляют и рвут, где только можно, а когда деньги в кармане, кутят по кабакам и издеваются над кредиторами! Я вам не дам ни одного сантима. — Цеплис разгорячился и побагровел.
— Что вы кричите! — прошипел Нагайнис.
— Довольно! Я не хочу с вами спорить из-за своих же денег. Я буду делать дела только с теми предпринимателями, которые хотят и умеют работать. Ни вы, ни ваши приятели не относитесь к этой категории. Езжайте себе и оставьте меня в покое! — закончил Цеплис почти враждебно и, сунув Нагайнису руку, скрылся в подъезде дома. Нагайнис на мгновение остался стоять как вкопанный, не в силах очухаться. Что случилось вдруг с Цеплисом? Он зедь все время был так любезен. Но тут Нагайнис вспомнил, что шофер все видел, и рассердился еще больше.
«Ну погоди, голубчик! Попадешься ты мне в лапы!» — подумал он и велел шоферу ехать на подковную фабрику. Всю дорогу он злился. «И зачем надо было так долго путаться с этим выскочкой и тратить время? Да еще совершенно зря катал его в своем автомобиле. Привез, домой, как барина, к самому подъезду. Наверно, у Цеплиса вовсе и нет этого хваленого богатства... О — прекрасно! Я распущу эту новость по всей Риге, и пусть-ка он тогда попробует что-нибудь предпринять! У людей сразу пропадет охота разговаривать с раздувшимся мыльным пузырем и делать с ним дела!..» И Нагайнису понравились эти планы мести. Он даже забыл, что завтра суббота, а у него нет ни сантима на жалованье рабочим. «Как-нибудь» было его девизом в таких случаях, и этот девиз, точно надежная ладья, выносил его из всех водоворотов. Неужели на этот раз она даст ему потонуть? Особенно, если в качестве весел и руля можно еще использовать слухи о безденежье Цеплиса! В промышленных кругах это должно иметь успех! И Нагайнис совсем повеселел.
Избавившись от Нагайниса, Цеплис стал взбираться по лестнице на третий этаж, где находилась его девятикомнатная квартира. Взбирался он медленно и осторожно: его комплекция и сердце не допускали резких движений. Той же медлительной осторожности, что проявлялась в его походке и движениях,. Цеплис придерживался и в своих мыслях и коммерческих операциях. Какой смысл возиться с мелочами? Они только понапрасну волнуют. Если уж волноваться, так волноваться из-за суммы, достойной волнений. Но этот разорившийся и погрязший в долгах мышеловочный фабрикант осмелился предложить ему тысячу лат по своему ничем не обеспеченному и почти ничего не стоящему векселю! Нет, это не столько, оскорбляет, сколько злит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
— Беда в том, что мы производим множество вещей, совершенно не нужных нам и не пригодных для внешнего рынка. Каждый старается производить то, что уже производит другой. Это указывает на недостаток изобретательности и смекалки. Если один варит мыло и хорошо зарабатывает, то пятьдесят других, увидев это, тоже бросаются на мыловарение. И вот начинается бесчестная конкуренция и обман покупателей, пока все не разорятся и своими банкротствами не потянут за собой также банки. Тогда поднимается вопль о кризисе мыловарения. Одного только туалетного мыла у нас, говорят, наварено столько, что в течение десяти лет им могли бы умываться не только люди, но и домашняя скотина во всей Латвии. И все-таки осталось бы! — закончил Цеплис.
— Совершенно правильно! Так получается не только с мылом, но и с консервами тоже. Говорят, у Сескиса тоже петля на шее, — весело воскликнул Нагайнис, обрадованный представившейся возможностью открыть Цеплису глаза на дела своего приятеля.
— Как, и у Сескиса Затруднения? — спросил Цеплие с притворным изумлением.
— Этот скоро совсем вылетит в трубу! Говорят, у него описаны даже пустые консервные жестянки. Я вас предостерегаю, чтобы вы не пускались с ним ни в какие дела, — таинственно прошептал Нагайнис, словно опасаясь, как бы шофер не услыхал его слов.
— Мне говорили, что его дела идут довольно хорошо, но сам Сескис якобы слишком мало ими интересуется, потому что крепко запил, — улыбнулся Цеплис.
— Пьянство это еще полбеды, но он прогуливает все деньги с кафешантанными красотками. Ручаюсь, что фабрика Сескиса скоро пойдет с молотка. Лично я решил больше не ждать, пока он расплатится со мной, — важно произнес Нагайнис.
— Он должен и вам? Много?
— Больше миллиона. Мне теперь самому нужны деньги для оборота.
— Понятно, понятно! Тут нечего щадить чужую шкуру.
— Я и не собираюсь, — бойко заявил Нагайнис, Автомобиль уже приближался к дому Цеплиса, и Нагайнис с каждой минутой делался все беспокойнее. Цеплис чувствовал, что его соседу хочется что-то сказать, но что именно, не мог догадаться. Однако Нагайнис уже поборол смущение и начал вполголоса:
— Господин Цеплис, не выручите ли вы меня на несколько дней? У еврея не достал, а завтра надо платить рабочим... Я вам верну во вторник или в среду.
— Сколько же вы хотите? — спросил Цеплис, когда автомобиль же остановился.
— Выйдем-ка. Ну, скажем, три тысячи лат. В среду или четверг отдам. — Нагайнис почти умолял. Цеплис подумал: «После дождичка в четверг!», и сказал:
— К сожалению, такой суммы в наличии не имеется.
— Дайте чек, — оживившись, поспешно воскликнул Нагайнис.
— Гм... — протянул Цеплис.
— Сказать по правде, я мог бы обойтись и двумя тысячами...
— Трудновато будет.
— Но одну-то уж вы сможете.
— Лучше отложим этот вопрос. Я не признаю частных займов и по возможности избегаю их.
— Я напишу вам бланко-вексель, — Нагайнис ухватился за соломинку.
— У меня же не банк.
— Дайте чек на две, а я вам дам вексель на три тысячи лат, — не отставал Нагайнис.
— Ну, это уж совсем сомнительное дело. Тогда уж идите лучше на черную биржу.
— Там дают только половину.
— Даже меньше! В зависимости от риска, — усмехнулся Цеплис. — Сегодня я вам не смогу помочь.
— Но, может быть, завтра? — Нагайнис торговался, и Цеплис увидел, что с ним надо разговаривать ясным и решительным языком. Деликатных намеков он не понимал.
— Нет, и завтра нет. Если я вообще решился бы стать вашим компаньоном, то деньги дал бы лишь при условии, чтобы я сам мог контролировать их расходование. Швырять деньгами по ресторанам умеет каждый дурак! — закончил Цеплис почти со злостью.
— Да вы что? Это же не я, это Сескис проматывает деньги с ресторанными красотками! — оправдывался Нагайнис.
— Какая разница, Нагайнис или Сескис! Все вы на одну мерку. Стреляют и рвут, где только можно, а когда деньги в кармане, кутят по кабакам и издеваются над кредиторами! Я вам не дам ни одного сантима. — Цеплис разгорячился и побагровел.
— Что вы кричите! — прошипел Нагайнис.
— Довольно! Я не хочу с вами спорить из-за своих же денег. Я буду делать дела только с теми предпринимателями, которые хотят и умеют работать. Ни вы, ни ваши приятели не относитесь к этой категории. Езжайте себе и оставьте меня в покое! — закончил Цеплис почти враждебно и, сунув Нагайнису руку, скрылся в подъезде дома. Нагайнис на мгновение остался стоять как вкопанный, не в силах очухаться. Что случилось вдруг с Цеплисом? Он зедь все время был так любезен. Но тут Нагайнис вспомнил, что шофер все видел, и рассердился еще больше.
«Ну погоди, голубчик! Попадешься ты мне в лапы!» — подумал он и велел шоферу ехать на подковную фабрику. Всю дорогу он злился. «И зачем надо было так долго путаться с этим выскочкой и тратить время? Да еще совершенно зря катал его в своем автомобиле. Привез, домой, как барина, к самому подъезду. Наверно, у Цеплиса вовсе и нет этого хваленого богатства... О — прекрасно! Я распущу эту новость по всей Риге, и пусть-ка он тогда попробует что-нибудь предпринять! У людей сразу пропадет охота разговаривать с раздувшимся мыльным пузырем и делать с ним дела!..» И Нагайнису понравились эти планы мести. Он даже забыл, что завтра суббота, а у него нет ни сантима на жалованье рабочим. «Как-нибудь» было его девизом в таких случаях, и этот девиз, точно надежная ладья, выносил его из всех водоворотов. Неужели на этот раз она даст ему потонуть? Особенно, если в качестве весел и руля можно еще использовать слухи о безденежье Цеплиса! В промышленных кругах это должно иметь успех! И Нагайнис совсем повеселел.
Избавившись от Нагайниса, Цеплис стал взбираться по лестнице на третий этаж, где находилась его девятикомнатная квартира. Взбирался он медленно и осторожно: его комплекция и сердце не допускали резких движений. Той же медлительной осторожности, что проявлялась в его походке и движениях,. Цеплис придерживался и в своих мыслях и коммерческих операциях. Какой смысл возиться с мелочами? Они только понапрасну волнуют. Если уж волноваться, так волноваться из-за суммы, достойной волнений. Но этот разорившийся и погрязший в долгах мышеловочный фабрикант осмелился предложить ему тысячу лат по своему ничем не обеспеченному и почти ничего не стоящему векселю! Нет, это не столько, оскорбляет, сколько злит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111