И кому это понадобилось копаться в тех временах, когда он жил в России? Саусайсу вместе с Нагайнисом? Да, вполне возможно: ведь однажды в России Цеплис, вместо того, чтобы выручить Нагайниса, толкнул его в еще худшую беду. Теперь приходит расплата. Ах, проклятые завистники, не дают челрвеку покоя, а привязываются как раз тогда, когда могут очень сильно навредить. Заметив еще сидящего тут Муцениека, Цеплис закричал:
— Чего вам еще надо? Сами же наверняка помогали им собирать всякие сплетни, а теперь пришли рассказывать мне! Я вас ни капельки не боюсь. Такими молодчиками займется полиция!
— Ах, так? Я к вам как к другу, и мне же еще приходится выслушивать угрозы! Хорошо же! — И Муцениек, не прощаясь, выскочил за дверь.
Цеплиса вдруг охватил страх. Он чуть не бросился за Муцениеком вдогонку, чтобы позвать его обратно и извиниться, но не в силах был сдвинуться с места. Казалось, все основы жизни расшатались и все, созданное упорным трудом, рушится в прах. Ну и пусть себе рушится! Цеплис встал, ощупал свои карманы и вздрогнул: где же мой револьвер? Вспомнил, что он остался у Аулиса. Значит, не получить до утра. Жаль Впрочем, на что же он ночью? Нет, как раз ночью ре-
вольвер всего нужнее! Цеплис взял шляпу и вышел. Увидев Аулиса в машине, он вскричал: — Куда вы дели мой револьвер?
— Отдал вашей супруге.
— На что женщине револьвер! Он же мой.
— Супруга тоже ваша.
— Почему вы не уехали в гараж?
— Мне никто не разрешил. Ожидаю вас.
— Так отвечают только коммунисты! - опять взбеленился Цеплис, сам не понимая, отчего. Ведь Аулис всего лишь покорно ожидал распоряжений. Разве покорность — это коммунизм? Цеплис не узнавал себя. Нет, это не к добру: он теперь так быстро начинает горячиться и в горячке не соображает, что делает... Куда девалось его прежнее спокойствие и самообладание! Да, но сегодня все они будто сговорились играть на его нервах: сначала Цауне со своими любовными похождениями, потом Аулис с револьвером, Бриедис с явно мошенническими замыслами, обиженная и возмущенная Берта.. . «Ей-то чего возмущаться? — злился Цеплис. — Проклятые бабьи прихоти, что от безделья заводятся у них в мозгах! Целый день ни черта не делают, только высиживают разные капризы. Небось, за работой, с граблями на лугу или у бельевой лохани хотела бы только жрать, и все капризы вылетели.бы из головы! Ну, а этому Муцениеку чего надо? Хитер, как шпик из охранки! Завербовал в свою банду Нагайниса с разными там зятьями и теперь хочет меня запугать. Не выйдет! Цеплиса не запугаешь, точно кота погремушкой! Я их самих запихаю в мешок и утоплю, как щенков...»
— Почему вы не едете?
— Жду ваших приказаний. Я же не знаю, куда вы желаете ехать.
— Вот так чудеса, вы уже больше не знаете дороги! Везите меня домой! — «Ну, разве он не коммунист? Так может отвечать только коммунист, у которого нет ничего святого! Сдать его в полицию, пусть тогда попробует выступить свидетелем, что я соблазнил девицу! Этакий олух, неужели он. не знает, что не
я их, а скорее они меня соблазняли. И зачем вообще вспоминать о таких вещах? Я их давно уже забыл! Да, но Берта, что она скажет на это? Попробуй-ка объяснить ей: жены в таких случаях, как гадюки, — ничего не понимают, только жалят. ..»
В это мгновение автомобиль остановился у дома Цеплиса. Но ему вовсе не хотелось выходить. Было немного боязно встретиться сейчас с женой. Оттягивая этот момент, он довольно приветливо обратился к Аулису:
— Говорят, будто вы собираетесь идти против меня в свидетели из-за каких-то пустяков. Разве это хорошо?
— Я могу идти в свидетели, только если сам что-нибудь видел или слышал. И не такие уж это были пустяки!
— Шофер должен сейчас же забывать все, что видит и слышит. Только так люди могут ужиться друг с другом:
— А присяга? Я, господин директор, так не могу. Я должен сказать все: как вы гнались за Цауне, как стреляли и как под конец запустили в него револьвером. Ведь других свидетелей у него нет.
— Что вы там ерундите, я совсем не про Цауне! Этот мальчишка не посмеет пикнуть. Но я слышал, что вы спутались с какими-то там девицами и теперь хотите подложить мне свинью.
— У меня есть жена, и я не путаюсь с господскими девицами. Разве я могу пересчитать всех, с которыми вы миловались в машине? Чего они сами вешаются на шею женатым людям!
— Вот именно, они сами вешаются на шею и обольщают мужчин. Так вы и скажите на суде.
— И тогда я не буду коммунистом, которого надо сдать в полицию? — Аулис иронически поглядел вслед Цеплису, пыхтя вылезавшему из машины. На тротуаре Цеплис остановился, обернувшись к шоферу, и повелительным голосом произнес:
— Не болтайте пустяков и сейчас же отведите машину в гараж. Завтра нам опять придется много ездить.
Волоча свое тело вверх по лестнице, Цеплис только вздыхал, не мечтая ни о чем, кроме тишины и покоя. День был слишком уж хлопотливым и шумным. Но
разве дома будет покой? Берта выспалась и теперь пристанет с разными вопросами и расспросами. Уж таков женский эгоизм: если самой неймется, не дает покоя и мужчине. Эльза отворила дверь и сказала, что барыня отдыхает. Интересно бы знать, от чего она так утомилась, что приходится отдыхать среди бела дня? Усталый и обозленный Цеплис ничего не сказал, только сердито засопел. Ну и пусть отдыхает, он тоже отправится чуточку соснуть. Это, пожалуй, даже хорошо, что она спит, подумал Цеплис, входя в кабинет. Но едва он растянулся в кресле, как появилась Берта. Она уже отдохнула и теперь в состоянии приступить к самой бурной дискуссии.
— Что это с тобой? Почему шофер отнял у тебя оружие? — были первые слова Берты при виде мужа.
— От таких людей, как Аулис, можно всего ожидать. Хорошо, что отнял только револьвер, а голову оставил. Могло быть и наоборот. Что бы ты сказала тогда?
— Только не сочиняй, а скажи, какая тебя муха укусила? Почему ты хотел убить Цауне?
— Откуда ты знаешь? Нечего сказать, нюх у тебя замечательный.
— Оставь в покое мой нюх и говори серьезно. Ты действительно сошел с ума?
— Почему это я сошел с ума? Он увивается за моей женой, а я должен спокойно смотреть?
— Никогда он не увивался, все это чепуха. За мной вообще нельзя увиваться. Я все это выдумала, чтобы вернуть тебя. Ты относился ко мне совсем безразлично. Пропадал целыми днями и ночами и вел себя так, будто меня не существует. Это было безумно тяжело, и я стала мистифицировать тебя насчет Цауне.
— Цу скажи, есть ли у женщин хоть капля разума? А что бы ты сказала, если б я застрелил Цауне? Наверно, спокойно смотрела бы, как одного хоронят, а другого сажают в тюрьму! Я уже не знаю, когда ты говоришь правду и когда меня дурачишь. Может быть, ты и теперь только применяешь новые приемы, чтобы скрыть от меня истину?
— Нет, я говорю совершенно искренне и серьезно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
— Чего вам еще надо? Сами же наверняка помогали им собирать всякие сплетни, а теперь пришли рассказывать мне! Я вас ни капельки не боюсь. Такими молодчиками займется полиция!
— Ах, так? Я к вам как к другу, и мне же еще приходится выслушивать угрозы! Хорошо же! — И Муцениек, не прощаясь, выскочил за дверь.
Цеплиса вдруг охватил страх. Он чуть не бросился за Муцениеком вдогонку, чтобы позвать его обратно и извиниться, но не в силах был сдвинуться с места. Казалось, все основы жизни расшатались и все, созданное упорным трудом, рушится в прах. Ну и пусть себе рушится! Цеплис встал, ощупал свои карманы и вздрогнул: где же мой револьвер? Вспомнил, что он остался у Аулиса. Значит, не получить до утра. Жаль Впрочем, на что же он ночью? Нет, как раз ночью ре-
вольвер всего нужнее! Цеплис взял шляпу и вышел. Увидев Аулиса в машине, он вскричал: — Куда вы дели мой револьвер?
— Отдал вашей супруге.
— На что женщине револьвер! Он же мой.
— Супруга тоже ваша.
— Почему вы не уехали в гараж?
— Мне никто не разрешил. Ожидаю вас.
— Так отвечают только коммунисты! - опять взбеленился Цеплис, сам не понимая, отчего. Ведь Аулис всего лишь покорно ожидал распоряжений. Разве покорность — это коммунизм? Цеплис не узнавал себя. Нет, это не к добру: он теперь так быстро начинает горячиться и в горячке не соображает, что делает... Куда девалось его прежнее спокойствие и самообладание! Да, но сегодня все они будто сговорились играть на его нервах: сначала Цауне со своими любовными похождениями, потом Аулис с револьвером, Бриедис с явно мошенническими замыслами, обиженная и возмущенная Берта.. . «Ей-то чего возмущаться? — злился Цеплис. — Проклятые бабьи прихоти, что от безделья заводятся у них в мозгах! Целый день ни черта не делают, только высиживают разные капризы. Небось, за работой, с граблями на лугу или у бельевой лохани хотела бы только жрать, и все капризы вылетели.бы из головы! Ну, а этому Муцениеку чего надо? Хитер, как шпик из охранки! Завербовал в свою банду Нагайниса с разными там зятьями и теперь хочет меня запугать. Не выйдет! Цеплиса не запугаешь, точно кота погремушкой! Я их самих запихаю в мешок и утоплю, как щенков...»
— Почему вы не едете?
— Жду ваших приказаний. Я же не знаю, куда вы желаете ехать.
— Вот так чудеса, вы уже больше не знаете дороги! Везите меня домой! — «Ну, разве он не коммунист? Так может отвечать только коммунист, у которого нет ничего святого! Сдать его в полицию, пусть тогда попробует выступить свидетелем, что я соблазнил девицу! Этакий олух, неужели он. не знает, что не
я их, а скорее они меня соблазняли. И зачем вообще вспоминать о таких вещах? Я их давно уже забыл! Да, но Берта, что она скажет на это? Попробуй-ка объяснить ей: жены в таких случаях, как гадюки, — ничего не понимают, только жалят. ..»
В это мгновение автомобиль остановился у дома Цеплиса. Но ему вовсе не хотелось выходить. Было немного боязно встретиться сейчас с женой. Оттягивая этот момент, он довольно приветливо обратился к Аулису:
— Говорят, будто вы собираетесь идти против меня в свидетели из-за каких-то пустяков. Разве это хорошо?
— Я могу идти в свидетели, только если сам что-нибудь видел или слышал. И не такие уж это были пустяки!
— Шофер должен сейчас же забывать все, что видит и слышит. Только так люди могут ужиться друг с другом:
— А присяга? Я, господин директор, так не могу. Я должен сказать все: как вы гнались за Цауне, как стреляли и как под конец запустили в него револьвером. Ведь других свидетелей у него нет.
— Что вы там ерундите, я совсем не про Цауне! Этот мальчишка не посмеет пикнуть. Но я слышал, что вы спутались с какими-то там девицами и теперь хотите подложить мне свинью.
— У меня есть жена, и я не путаюсь с господскими девицами. Разве я могу пересчитать всех, с которыми вы миловались в машине? Чего они сами вешаются на шею женатым людям!
— Вот именно, они сами вешаются на шею и обольщают мужчин. Так вы и скажите на суде.
— И тогда я не буду коммунистом, которого надо сдать в полицию? — Аулис иронически поглядел вслед Цеплису, пыхтя вылезавшему из машины. На тротуаре Цеплис остановился, обернувшись к шоферу, и повелительным голосом произнес:
— Не болтайте пустяков и сейчас же отведите машину в гараж. Завтра нам опять придется много ездить.
Волоча свое тело вверх по лестнице, Цеплис только вздыхал, не мечтая ни о чем, кроме тишины и покоя. День был слишком уж хлопотливым и шумным. Но
разве дома будет покой? Берта выспалась и теперь пристанет с разными вопросами и расспросами. Уж таков женский эгоизм: если самой неймется, не дает покоя и мужчине. Эльза отворила дверь и сказала, что барыня отдыхает. Интересно бы знать, от чего она так утомилась, что приходится отдыхать среди бела дня? Усталый и обозленный Цеплис ничего не сказал, только сердито засопел. Ну и пусть отдыхает, он тоже отправится чуточку соснуть. Это, пожалуй, даже хорошо, что она спит, подумал Цеплис, входя в кабинет. Но едва он растянулся в кресле, как появилась Берта. Она уже отдохнула и теперь в состоянии приступить к самой бурной дискуссии.
— Что это с тобой? Почему шофер отнял у тебя оружие? — были первые слова Берты при виде мужа.
— От таких людей, как Аулис, можно всего ожидать. Хорошо, что отнял только револьвер, а голову оставил. Могло быть и наоборот. Что бы ты сказала тогда?
— Только не сочиняй, а скажи, какая тебя муха укусила? Почему ты хотел убить Цауне?
— Откуда ты знаешь? Нечего сказать, нюх у тебя замечательный.
— Оставь в покое мой нюх и говори серьезно. Ты действительно сошел с ума?
— Почему это я сошел с ума? Он увивается за моей женой, а я должен спокойно смотреть?
— Никогда он не увивался, все это чепуха. За мной вообще нельзя увиваться. Я все это выдумала, чтобы вернуть тебя. Ты относился ко мне совсем безразлично. Пропадал целыми днями и ночами и вел себя так, будто меня не существует. Это было безумно тяжело, и я стала мистифицировать тебя насчет Цауне.
— Цу скажи, есть ли у женщин хоть капля разума? А что бы ты сказала, если б я застрелил Цауне? Наверно, спокойно смотрела бы, как одного хоронят, а другого сажают в тюрьму! Я уже не знаю, когда ты говоришь правду и когда меня дурачишь. Может быть, ты и теперь только применяешь новые приемы, чтобы скрыть от меня истину?
— Нет, я говорю совершенно искренне и серьезно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111