Венчание происходило в старой Гертрудинской церкви, и для свадьбы Сау-сайса были мобилизованы почти все автомобили, имевшиеся в Риге. Когда они покатили по улице Бривибас к Гильдии, это походило больше не на свадебный поезд, а на какой-то великолепный карнавальный кортеж. Клаксоны гудели, прогоняя с мостовых на тротуары каждого, кто пытался перебраться на другую сторону улицы. Казалось, клаксоны выли: «Прочь с дороги, простой смертный! Спасай свою жизнь, ибо здесь мчится свадебный поезд латышского аристократа!» Тротуары были черны от зевак, точно облепленные мухами. Уступая дорогу тузам, останавливались все трамваи. Валентина сидела в машине в белом шелковом платье, с миртовым венком на голове и огромной охапкой роз на коленях. Щеки ее стыдливо розовели, хотя супружеская жизнь уже не могла открыть ей никаких неизведанных тайн. Эдмунд, во фраке, немного бледный, сидел рядом с ней. Торже-
ственные слова пастора давно вылетели у него из головы, и теперь он хмурился из-за того, что в первый день свадьбы ему придется воздерживаться от выпивки, покамест его друзья будут пьянствовать и веселиться. И все же в первый день он решил воздержаться, чтобы наблюдать за порядком. Для настоящей выпивки Саусайс отводил себе второй и третий день. Конечно, не в Гильдии, а во вновь обставленной квартире. Там будет спокойнее и уютнее, и с собой он возьмет туда только самых близких друзей.
— О чем ты думаешь, милый? Ты так побледнел!
— Ни о чем не думаю, переживаю торжественность минуты.
— Да, пастор так красиво говорил о любви и о семейном счастье, и о том, как несчастны люди, которые пренебрегают этим.
— Он правильно говорил, — подтвердил Эдмунд, припоминая, сколько же, собственно, бутылок заграничного коньяка он оставил на новой квартире. Он никак не мог вспомнить точное количество. Ну, ладно, там увидим. Однако эта мысль засела у него в голове, заставляя гадать снова и снова. На бульваре Бривибас им попался первый и единственный встречный автомобиль. Эдмунда задело и обозлило, — как он осмелился ехать им навстречу, снизив тем самым торжественность свадебного кортежа? Автомобиль был красен, как кирпич, и Эдмунд узнал машину Цеплиса. Волна непреодолимого гнева ударила ему в голову и неизвестно, что бы он сделал, если бы рядом не сидела только что повенчанная с ним супруга и за ними не следовал бы весь свадебный поезд. Но отомстить Цеплису Эдмунд решил при первой же возможности.
— Этого нахала надо как следует излупить и посадить за решётку. — Лицо Эдмунда исказилось от злобы. У Валентины задрожали руки и розы соскользнули с колен. Таким она еще никогда не видела своего Эдмунда. Что с ним случилось и кому он угрожал? Ведь сегодня свадьба, и надо веселиться. А он думает о драке и угрожает кому-то тюрьмой.
— Кому ты грозишь, милый? — Валентина, удерживая слезы, пыталась собрать рассыпавшиеся цветы.
— Цеплису! Почему он так нагло катит нам навстречу? Прочь с дороги! — Эдмунд, наконец, спохватился, что надо помочь Валентине подобрать розы. — Куда их так много? Все равно до утра завянут. Розы ведь долго не держатся.
— Это мои свадебные розы, и они не завянут никогда, а будут цвести и благоухать вечно.
— Если на свете нет ничего вечного, так откуда быть вечным розам! Сентиментальные бредни...
— Пастор говорил, что любовь вечна.
— Ах, пастор! Ну, тогда-то конечно! — Эдмунд ехидно усмехнулся, но тотчас осекся: приданое ведь еще не получено. Приходится сдерживаться и терпеть. Он пожал Валентине руку и улыбнулся. Валентина сразу расцвела, и у самого Эдмунда полегчало на душе. Черт с ним с Цеплисом и с запрятанным коньяком! Ведь сегодня день его свадьбы, все веселятся, а он что же? В Гильдии выпьет вина, ну, и немножко коньяку, и все будет отлично.
Молодожены давно уже вошли в дом, а снаружи еще стояла очередь автомобилей, выбрасывая все новых и новых гостей. Господа во фраках и глубоко декольтированные расплывшиеся дамы выбирались на волю из клеток автомобилей и поднимались по лестнице. Барышни, белые и легкие, в развевающихся коротких юбочках, как трясогузки, выпархивали на тротуар и исчезали за черной тяжелой дверью. Молодые люди и вообще гости мужского пола были уже под хмельком — нельзя же являться на свадьбу совсем ни в одном глазу!
Мать Эдмунда, старая Саусайс, прямо из церкви засеменила домой. Что ей, прачке с улицы Матиса, делать на господской свадьбе, где все такие важные? А. у нее — ни подходящей одежды, ни деликатного обращения. Сыночку пришлось бы краснеть за нее. Какая же мать захочет отравить своему сыну свадебное веселье? Только уж не старая Саусайс, у которой такой любящий сын и такая богатая невестка. Валентина как раз тоже пожелала, чтобы мать лучше не приходила. Зачем старому человеку торчать среди молодежи? Придет в гости другой раз. Сыночек уже при-
нес ей бутылочку и самое вкусное из лакомств. Что ей еще нужно? Лишь бы сыночку было хорошо!
Так думала и утешала себя старая Саусайс, утирая слезы радости и дивясь на важных гостей, хлынувших из церкви и рассаживавшихся по машинам. Она стояла в сторонке и сама не верила, что это свадьба ее сына. Неужели Эдмунд такой счастливый? Но люди вокруг поговаривали, что жених — настоящий шалопай. Надолго ли ему хватит невестиных миллионов? Он-то умеет расшвыривать денежки! С бабами тоже путается, как оголтелый. Слыша все это, она не выдержала и вмешалась:
— Как вам не стыдно, старые вы сороки, поносить моего сына! Сами-то вы с мужиками путаетесь!
— Чего эта старушонка хочет?
— Тетенька, завяжи потуже платочек.
— Если это твой сын, чего же ты не идешь на свадьбу? Уж, наверно, ты слишком проста для его невесты!
— Да что вы, не видите? У нее не все дома!
— У самих-то у вас не все дома! Он был и останется моим сыном! — воскликнула матушка Саусайс, когда ей стало невмоготу выдерживать град насмешек, и пошла прочь, чтобы не выслушивать неприятные замечания. Какое дело чужим людям, почему я не иду на свадьбу моего сына? Не хочу и не иду. У меня дома есть бутылочка и закуска, неужели же я не могу отпраздновать его свадьбу одна? Зачем мне толкаться среди молодых? Им танцы, амуры и разные потехи, а мне сладенькое винцо и вкусный кусочек. Что мне, старой кляче, еще надо? Выпью и спляшу сама на радостях, что вырастила такого сынка. Будет ему хорошо — значит, и мне ладненько,
Так старалась развеселить себя матушка Саусайс, но в квартирку свою проползла крадучись, чтобы никто не увидел. Ведь люди завистливы, и языки у них злые, опять высмеют, что мать не пригласили на свадьбу. Зависть! Все завидуют счастью сыночка. Но недобрые мысли все-таки не отвязывались: «Разве хорошо, что мне не позволили прийти на свадьбу? Ведь я ж его выкормила!..» Чтобы скорее избавиться от
этих мыслей, она быстренько отыскала свадебное винцо и отпила изрядный глоток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
ственные слова пастора давно вылетели у него из головы, и теперь он хмурился из-за того, что в первый день свадьбы ему придется воздерживаться от выпивки, покамест его друзья будут пьянствовать и веселиться. И все же в первый день он решил воздержаться, чтобы наблюдать за порядком. Для настоящей выпивки Саусайс отводил себе второй и третий день. Конечно, не в Гильдии, а во вновь обставленной квартире. Там будет спокойнее и уютнее, и с собой он возьмет туда только самых близких друзей.
— О чем ты думаешь, милый? Ты так побледнел!
— Ни о чем не думаю, переживаю торжественность минуты.
— Да, пастор так красиво говорил о любви и о семейном счастье, и о том, как несчастны люди, которые пренебрегают этим.
— Он правильно говорил, — подтвердил Эдмунд, припоминая, сколько же, собственно, бутылок заграничного коньяка он оставил на новой квартире. Он никак не мог вспомнить точное количество. Ну, ладно, там увидим. Однако эта мысль засела у него в голове, заставляя гадать снова и снова. На бульваре Бривибас им попался первый и единственный встречный автомобиль. Эдмунда задело и обозлило, — как он осмелился ехать им навстречу, снизив тем самым торжественность свадебного кортежа? Автомобиль был красен, как кирпич, и Эдмунд узнал машину Цеплиса. Волна непреодолимого гнева ударила ему в голову и неизвестно, что бы он сделал, если бы рядом не сидела только что повенчанная с ним супруга и за ними не следовал бы весь свадебный поезд. Но отомстить Цеплису Эдмунд решил при первой же возможности.
— Этого нахала надо как следует излупить и посадить за решётку. — Лицо Эдмунда исказилось от злобы. У Валентины задрожали руки и розы соскользнули с колен. Таким она еще никогда не видела своего Эдмунда. Что с ним случилось и кому он угрожал? Ведь сегодня свадьба, и надо веселиться. А он думает о драке и угрожает кому-то тюрьмой.
— Кому ты грозишь, милый? — Валентина, удерживая слезы, пыталась собрать рассыпавшиеся цветы.
— Цеплису! Почему он так нагло катит нам навстречу? Прочь с дороги! — Эдмунд, наконец, спохватился, что надо помочь Валентине подобрать розы. — Куда их так много? Все равно до утра завянут. Розы ведь долго не держатся.
— Это мои свадебные розы, и они не завянут никогда, а будут цвести и благоухать вечно.
— Если на свете нет ничего вечного, так откуда быть вечным розам! Сентиментальные бредни...
— Пастор говорил, что любовь вечна.
— Ах, пастор! Ну, тогда-то конечно! — Эдмунд ехидно усмехнулся, но тотчас осекся: приданое ведь еще не получено. Приходится сдерживаться и терпеть. Он пожал Валентине руку и улыбнулся. Валентина сразу расцвела, и у самого Эдмунда полегчало на душе. Черт с ним с Цеплисом и с запрятанным коньяком! Ведь сегодня день его свадьбы, все веселятся, а он что же? В Гильдии выпьет вина, ну, и немножко коньяку, и все будет отлично.
Молодожены давно уже вошли в дом, а снаружи еще стояла очередь автомобилей, выбрасывая все новых и новых гостей. Господа во фраках и глубоко декольтированные расплывшиеся дамы выбирались на волю из клеток автомобилей и поднимались по лестнице. Барышни, белые и легкие, в развевающихся коротких юбочках, как трясогузки, выпархивали на тротуар и исчезали за черной тяжелой дверью. Молодые люди и вообще гости мужского пола были уже под хмельком — нельзя же являться на свадьбу совсем ни в одном глазу!
Мать Эдмунда, старая Саусайс, прямо из церкви засеменила домой. Что ей, прачке с улицы Матиса, делать на господской свадьбе, где все такие важные? А. у нее — ни подходящей одежды, ни деликатного обращения. Сыночку пришлось бы краснеть за нее. Какая же мать захочет отравить своему сыну свадебное веселье? Только уж не старая Саусайс, у которой такой любящий сын и такая богатая невестка. Валентина как раз тоже пожелала, чтобы мать лучше не приходила. Зачем старому человеку торчать среди молодежи? Придет в гости другой раз. Сыночек уже при-
нес ей бутылочку и самое вкусное из лакомств. Что ей еще нужно? Лишь бы сыночку было хорошо!
Так думала и утешала себя старая Саусайс, утирая слезы радости и дивясь на важных гостей, хлынувших из церкви и рассаживавшихся по машинам. Она стояла в сторонке и сама не верила, что это свадьба ее сына. Неужели Эдмунд такой счастливый? Но люди вокруг поговаривали, что жених — настоящий шалопай. Надолго ли ему хватит невестиных миллионов? Он-то умеет расшвыривать денежки! С бабами тоже путается, как оголтелый. Слыша все это, она не выдержала и вмешалась:
— Как вам не стыдно, старые вы сороки, поносить моего сына! Сами-то вы с мужиками путаетесь!
— Чего эта старушонка хочет?
— Тетенька, завяжи потуже платочек.
— Если это твой сын, чего же ты не идешь на свадьбу? Уж, наверно, ты слишком проста для его невесты!
— Да что вы, не видите? У нее не все дома!
— У самих-то у вас не все дома! Он был и останется моим сыном! — воскликнула матушка Саусайс, когда ей стало невмоготу выдерживать град насмешек, и пошла прочь, чтобы не выслушивать неприятные замечания. Какое дело чужим людям, почему я не иду на свадьбу моего сына? Не хочу и не иду. У меня дома есть бутылочка и закуска, неужели же я не могу отпраздновать его свадьбу одна? Зачем мне толкаться среди молодых? Им танцы, амуры и разные потехи, а мне сладенькое винцо и вкусный кусочек. Что мне, старой кляче, еще надо? Выпью и спляшу сама на радостях, что вырастила такого сынка. Будет ему хорошо — значит, и мне ладненько,
Так старалась развеселить себя матушка Саусайс, но в квартирку свою проползла крадучись, чтобы никто не увидел. Ведь люди завистливы, и языки у них злые, опять высмеют, что мать не пригласили на свадьбу. Зависть! Все завидуют счастью сыночка. Но недобрые мысли все-таки не отвязывались: «Разве хорошо, что мне не позволили прийти на свадьбу? Ведь я ж его выкормила!..» Чтобы скорее избавиться от
этих мыслей, она быстренько отыскала свадебное винцо и отпила изрядный глоток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111