Но о пьянстве и мотовстве Удриса говорила вся Рига. Пришлось, наконец, и ревизорам продрать глаза и взяться за дело. Тут уж, понятно, для Удриса все было кончено.
А Бриедис уже прикарманил немалые деньги, предназначавшиеся то ли для умножения богатства Цеплиса, то ли для удовлетворения нужд рабочих. Если все делать в меру, никто не заметит. Почему на заводе вместо ста пятидесяти рабочих не могут числиться, скажем, сто шестьдесят или сто семьдесят человек? Если уж Цеплис, живя в Риге, хочет, чтобы ему тут сколачивали состояние, должен же он позволить и другим немножко заработать. Это ведь старая истина — где
дрова, там и щепки. А если подбирать эти щепочки, то и своя печка всегда будет теплой. Не все же такие счастливцы, как Цеплис, который может вырубать на дрова целые леса! Другие вначале должны довольствоваться малым. А Бриедис был мастер подбирать щепочки. Впрочем, он умел не только подбирать, но и отдирать их там, где никаких щепок нет, где все уже гладко обстругано. Бриедис выбирал наименее сообразительных рабочих, из тех, что сами не подсчитывают проделанную ими работу, и систематически выводил им меньший заработок. Отсюда на его долю тоже перепадало несколько десятков лат в неделю. Деньги ведь любят, чтобы их не только зарабатывали, но и считали; кто их больше считает, к тому они и валят-валом. Иные вообще только и делают, что считают свои деньги и называют это работой, — тогда деньги валят к ним еще быстрее. Люди похожи на листы кассовой книги: одни годятся только для дебета, другие — для кредита, а третьи, точно промокашка, осушают и первых, и вторых. Бриедис не только считал деньги, ему приходилось и работать; поэтому он скорее был промокашкой, разбухающей как, от дебета, так и от кредита. Часто Бриедис вынужден был трястись — как бы Цеплис не поймал и не выгнал его, как бы рабочие не раскрыли его мошенничества и попросту бы его не избили. Однако, действуя осторожненько, он надеялся продержаться до осени; притом он еще постоянно хвастал своей честностью — документы у него всегда были в порядке...
У Цеплиса действительно было столько дел, что не хватало времени контролировать Бриедиса, хотя он ему никогда не верил и считал нечистым на руку. Он не сразу решился поручить Бриедису выдачу заработной платы рабочим и согласился на это лишь в видах экономии, когда Бриедис вышел из тюрьмы и выяснилось, что с ним никто не мог ничего сделать. Цеплис сам почти уверовал в то, что Бриедис честный человек, — ведь настоящих жуликов в тюрьму не сажают: они уже знают свое дело настолько хорошо, что им незачем идти в тюрьму учиться! Держать рядом с
Бриедисом другого человека и платить ему было бы излишней расточительностью. А поездки самого Цеплиса на завод нельзя было принимать всерьез. Они напоминали скорее увеселительные прогулки без необходимой деловой серьезности., так как, вместо Цауне, директора теперь повсюду сопровождала Аустра. Бриедис тотчас смекнул, что если уж коммерсант в деловые поездки начинает брать с собой женщину, значит, он больше ничего не контролирует и вообще становится легкомысленным и поверхностным. Ты ему рассказываешь о ходе дел на предприятии, а он не слышит, хоть и притворяется, будто слушает очень внимательно. В действительности же он думает только о привезенной с собою даме, вспоминая, как ветер раздувал ее платье или трепал ей локоны. Тут ты можешь докладывать ему, о чем хочешь, особенно если умеешь пересыпать свой доклад множеством цифр.. Так Бриедис и поступал, и результаты всегда получались самые для него наилучшие.
Цеплис водил Аустру по заводу и вокруг штабелей кирпичей, рассказывая и прикидываясь очень сведущим. Он уже не проверял работу завода, а только показывал Аустре, как из глины формуют кирпичи. Когда ей надоедало шлепать по глине, они всякий раз уходили погулять туда, где пр.ирода была приветливее и где их не видали ничьи любопытные глаза. Конечно, любезничать с дамой в укромном уголке гораздо приятнее, чем копаться в замусоленных счетах и проверять каракули Бриедиса в книгах. Всем этим в свое время займется Цауне. За то ему жалованье и платят.
Однако и такие бесполезные увеселительные поездки становились все более редкими. Спутнице директора, видимо, уже не хотелось проделывать столь длинную дорогу, засевая просторы полей своей пудрой. Кроме того, резкие ветра портили кожу лица, лишая ее соблазнительной нежности. После каждой такой поездки Аустре приходилось по нескольку дней умащать лицо всевозможными кремами, чтобы вернуть ему пикантную мягкость. Куда приятнее посидеть в кабинете какого-нибудь рижского ресторана, откинуться после хорошего ужина на мягкий диван и запивать любовные
утехи вкусным вином, привезенным из теплых стран. По лесам и полям можно носиться с молодым, ловким любовником, а не с таким богатым тюленем. Богатый и любовь-то не прочувствует как следует, если она бесплатная. Иначе она кажется ему серенькой и ничего нестоящей, точно ольховый кустарник на краю, поляны по сравнению с хорошо возделанным садом роз. Вот если он вынужден приправлять любовь дорогими кушаньями или еще более дорогими винами, тогда он действительно наслаждается и получает радостное удовлетворение. По этой же причине богатым людям быстро надоедают их собственные жёны, если они обходятся им дешево и не требуют все новых и больших расходов. Напротив, жены, умеющие транжирить деньги, хотя и слышат множество насмешек и упреков, тем не менее удерживают сердца мужей до глубоком старости. Богатому человеку правится не только брать от женщины, но и давать ей. Этим он, вероятно совершенно бессознательно, отгораживается от мужчин, занимающих деньги даже на папиросы и не отказывающихся закурить из дамской сумочки. Поэтому так несчастны мужчины, обладающие ощущениями и замашками богачей, но лишенные богатства. Они все равно что петухи: крылья есть, летать хочется, а угнаться за ястребом не могут. Остается только взлететь на забор и. запеть так, чтобы на соседнем дворе показалось, будто эта песня доносится прямо из поднебесья. И наконец, всех более жалок и смешон богач, лишенный замашек богача. Он — все равно что свинья: лезет умываться в грязь и налипшими нечистотами пачкает всех, кто к нему прикоснется.
Аустра отговаривала Цеплиса от поездок на завод, и он теперь показывался там очень редко. Куда легче переговорить с Бриедисом по телефону: можно быть гораздо более грозным, а то у этого мошенника такой смиренный взгляд, что его и выругать-то трудно. Кроме того, нельзя на целый день упускать из поля зрения Аустру. За последнее время она стала ужасно легкомысленной, и за ней надо присматривать. Ветер у нее в голове — чуть не углядишь, и все пропало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
А Бриедис уже прикарманил немалые деньги, предназначавшиеся то ли для умножения богатства Цеплиса, то ли для удовлетворения нужд рабочих. Если все делать в меру, никто не заметит. Почему на заводе вместо ста пятидесяти рабочих не могут числиться, скажем, сто шестьдесят или сто семьдесят человек? Если уж Цеплис, живя в Риге, хочет, чтобы ему тут сколачивали состояние, должен же он позволить и другим немножко заработать. Это ведь старая истина — где
дрова, там и щепки. А если подбирать эти щепочки, то и своя печка всегда будет теплой. Не все же такие счастливцы, как Цеплис, который может вырубать на дрова целые леса! Другие вначале должны довольствоваться малым. А Бриедис был мастер подбирать щепочки. Впрочем, он умел не только подбирать, но и отдирать их там, где никаких щепок нет, где все уже гладко обстругано. Бриедис выбирал наименее сообразительных рабочих, из тех, что сами не подсчитывают проделанную ими работу, и систематически выводил им меньший заработок. Отсюда на его долю тоже перепадало несколько десятков лат в неделю. Деньги ведь любят, чтобы их не только зарабатывали, но и считали; кто их больше считает, к тому они и валят-валом. Иные вообще только и делают, что считают свои деньги и называют это работой, — тогда деньги валят к ним еще быстрее. Люди похожи на листы кассовой книги: одни годятся только для дебета, другие — для кредита, а третьи, точно промокашка, осушают и первых, и вторых. Бриедис не только считал деньги, ему приходилось и работать; поэтому он скорее был промокашкой, разбухающей как, от дебета, так и от кредита. Часто Бриедис вынужден был трястись — как бы Цеплис не поймал и не выгнал его, как бы рабочие не раскрыли его мошенничества и попросту бы его не избили. Однако, действуя осторожненько, он надеялся продержаться до осени; притом он еще постоянно хвастал своей честностью — документы у него всегда были в порядке...
У Цеплиса действительно было столько дел, что не хватало времени контролировать Бриедиса, хотя он ему никогда не верил и считал нечистым на руку. Он не сразу решился поручить Бриедису выдачу заработной платы рабочим и согласился на это лишь в видах экономии, когда Бриедис вышел из тюрьмы и выяснилось, что с ним никто не мог ничего сделать. Цеплис сам почти уверовал в то, что Бриедис честный человек, — ведь настоящих жуликов в тюрьму не сажают: они уже знают свое дело настолько хорошо, что им незачем идти в тюрьму учиться! Держать рядом с
Бриедисом другого человека и платить ему было бы излишней расточительностью. А поездки самого Цеплиса на завод нельзя было принимать всерьез. Они напоминали скорее увеселительные прогулки без необходимой деловой серьезности., так как, вместо Цауне, директора теперь повсюду сопровождала Аустра. Бриедис тотчас смекнул, что если уж коммерсант в деловые поездки начинает брать с собой женщину, значит, он больше ничего не контролирует и вообще становится легкомысленным и поверхностным. Ты ему рассказываешь о ходе дел на предприятии, а он не слышит, хоть и притворяется, будто слушает очень внимательно. В действительности же он думает только о привезенной с собою даме, вспоминая, как ветер раздувал ее платье или трепал ей локоны. Тут ты можешь докладывать ему, о чем хочешь, особенно если умеешь пересыпать свой доклад множеством цифр.. Так Бриедис и поступал, и результаты всегда получались самые для него наилучшие.
Цеплис водил Аустру по заводу и вокруг штабелей кирпичей, рассказывая и прикидываясь очень сведущим. Он уже не проверял работу завода, а только показывал Аустре, как из глины формуют кирпичи. Когда ей надоедало шлепать по глине, они всякий раз уходили погулять туда, где пр.ирода была приветливее и где их не видали ничьи любопытные глаза. Конечно, любезничать с дамой в укромном уголке гораздо приятнее, чем копаться в замусоленных счетах и проверять каракули Бриедиса в книгах. Всем этим в свое время займется Цауне. За то ему жалованье и платят.
Однако и такие бесполезные увеселительные поездки становились все более редкими. Спутнице директора, видимо, уже не хотелось проделывать столь длинную дорогу, засевая просторы полей своей пудрой. Кроме того, резкие ветра портили кожу лица, лишая ее соблазнительной нежности. После каждой такой поездки Аустре приходилось по нескольку дней умащать лицо всевозможными кремами, чтобы вернуть ему пикантную мягкость. Куда приятнее посидеть в кабинете какого-нибудь рижского ресторана, откинуться после хорошего ужина на мягкий диван и запивать любовные
утехи вкусным вином, привезенным из теплых стран. По лесам и полям можно носиться с молодым, ловким любовником, а не с таким богатым тюленем. Богатый и любовь-то не прочувствует как следует, если она бесплатная. Иначе она кажется ему серенькой и ничего нестоящей, точно ольховый кустарник на краю, поляны по сравнению с хорошо возделанным садом роз. Вот если он вынужден приправлять любовь дорогими кушаньями или еще более дорогими винами, тогда он действительно наслаждается и получает радостное удовлетворение. По этой же причине богатым людям быстро надоедают их собственные жёны, если они обходятся им дешево и не требуют все новых и больших расходов. Напротив, жены, умеющие транжирить деньги, хотя и слышат множество насмешек и упреков, тем не менее удерживают сердца мужей до глубоком старости. Богатому человеку правится не только брать от женщины, но и давать ей. Этим он, вероятно совершенно бессознательно, отгораживается от мужчин, занимающих деньги даже на папиросы и не отказывающихся закурить из дамской сумочки. Поэтому так несчастны мужчины, обладающие ощущениями и замашками богачей, но лишенные богатства. Они все равно что петухи: крылья есть, летать хочется, а угнаться за ястребом не могут. Остается только взлететь на забор и. запеть так, чтобы на соседнем дворе показалось, будто эта песня доносится прямо из поднебесья. И наконец, всех более жалок и смешон богач, лишенный замашек богача. Он — все равно что свинья: лезет умываться в грязь и налипшими нечистотами пачкает всех, кто к нему прикоснется.
Аустра отговаривала Цеплиса от поездок на завод, и он теперь показывался там очень редко. Куда легче переговорить с Бриедисом по телефону: можно быть гораздо более грозным, а то у этого мошенника такой смиренный взгляд, что его и выругать-то трудно. Кроме того, нельзя на целый день упускать из поля зрения Аустру. За последнее время она стала ужасно легкомысленной, и за ней надо присматривать. Ветер у нее в голове — чуть не углядишь, и все пропало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111