Но я ему отрубил, что как раз личное имущество нуждается в обеспечении. Государственные деньги принадлежат всем, и поэтому каждый из нас имеет право, когда нужно, брать взаймы у государства. На что же им еще и давать, как не на производительный труд для возрождения жизни? — возмущался консервный
фабрикант Теодор Сескис. На килечных жестянках его производства была намалевана большая селедка с государственным флагом во рту. Реплика Сескиса всколыхнула в сердце Бриедиса всю неутоленную горечь, и слова снова пробились наружу:
— Я ему заявил прямо: такая Латвия, которая только берет с нас налоги, но отказывает в пособиях и ссудах, нам не нужна! Если государство не может помочь человеку стать состоятельным, то такого государства мне не нужно. Я обойдусь без него, как все мы обходились до этого. Если латыш в Латвии лишен возможности сделать себе состояние, так лучше бы мы жили под властью русских, поляков или кого-нибудь еще! .. — И завершив свою речь энергическим жестом, Бриедис опрокинул большую рюмку водки.
— Правильно! Так с ними и надо разговаривать! — поддержали Бриедиса одобряющие голоса, хотя на всех лицах сияла радость по случаю его неудачи.
— Я ему говорю — когда курс денег упадет, все, которые одолжили у государства, шикарно заработают, и только мы останемся на бобах. Разве мы не платим налогов и не имеем права на барыши, которые свалятся всем остальным прямо в рот? — захлебывался воодушевленный всеобщим одобрением Бриедис.
— А он что?
— Задумался и говорит, чтобы я подал подробный план — что, собственно, я бы хотел предпринять, и тогда они обсудят на совете. Тут меня зло разобрало, и я заявил, что выдумывать планы может каждый мальчишка, а нам, деловым людям, некогда «строить воздушные замки. Кто же их сделал министрами, как не мы сами? Прокатить этих господ на следующих выборах, пусть тогда сами учатся разрабатывать планы! На такие ответственные места мы должны ставить серьезных людей из своей среды, которые знают жизнь и понимают наши нужды. Пусть эти ученые господа скрипят перьями в канцеляриях, там их место. А решать судьбы нашей промышленности они не имеют права!. — Бриедис опять выпил и закусил студнем.
— В том-то и несчастье, что повсюду в верхах засели эти «образованные»! Только и знают обкладывать нас налогами, чтобы выкроить себе жалованье, а как заработать деньги, этому их в университетах не учили, — жаловался Сескис, подобно Бриедису испытавший горечь отказа в ссуде.
— Ну, господа, тут уж вы переборщили. Как это правительство даст вам денег без определенного плана? Скажите, что вы собираетесь делать, и, если это полезно для государства, вам не откажут в ссуде. Но просто раздавать деньги не имеет права ни один государственный деятель. Вы первые отдадите его под еуд, если он будет легкомысленно ссужать деньги, — заметил Цеплис, внимательно выслушавший рассказ Бриедиса.
— Да кто же его заставляет легкомысленно ссужать деньги? Разве тут среди нас есть мошенники, которые хотят околпачить государство? Честный труд надо поощрять. Да откуда он может знать, какие у меня планы и замыслы, какие расчеты? — И Бриедис выпрямился перед Цеплисом.
— Министр как раз только это и хочет узнать, — отпарировал Цеплис.
— Не пойду же я к нему разглашать свои намерения и секреты! Конкуренты сразу перебегут мне дорогу, и я останусь в дураках. Пусть он только даст мне деньги, а потом посмотрит, как я с ними управлюсь! Но раньше времени я свои замыслы не выложу никому, — гордо заявил Бриедис, почувствовавший, что Цеплис не является его доброжелателем. «Наверняка тоже один из тех, государственных подпевал», подумалось Бриедису.
— Конечно, государство не может поддерживать каждую тайную спекуляцию. В делах государственных должна быть ясность и гласность, — сказал Цеплис.
— Интересно, как вы без спекуляций нажили, бы свои миллионы? — В голосе Бриедиса зазвучало ехидство.
— А вы их считали? — Цеплис выпрямился было перед Бриедисом, но тут же опомнился и, покраснев от негодования, продолжал: — На личные оскорбления я отвечаю, лишь когда считаю обидчика себе равным. В данном случае это не так. — И Цеплис
окинул подзадоривающим взглядом остальных собутыльников.
Всех чувствительнее к этому взгляду Цеплиса оказался Нагайнис, чья фабрика требовала незамедлительного вливания свежей крови, так как ее продукция залеживалась на складах и средств не хватало не только на закупку новых материалов, но временами даже и на заработную плату рабочим. Поэтому привлечение Цеплиса, располагающего свободными деньгами, было бы весьма желательно. Такому человеку следовало угождать. Что такое Бриедие по сравнению с Цеплисом? Белый лист бумаги, на котором даже-министр финансов не решился написать сумму государственной ссуды. В сущности Нагайниса тоже раздражала хвастливая тирада Цеплиса насчет спекуляций, да и прав был скорее Бриедие. Но магическая-сила цеплисовых денег все же перетянула Нагайниса на свою сторону, и он сказал:
— Бриедие любит выражаться, как извозчик. Разве-мы виноваты, что министерство отпустило вас с пустыми руками! — И к иронической ухмылке Нагайниса присоединился. смех всех остальных, почувствовавших огромное неравенство между Цеплисом и Бриедисом.
— Хлопни-ка лучше хорошую стопку водки да закуси моей килечкой, сразу полегчает на душе и забудется министерская обида! Мы ведь не виноваты, что тебе не повезло, — приветливым тоном попытался утешить Бриедиса Сескис, не менее других силившийся: приобрести расположение Цеплиса.
— Ты-то уж молчал бы! Твои кильки жестки, как подковные гвозди, а нагайнисовы гвозди гнутся, как твои размякшие кильки, — пробурчал Бриедие, но-водки все-таки выпил. Его неуклюжая острота понравилась всем и заставила улыбнуться даже Цеплиса, тогда как Нагайнис и Сескис переглянулись с видом двух мышей, попавших каждая в свою мышеловку.
— Правильно, Бриедие! Один из них уродует лошадям копыта, а другой кормит нас колюшками в жестянках! — расхохотался опьяневший директор-распорядитель ссудо-сберегательного товарищества «Крауя»
Ян Удрис. Он не признавал подобных стычек за выпивкой. Пить так пить, а не ссориться и не портить другим настроение. Вообще-то Удрис тоже не особенно уважал Цеплиса, потому что, во-первых, тот не умел как следует пить, а во-вторых, не держал своих денег в банке. Хранит их где-нибудь в чулке, как старая баба, да и х'одит себе, поучает людей. Может быть, у него вовсе и нет этих денег — ведь никто их не видел. Только распускает слухи о своем богатстве, и все верят. Еще неизвестно, что у этого Цеплиса на уме и кого он высмотрит себе в жертву...
Обернувшись к мебельному фабриканту Карлу Лу-. сису, Цеплис вполголоса о чем-то рассказывал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
фабрикант Теодор Сескис. На килечных жестянках его производства была намалевана большая селедка с государственным флагом во рту. Реплика Сескиса всколыхнула в сердце Бриедиса всю неутоленную горечь, и слова снова пробились наружу:
— Я ему заявил прямо: такая Латвия, которая только берет с нас налоги, но отказывает в пособиях и ссудах, нам не нужна! Если государство не может помочь человеку стать состоятельным, то такого государства мне не нужно. Я обойдусь без него, как все мы обходились до этого. Если латыш в Латвии лишен возможности сделать себе состояние, так лучше бы мы жили под властью русских, поляков или кого-нибудь еще! .. — И завершив свою речь энергическим жестом, Бриедис опрокинул большую рюмку водки.
— Правильно! Так с ними и надо разговаривать! — поддержали Бриедиса одобряющие голоса, хотя на всех лицах сияла радость по случаю его неудачи.
— Я ему говорю — когда курс денег упадет, все, которые одолжили у государства, шикарно заработают, и только мы останемся на бобах. Разве мы не платим налогов и не имеем права на барыши, которые свалятся всем остальным прямо в рот? — захлебывался воодушевленный всеобщим одобрением Бриедис.
— А он что?
— Задумался и говорит, чтобы я подал подробный план — что, собственно, я бы хотел предпринять, и тогда они обсудят на совете. Тут меня зло разобрало, и я заявил, что выдумывать планы может каждый мальчишка, а нам, деловым людям, некогда «строить воздушные замки. Кто же их сделал министрами, как не мы сами? Прокатить этих господ на следующих выборах, пусть тогда сами учатся разрабатывать планы! На такие ответственные места мы должны ставить серьезных людей из своей среды, которые знают жизнь и понимают наши нужды. Пусть эти ученые господа скрипят перьями в канцеляриях, там их место. А решать судьбы нашей промышленности они не имеют права!. — Бриедис опять выпил и закусил студнем.
— В том-то и несчастье, что повсюду в верхах засели эти «образованные»! Только и знают обкладывать нас налогами, чтобы выкроить себе жалованье, а как заработать деньги, этому их в университетах не учили, — жаловался Сескис, подобно Бриедису испытавший горечь отказа в ссуде.
— Ну, господа, тут уж вы переборщили. Как это правительство даст вам денег без определенного плана? Скажите, что вы собираетесь делать, и, если это полезно для государства, вам не откажут в ссуде. Но просто раздавать деньги не имеет права ни один государственный деятель. Вы первые отдадите его под еуд, если он будет легкомысленно ссужать деньги, — заметил Цеплис, внимательно выслушавший рассказ Бриедиса.
— Да кто же его заставляет легкомысленно ссужать деньги? Разве тут среди нас есть мошенники, которые хотят околпачить государство? Честный труд надо поощрять. Да откуда он может знать, какие у меня планы и замыслы, какие расчеты? — И Бриедис выпрямился перед Цеплисом.
— Министр как раз только это и хочет узнать, — отпарировал Цеплис.
— Не пойду же я к нему разглашать свои намерения и секреты! Конкуренты сразу перебегут мне дорогу, и я останусь в дураках. Пусть он только даст мне деньги, а потом посмотрит, как я с ними управлюсь! Но раньше времени я свои замыслы не выложу никому, — гордо заявил Бриедис, почувствовавший, что Цеплис не является его доброжелателем. «Наверняка тоже один из тех, государственных подпевал», подумалось Бриедису.
— Конечно, государство не может поддерживать каждую тайную спекуляцию. В делах государственных должна быть ясность и гласность, — сказал Цеплис.
— Интересно, как вы без спекуляций нажили, бы свои миллионы? — В голосе Бриедиса зазвучало ехидство.
— А вы их считали? — Цеплис выпрямился было перед Бриедисом, но тут же опомнился и, покраснев от негодования, продолжал: — На личные оскорбления я отвечаю, лишь когда считаю обидчика себе равным. В данном случае это не так. — И Цеплис
окинул подзадоривающим взглядом остальных собутыльников.
Всех чувствительнее к этому взгляду Цеплиса оказался Нагайнис, чья фабрика требовала незамедлительного вливания свежей крови, так как ее продукция залеживалась на складах и средств не хватало не только на закупку новых материалов, но временами даже и на заработную плату рабочим. Поэтому привлечение Цеплиса, располагающего свободными деньгами, было бы весьма желательно. Такому человеку следовало угождать. Что такое Бриедие по сравнению с Цеплисом? Белый лист бумаги, на котором даже-министр финансов не решился написать сумму государственной ссуды. В сущности Нагайниса тоже раздражала хвастливая тирада Цеплиса насчет спекуляций, да и прав был скорее Бриедие. Но магическая-сила цеплисовых денег все же перетянула Нагайниса на свою сторону, и он сказал:
— Бриедие любит выражаться, как извозчик. Разве-мы виноваты, что министерство отпустило вас с пустыми руками! — И к иронической ухмылке Нагайниса присоединился. смех всех остальных, почувствовавших огромное неравенство между Цеплисом и Бриедисом.
— Хлопни-ка лучше хорошую стопку водки да закуси моей килечкой, сразу полегчает на душе и забудется министерская обида! Мы ведь не виноваты, что тебе не повезло, — приветливым тоном попытался утешить Бриедиса Сескис, не менее других силившийся: приобрести расположение Цеплиса.
— Ты-то уж молчал бы! Твои кильки жестки, как подковные гвозди, а нагайнисовы гвозди гнутся, как твои размякшие кильки, — пробурчал Бриедие, но-водки все-таки выпил. Его неуклюжая острота понравилась всем и заставила улыбнуться даже Цеплиса, тогда как Нагайнис и Сескис переглянулись с видом двух мышей, попавших каждая в свою мышеловку.
— Правильно, Бриедие! Один из них уродует лошадям копыта, а другой кормит нас колюшками в жестянках! — расхохотался опьяневший директор-распорядитель ссудо-сберегательного товарищества «Крауя»
Ян Удрис. Он не признавал подобных стычек за выпивкой. Пить так пить, а не ссориться и не портить другим настроение. Вообще-то Удрис тоже не особенно уважал Цеплиса, потому что, во-первых, тот не умел как следует пить, а во-вторых, не держал своих денег в банке. Хранит их где-нибудь в чулке, как старая баба, да и х'одит себе, поучает людей. Может быть, у него вовсе и нет этих денег — ведь никто их не видел. Только распускает слухи о своем богатстве, и все верят. Еще неизвестно, что у этого Цеплиса на уме и кого он высмотрит себе в жертву...
Обернувшись к мебельному фабриканту Карлу Лу-. сису, Цеплис вполголоса о чем-то рассказывал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111