Музыка стихла, и молодые опять вернулись к нетанцующим гостям, которые, разбившись на кучки, оживленно разговаривали на самые разнообразные темы.
В промежутках между танцами гостей обносили кофе с тортом или прохладительными напитками — кому что нравится. Дамы охотно угощались вишневым или земляничным мороженым, быстрее всего избавляющим от жары. Валентина раскраснелась, и ее глаза сияли необычайно радостно. Было ли это счастье или же только восхищение веселой свадебной толчеей, не мог бы сказать никто и, конечно, меньше всего сама невеста. Все звенело, смеялось и кружилось. До того
ли тут, чтоб заглядывать в свое сердце или предаваться размышлениям? Пестрая свадебная карусель вертелась сама собой, опьяняя всех. Те, кому этого хмеля было недостаточно, пили вино или коньяк. На роскошной свадьбе надо и веселиться роскошно.
Эдмунд Саусайс непрестанно улыбался, хотя глаза его излучали остро-стальной блеск. Он не был пьян, свадебное веселье лишь снаружи обвивало его подобно многокрасочным лентам серпантина. В душе Саусайс оставался спокоен и трезв. Происходящее отражалось в его сознании, как на отполированном металле. За поздравления он благодарил, но лесть не приставала к нему, как вата не пристает к железу. Он знал, что тут ничему нельзя верить: все поддельное, подложное и подкрашенное. Под каждым фраком скрывается негодяй: один умнее и пронырливее, другой грубее и глупее. А закутанные в шелка феи доступны каждому, кто их домогается. Валентина все-таки не худшая среди них.
В эту минуту к нему подошел лакей и сообщил, что снаружи в двери ломится какая-то бабка, заявляя, что она мать жениха. Видимо, крепко выпившая. Саусайс похолодел, и его охватила неимоверная злоба на все это пиршество, в котором не смела участвовать его мать. Ввести бы ее назло веем и посадить на почетное место!
— Да, это моя мать. Чего она хочет? — сердито спросил Саусайс у лакея.
— Попасть на свадьбу и увидеть своего сына.
— Это невозможно. Дай ей несколько бутылок лучшего вина и закусок, усади в такси, и пусть ее отвезут домой. — Саусайс встал и, подойдя к Валентине, сказал:
— Моя мать шлет тебе наилучшие пожелания.
— Где она? — Валентина, испугавшись, покраснела как морковь.
— На улице, за дверьми.
— Позовем же ее сюда, пусть она тоже повеселится.
— Это уже невозможно. Поздно.
— А что ты сделал?
— Отослал ее домой и сказал, что у невесты при виде ее разболится голова.
— Все в порядке, сударь, — доложил вошедший лакей.
— Старайтесь, чтобы всегда все было в порядке, — строго сказал Саусайс, поворачиваясь к лакею спиной, и ласково заметил Валентине: — Мне не нравится, когда слуги становятся фамильярными. Порядок должен быть всегда, и об этом нечего особо докладывать. Я выслушиваю лишь сообщения о непорядках.
Шофер, довезя старуху до дому, поторапливал ее:
— Ну, мамаша, вылезай и отправляйся домой. Нельзя же мешать сыну на такой шикарной свадьбе.
— Шикарная свадьба, все удивляются! Я даже первый раз в жизни покаталась на машине. Дай бог здоровья сыночку! Выпью, а если не хватит, опять схожу. Только смотри отвези меня опять домой, — тараторила старуха, вылезая из автомобиля со своим свертком.
Опорожнив бутылку после возвращения из церкви, матушка Саусайс совершенно опьянела. Сначала она в одиночестве отплясывала свадебный танец, наконец утомилась и упала. Подняться она уже не могла, долго лежала на полу, пела и разговаривала, сама с собой, пока не уснула. Ей приснилось, будто у Красных амбаров Эдмунда окружила толпа жуликов. Они предлагали ему купить разные золотые вещички. Эдмунд внимательно их рассматривал, а мать сразу заметила, что все они не настоящие. Наконец Эдмунд выбрал золотые часы и отдал за них жулику все свои деньги. Но часы были латунные, и мать кричала, чтобы он не позволял себя грабить! Однако Эдмунд уже отдал деньги, и все жулики разбежались. От сожаления и злости старая Саусайс проснулась и долго не могла понять, где она находится и что с нею случилось. Действительно ли она свалилась где-нибудь возле Красных амбаров и сама своими глазами видела, как обманывают Эдмунда? Постепенно она очухалась и вспомнила, что находится в своей комнате и что сегодня свадьба сына. Может быть, в самом деле с ним среди этих важных господ случилось какое-нибудь несчастье? Только бы
не расстроилась свадьба! Вконец перепуганная, она вскочила и тотчас же отправилась в Гильдию. Надо поспешить на помощь сыну, нельзя же оставлять его в беде!
А теперь матушка Саусайс снова оказалась дома, так и не попав на свадьбу и не повидав Эдмунда. Чужие сторожа не впустили ее. «Это, наверно, невестка не позволила Эдмунду выйти и успокоить мать, — думала она. — У богачей ведь нет сердца! Как же я покажусь в платке там, где все носят шляпы? Правда, скупой-то ее не назовешь, раз уж велела вынести целый узел свадебных гостинцев. Но что ей стоило бы впустить меня хоть в переднюю, хоть через скважинку посмотреть, как там все происходит? Да нет, загордилась и мать прогнала прочь. Пусть пропадут все ее лакомства, я их пальцем не трону!» Старая Саусайс прямо в одежде бросилась на кровать и начала плакать. Полное обиды сердце дало волю слезам. И счастливая свекровь долго плакала, пока не уснула.
Уже рассвело, и утреннее солнце слегка золотило высокие рижские башни. На пустых улицах клубилась пыль дворники с метлами в руках выметали прочь воскресенье, чтобы понедельник мог быть трудовым и серьезным. Но музыка в Гильдии звучала еще веселее, и сквозь нее прорывались уже совсем пьяные голоса. Начавшееся вчера веселье слегка приутихло, но не хотело уняться. Каждый старался наверстать то, чего не успел за ночь. Рвущееся ввысь благородство дамских шелков измялось и не могло взлетать столь крылато. У мужчин вчера еще безукоризненные воротнички обмякли, намокли и потеряли вид, ослепительно белые галстуки выглядели, словно вывалянные в уличной пыли. Капли пота смыли с лиц пудру и помаду, они казались зеленовато-серыми и полосатыми, словно исчерченное струями дождя запыленное стекло. Хорошо еще, что так выглядели все и что каждый привыкал к увяданию красоты у другого постепенно. Голоса у всех были по-вечернему томные, а слова дряблые, точно прелые древесные листья. Каждый улыбался только из приличия — на самом деле хотелось крепко выругаться и сказать что-нибудь непристойное.
Пропотевшее белье прилипало к телу, и люди чувствовали себя как в жаркой бане, куда забежали одетыми.Валентина бессильно склонила голову Эдмунду на плечо и терпеливо ждала, когда можно будет удалиться на покой. Несколько пар еще танцевали, хотя большинство молодежи сидело кучками у частей разобранного стола-подковы и подкрепляло упавшие силы коньяком с лимоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111