ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

К его словам внимательно прислушивались еще не нашедший достойного применения своим способностям бывший волостной писарь Август Муцениек, неустанно добивавшийся разрешения на открытие машинописного бюро, и Вилис Дзенис, все еще не решивший, с чего начать и к чему пристроиться. До войны он держал гостиницу, скупал лен и возглавлял небольшое предприятие по изготовлению фруктовых вод. Теперь он хотел чего-то более определенного, но чего именно — не знал сам. Поэтому и он тоже не мог ни « чему пристроиться и пока что жил лишь чужими радостями и печалями. Дзенис уже привык к тому, что, раскладывая, по головам издержки на выпивку, приятели никогда не принимали его в расчет, поскольку с опустившегося безработного взятки гладки. Тем не менее Дзенис верил в такое чудо, что когда-нибудь у него появятся- приличные доходы и. он сможет щедро воздать своим собутыльникам, единолично оплачивая ресторанные счета. А пока что он целыми днями околачивался в кабаках, хотя вовсе не был пьяницей. Если кто-нибудь из его знакомых загуливал, то и Дзенис всю ночь не отставал, а утром возвращался домой истасканный и грязный. Дзенис был всегда терпелив и внимателен к людям. Он больше любил слушать, чем рассказывать сам. Поэтому все хорошо относились к Дзенису: каждый мог рассказать ему о своих радостях и пожаловаться на несчастья, и Дзенис выслушивал все это с неизменным вниманием. Сам
он никогда ни о чем не расспрашивал — люди выпившие обычно и без того болтают лишнее. Если изредка Дзенис отпускал какую-нибудь шутку, она всегда приходилась к месту и вызывала всеобщее одобрение. Но истинная соль его шуток доходила не до каждого, и тот, до кого она дошла, уже не смеялся.
— Я все же не понимаю, как вы это себе мыслите? — спросил у Цеплиса Дзенис, и тогда другие тоже начали прислушиваться к их разговору.
— Очень просто. В наше время деньги валяются прямо-таки на земле, под ногами, ,надо только уметь их подобрать. Хорошая идея, действительно солидный проект сейчас дороже золота. Стоит захотеть, и мы сможем творить чудеса. Мы и не представляем себе, сколько еще в Латвии неисчерпаемых богатств! Только взяться за дело, и государство засыплет нас средствами!
— Ну, так выкладывайте эти ваши проекты и идеи, мы обрадуемся и сейчас же примемся за работу, — откликнулся Бриедис и в голосе его прозвучало угрюмое недоверие.
— Не так-то просто все это высказать разом. Надо обдумать и взвесить, чтобы знать, что говорить и чего не говорить, — ответил Цеплис скорее самому себе, нежели Бриедису. Однако Бриедис злобно ухмыльнулся и, окинув Цеплиса торжествующим- взглядом, сказал.
— Ах, вам еще надо обдумать, что говорить и чего не говорить? А меня за то, что я не хотел раскрыть свои замыслы перед министром, вы назвали спекулянтом! Разве вы не такой же спекулянт, как я?
— Нет, больше, чем вы, господин Бриедис, потому что у меня есть замыслы и планы, а у вас их нет. Вы хотите только получить деньги из государственной кассы, чтобы потом спекулировать, хотя бы закупая салаку на даугавской набережной. Я же хочу производить, создавать ценности из малоценного или вовсе ничего не стоящего материала. Вот в чем различие между нами. Вы хотите быть мелким перекупщиком, посредником, который в удобный момент может прилично заработать. Но с точки зрения государства это
лишь перемещение денег из одного кармана в другой. Мы должны организовывать, должны трудиться производительно, чтобы тем самым поднимать всеобщее благосостояние, — заявил Цеплис.
— Что вы там вечно разглагольствуете о всеобщем благосостоянии и о государстве! Вы, что ж, собираетесь работать без прибыли? — не уступал Бриедис.
— Почему без прибыли? Заработаю еще побольше всех этих мелких спекулянтов, потому что ценность моего предприятия не будет зависеть от того, пришла ли в город одна лодчонка с салакой или десять! — И Цеплис закончил жестом, недвусмысленно показавшим, что он больше не желает разговаривать с Бриедисом.
— Что ты лезешь со своими глупостями, точно изголодавшаяся церковная крыса! Не мешай говорить господину Цеплису! У него есть что сказать! — сердито воскликнул Удрис, чувствовавший себя выше Бриедиса из-за одного того, что учитывал в своей кассе, бриедисрвы векселя, причем по некоторым из них сроки уплаты уже были на носу.
— Как же стерпеть, если этот господин позволяет себе то самое, в чем упрекает других? — оправдывался Бриедис.
— Хватит! Мы хотим послушать господина Цеп-лиса, — воскликнул Нагайнис, и его изрытое оспой лицо совершенно побагровело. В минуты волнения Нагайнис всегда сопровождал свои слова ударами кулака по столу, напоминавшими удары кувалды, потому что в юности Нагайнис учился на кузнеца и продолжительное время с честью занимался этим ремеслом, Но потом он сделался членом правления небольшой ссудной кассы и выстроил себе дом. С каждым отстроенным этажом дома возрастало и самомнение Нагай-ниса. Еще в довоенное время, не довольствуясь кузницей, он стал разворачиваться гораздо шире. В начале войны Нагайнису уже принадлежали большая механическая мастерская и крупная транспортная контора в Риге. В деньгах у него никогда не ощущалось недостатка, так как предприятия работали успешно, к тому же в ссудной кассе Нагайнис приобрел доверие остальных членов правления и мог черпать
ведрами то, что мелкие вкладчики приносили туда кружками. Однако при эвакуации Риги Нагайнису пришлось переселиться вместе со своими предприятиями в Петроград, где они быстро прогорели. Захирел и сам Нагайнис, ибо в мире творились такие дела, которых он уже не мог уразуметь. Когда вслед за свержением царской власти и первыми революционными громами произошел еще более грозный большевистский переворот с национализацией нагайнисовой собственности, ему показалось, будто уже наступил страшный суд. Он бросил свои предприятия на произвол судьбы и, с большими трудностями перейдя фронт вернулся в занятую немцами Ригу. Средств для восстановления предприятий у него не было, да при летаргии тогдашней, рижской жизни в таких предприятиях и не ощущалось необходимости. Каждый старался лишь кое-.как прожить, всех давили нужда и немецкий бронированный кулак. Нагайнис поселился в собственном доме, где тогда ютились бедняки и вконец разоренные люди, лишь с горем пополам вносившие небольшую квартирную плату. Но многие не могли платить и этого, и приходилось опасаться, как бы они не перемерли с голода в своих квартирах.
Жену с четырьмя детьми Нагайнис оставил в Петрограде, чтоб она разузнала, куда большевики денут его имущество, а сам поехал в Ригу — только разведать, как живется при немцах. Однако вернуться в Россию Нагайнис побоялся, да немцы добром и не выпускали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111