Но самая дорогая и самая любимая игрушка все-таки не необходима, без нее можно обойтись. А я хочу быть вот именно необходимой, нужной не только тебе, но и обществу. Милый, избавь меня от сознания этой ненужности! — Берта еще крепче прижималась к мужу.
— Ну, хорошо, делай все что хочешь, я тебе все разрешаю, — говорил совершенно сбитый с толку Цеплис, глядя на розовеющее предрассветное небо. Казалось, там рождается совершенно новый, еще небывалый день. Хотелось, взяв с собой Берту, поспешить ему навстречу, только Цеплис не знал куда. Он даже не знал, что ему делать с расстроенной рыдающей женой. Надо утешать ее, что-то говорить, а у Цеплиса не было наготове ни одной мысли, ни единого слова. Казалось, все разбежались или же их никогда не бывало. И перед лицом нового дня он чувствовал себя маленьким и бессильным.
— Ты считаешь меня неспособной и непригодной к работе. Хорошо. Но тогда разреши же,мне то, на что имеет право каждая женщина. Разреши мне стать матерью, чтобы моя жизнь приобрела смысл, чтобы у меня была своя радость. Иначе я больше не выдержу! — Берта все еще не могла успокоиться.
Цеплис снова и снова обещал и разрешал жене все, только бы она утешилась и не мучила его своими страданиями. Он даже пообещал не увольнять Цауне и терпимо относиться к нему на работе. На это Берта лишь вяло улыбнулась и стала еще печальнее. Встающее утро, ворвавшееся в комнаты, казалось, предостерегало ее не останавливаться на полдороге, а идти дальше и неуклонно утолять ту жажду счастья, что пробудилась в ее душе и, как разъяренный зверь, терзала Берту в долгие ночи и дни ее одиночества. Берта вдруг вскочила, громко рассмеялась и убежала в спальню.
Цеплис посидел еще минутку один, устало перебирая в мыслях события этой ночи. Пойми этих женщин — то плачут без нужды, то вдруг смеются без причины. Все время восторгается своим любовником, а от меня хочет ребенка. Ей уже не нравится спокойная, беззаботная жизнь. Миллионы женщин позавидовали бы Берте и были бы счастливы на ее месте. А Берте такое существование уже не нравится. Она хочет возиться с ребенком или работать. Каждый стремится к легкой жизни, а Берте она надоела. Видно, я ее слишком баловал, исполняя все прихоти. И она еще жалуется, что ей тяжело жить... Так, не достигнув никакой ясности, ушел в спальню и Цеплис, расслабленно волоча свое грузное тело.
Несколько дней подряд все крупнейшие рижские газеты самым пространным образом писали о латвийском красном золоте. Казалось, журналисты хотели перешибить друг друга, рассказывая всякие чудеса и прославляя новое предприятие. В газетах был помещен и портрет молодого энергичного промышленника Цеплиса, изложена его биография и достижения. Цеплис читал и диву давался — это превосходило все его надежды. Порой ему становилось просто неудобно, потому что ведь еще ничего не сделано. О приобретении своего капитала Цеплис не хотел говорить и даже вспоминать, но хвалебные газетные статьи возложили на него тяжелые обязанности, часть которых, хотя бы
и против желания, надо исполнить. Однако Цеплис понимал также, что эта широкая реклама обеспечивает кредиты и прокладывает дорогу новому предприятию. Разве нашелся бы теперь в Латвии человек, не знающий о том, что учреждается акционерное, общество «Цеплис» и что им руководит одаренный, энергичный промышленник Цеплис? И разве этот восхваляемый промышленник — не он сам? Хотя новое общество еще ничего и не совершило, оно, тем не менее, уже упоминалось повсюду, а многие даже надеялись, что это предприятие облегчит тяжелую жизнь, вызвав приток иностранного капитала, взамен которого мы будем отдавать лишь свой труд да глину. Зеленого золота у нас остается уже немного, синее золото требует больших усилий, да и урожай на него бывает не каждый год. Но красное золото — его хватит и будет хватать всегда. Разве в Латвии нет бесчисленных холмов, в которых скрывается глина? Знай обжигай кирпичи да отсылай за границу. Мир велик, и хороший кирпич нужен повсюду. Вначале, конечно, будет трудно удовлетворить все крупные заявки. Но потом расширят предприятие и построят заводы на всех месторождениях глины. Заставят людей работать день и ночь, и тогда-то уж справятся.
В таком духе судили и рядили горячие головы, восторгаясь золотыми временами, наступающими отныне для всего народа. Ежели наживутся предприниматели, значит, кое-что перепадет и рабочим. Каждому захочется хорошо одеться и покушать, а от этого выгадают и другие — те немногие, которые не будут работать на кирпичных заводах и обжигать кирпич. Никто больше не роптал на неурядицы в государственной жизни и не поминал трудные времена. Перед всеми приоткрывалось светлое будушее, суля лучшую жизнь.
Цеплис чувствовал себя героем, сотворившим чудеса, так как всеобщий восторг окрылял и его. Знакомые здоровались с ним почтительно, Друзья же при встрече сердечно пожимали руку и нашептывали льстивые слова. Цеплис был настолько увлечен своей работой и достижениями, что хотел все переделать один. Целыми днями он сновал взад и вперед, как заведен-
ный. Банки, крупнейшие торговые дома, нотариальные конторы, кафе и рестораны — всюду у него были дела и всюду он появлялся вовремя. Также и многочисленные посетители конторы акционерного общества «Цеплис» не могли пожаловаться на то, что им трудно застать или приходится подолгу ожидать директора-распорядителя. Поистине следовало удивляться, как Цеплис повсюду успевал и всегда владел собой, оставаясь любезным и верным своему слову. После долгого, полного лихорадочной спешки дня Цеплис всегда чувствовал себя отлично и никогда не бывал в дурном настроении. У него постоянно находилось еще время, чтобы побыть с Бертой и весело провести вечер. В присутствии жены он теперь больше не говорил о делах и избегал встреч с людьми, которые не могут обойтись без деловых разговоров. Цеплис твердо решил проводить все вечера вместе с Бертой; так он и делал. Как ни странно, наедине с женой он отнюдь не скучал и чувствовал себя спокойно, даже счастливо., Берта тоже изменилась, и в ее словах больше уже не проскальзывало раздражение или неудовлетворенность. Казалось, ее жизнь стала более полноценной, хотя внешне мало что изменилось. Единственно, может быть, то,- что вечера она теперь проводила вместе с мужем, да и днем нередко заходила в контору побол1' тать с ним, а он при всей своей занятости всякий раз уделял ей минутку для краткой, но задушевной беседы. И это была не только внешняя любезность; видя Берту, Цеплис радовался от души. Что-то новое сблизило и сдружило их. Эта близость и дружба выражались не только в мыслях и взглядах, но и в словах. Кроме любви, Цеплис питал теперь к Берте еще и уважение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
— Ну, хорошо, делай все что хочешь, я тебе все разрешаю, — говорил совершенно сбитый с толку Цеплис, глядя на розовеющее предрассветное небо. Казалось, там рождается совершенно новый, еще небывалый день. Хотелось, взяв с собой Берту, поспешить ему навстречу, только Цеплис не знал куда. Он даже не знал, что ему делать с расстроенной рыдающей женой. Надо утешать ее, что-то говорить, а у Цеплиса не было наготове ни одной мысли, ни единого слова. Казалось, все разбежались или же их никогда не бывало. И перед лицом нового дня он чувствовал себя маленьким и бессильным.
— Ты считаешь меня неспособной и непригодной к работе. Хорошо. Но тогда разреши же,мне то, на что имеет право каждая женщина. Разреши мне стать матерью, чтобы моя жизнь приобрела смысл, чтобы у меня была своя радость. Иначе я больше не выдержу! — Берта все еще не могла успокоиться.
Цеплис снова и снова обещал и разрешал жене все, только бы она утешилась и не мучила его своими страданиями. Он даже пообещал не увольнять Цауне и терпимо относиться к нему на работе. На это Берта лишь вяло улыбнулась и стала еще печальнее. Встающее утро, ворвавшееся в комнаты, казалось, предостерегало ее не останавливаться на полдороге, а идти дальше и неуклонно утолять ту жажду счастья, что пробудилась в ее душе и, как разъяренный зверь, терзала Берту в долгие ночи и дни ее одиночества. Берта вдруг вскочила, громко рассмеялась и убежала в спальню.
Цеплис посидел еще минутку один, устало перебирая в мыслях события этой ночи. Пойми этих женщин — то плачут без нужды, то вдруг смеются без причины. Все время восторгается своим любовником, а от меня хочет ребенка. Ей уже не нравится спокойная, беззаботная жизнь. Миллионы женщин позавидовали бы Берте и были бы счастливы на ее месте. А Берте такое существование уже не нравится. Она хочет возиться с ребенком или работать. Каждый стремится к легкой жизни, а Берте она надоела. Видно, я ее слишком баловал, исполняя все прихоти. И она еще жалуется, что ей тяжело жить... Так, не достигнув никакой ясности, ушел в спальню и Цеплис, расслабленно волоча свое грузное тело.
Несколько дней подряд все крупнейшие рижские газеты самым пространным образом писали о латвийском красном золоте. Казалось, журналисты хотели перешибить друг друга, рассказывая всякие чудеса и прославляя новое предприятие. В газетах был помещен и портрет молодого энергичного промышленника Цеплиса, изложена его биография и достижения. Цеплис читал и диву давался — это превосходило все его надежды. Порой ему становилось просто неудобно, потому что ведь еще ничего не сделано. О приобретении своего капитала Цеплис не хотел говорить и даже вспоминать, но хвалебные газетные статьи возложили на него тяжелые обязанности, часть которых, хотя бы
и против желания, надо исполнить. Однако Цеплис понимал также, что эта широкая реклама обеспечивает кредиты и прокладывает дорогу новому предприятию. Разве нашелся бы теперь в Латвии человек, не знающий о том, что учреждается акционерное, общество «Цеплис» и что им руководит одаренный, энергичный промышленник Цеплис? И разве этот восхваляемый промышленник — не он сам? Хотя новое общество еще ничего и не совершило, оно, тем не менее, уже упоминалось повсюду, а многие даже надеялись, что это предприятие облегчит тяжелую жизнь, вызвав приток иностранного капитала, взамен которого мы будем отдавать лишь свой труд да глину. Зеленого золота у нас остается уже немного, синее золото требует больших усилий, да и урожай на него бывает не каждый год. Но красное золото — его хватит и будет хватать всегда. Разве в Латвии нет бесчисленных холмов, в которых скрывается глина? Знай обжигай кирпичи да отсылай за границу. Мир велик, и хороший кирпич нужен повсюду. Вначале, конечно, будет трудно удовлетворить все крупные заявки. Но потом расширят предприятие и построят заводы на всех месторождениях глины. Заставят людей работать день и ночь, и тогда-то уж справятся.
В таком духе судили и рядили горячие головы, восторгаясь золотыми временами, наступающими отныне для всего народа. Ежели наживутся предприниматели, значит, кое-что перепадет и рабочим. Каждому захочется хорошо одеться и покушать, а от этого выгадают и другие — те немногие, которые не будут работать на кирпичных заводах и обжигать кирпич. Никто больше не роптал на неурядицы в государственной жизни и не поминал трудные времена. Перед всеми приоткрывалось светлое будушее, суля лучшую жизнь.
Цеплис чувствовал себя героем, сотворившим чудеса, так как всеобщий восторг окрылял и его. Знакомые здоровались с ним почтительно, Друзья же при встрече сердечно пожимали руку и нашептывали льстивые слова. Цеплис был настолько увлечен своей работой и достижениями, что хотел все переделать один. Целыми днями он сновал взад и вперед, как заведен-
ный. Банки, крупнейшие торговые дома, нотариальные конторы, кафе и рестораны — всюду у него были дела и всюду он появлялся вовремя. Также и многочисленные посетители конторы акционерного общества «Цеплис» не могли пожаловаться на то, что им трудно застать или приходится подолгу ожидать директора-распорядителя. Поистине следовало удивляться, как Цеплис повсюду успевал и всегда владел собой, оставаясь любезным и верным своему слову. После долгого, полного лихорадочной спешки дня Цеплис всегда чувствовал себя отлично и никогда не бывал в дурном настроении. У него постоянно находилось еще время, чтобы побыть с Бертой и весело провести вечер. В присутствии жены он теперь больше не говорил о делах и избегал встреч с людьми, которые не могут обойтись без деловых разговоров. Цеплис твердо решил проводить все вечера вместе с Бертой; так он и делал. Как ни странно, наедине с женой он отнюдь не скучал и чувствовал себя спокойно, даже счастливо., Берта тоже изменилась, и в ее словах больше уже не проскальзывало раздражение или неудовлетворенность. Казалось, ее жизнь стала более полноценной, хотя внешне мало что изменилось. Единственно, может быть, то,- что вечера она теперь проводила вместе с мужем, да и днем нередко заходила в контору побол1' тать с ним, а он при всей своей занятости всякий раз уделял ей минутку для краткой, но задушевной беседы. И это была не только внешняя любезность; видя Берту, Цеплис радовался от души. Что-то новое сблизило и сдружило их. Эта близость и дружба выражались не только в мыслях и взглядах, но и в словах. Кроме любви, Цеплис питал теперь к Берте еще и уважение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111