ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Ну, что ты говоришь, муженек! Конечно, и такие нам тоже нравятся. Но разве ты доверил бы всю бухгалтерию своего предприятия таким мужчинам, которых берут на ручки и качают? Мне кажется, ты очень доволен господином Цауне.
— Конечно, конечно, — Цеплис еще сдерживался.
— Вот видишь! И я тоже очень довольна. Ведь наши вкусы всегда сходятся. — Берта все еще сердечно обращалась к мужу.
— Только оцениваем мы каждый по-своему, — Цеплис начинал терять терпение.
— Нет, мы оцениваем совершенно одинаково. Я ведь тоже руководствуюсь целесообразностью и интересами твоего предприятия. Но не будем сейчас говорить об этом, гости начинают скучать. — Берта стала осторожнее. На лице мужа она увидала такую злобу, которая каждую минуту готова была прорваться в самой острой форме. Игру не следовало продолжать, она могла плохо кончиться. Берта быстро встала и подошла к Цеплису спросить, не пора ли подавать горячий ужин. На это он совсем уже нетерпеливо буркнул:
— Давно пора, но из-за мальчишки ты забыла даже о своих обязанностях!
Берта покраснела и ничего не ответила, чувствуя, что зашла слишком далеко. Молча поспешила она на кухню помочь Эльзе быстрее сервировать ужин. Когда Берта вышла, в столовой наступила полнейшая тишина. Гости, опустив голову, крутили в руках бахрому скатерти, вилку или еще что-нибудь, лишь бы не смотреть на соседей. Лишь Цеплис уничтожающим, острым взором через стол сверлил покрасневшего Цауне, и юноше было до того неудобно, что он не знал, как себя и- вести.
На кухне звякала посуда и слышались торопливые шаги. Эльза поспешно вошла в комнату, собрала пустые тарелки и снова исчезла на кухне, чтобы вернуться оттуда с горой новых тарелок. Не только сервировка стола, но и самый ужин проходил торопливо и подавленно. Никто не знал истинной причины неловкого молчания, но все его ощущали. Если кто-нибудь пытался завязать разговор, слова звучали настолько неловко, что сам говоривший смущался и умолкал, будто пристыженный. Всех тяжелее переносил это молчание Цауне. Он горько жалел, что пришел сюда, последовав приглашению госпожи Цеплис.
Теперь он думал и о Мильде, вспомнив, что позвал ее в гости. Позвал, а сам убежал, даже не написав ей ни слова. Где она сейчас и что о нем думает? И Цауне решил тотчас же после ужина попросить разрешения удалиться, чтобы утром не проспать на работу. Это ему удалось, и никто не уговаривал его остаться выпить кофе.
Лишь очутившись на пустынной ночной улице, он начал сознавать, в каком неприятном положении оказался. Но ведь Цеплис же должен увидеть и понять, что его бухгалтер не виновен во всем случившемся! Разве мог он противиться распоряжениям хозяйки? Опьянение у Цезаря совсем прошло, и госпожа Цеплис казалась ему теперь злой интриганкой, бессовестно впутавшей его в свои замыслы. Теперь Цеплис будет сердиться на него, а он ведь ни в чем не виноват. Мильда, несомненно, тоже, огорчена и обижена. Как загладить все это? Цауне был совершенно подавлен.
Даже после его ухода у Цеплисов не восстановилось прежнее веселье. Цеплис, правда, сделался разговорчивее, но в его речах уже не было бравады и развязности. Казалось, он весь облеплен глиной, которая, засыхая, угрожала превратить его в статую. Берта нервничала, с трудом сдерживая волнение. Она была недовольна собой и страдала оттого, что игра не удалась. И все же она пересилила себя и сумела скрыть от гостей обуревавшие ее чувства. Она шутила и смеялась, хотя сама слышала в своем смехе только фальшивые ноты. После ужина гости из приличия задержались еще на некоторое время, а потом начали собираться по домам. Цеплису казалось, что теперь все погибло и что Берта сделала это нарочно, чтобы ему навредить.
Едва проводив гостей, он накинулся на жену с упреками, дав волю гневу. Он знал, что уже ничего нельзя поправить, но не мог успокоиться.
— Если тебе так приспичило встретиться с этим мальчишкой, ты могла это сделать. Но зачем было звать его сюда и расстраивать все мои планы? Неужели ты думаешь, что я могу откровенно разговаривать с гостями в присутствии своего подчиненного? —
В ярости Цеплис грозил завтра же выгнать Цауне с работы.
— Он же не виноват. Тогда выгоняй меня, это я его пригласила. — В сердце Берты опять пробудилась непокорность. Чувствуя себя виноватой, она бы сама попросила прощения, но когда муж напал на нее, Берте захотелось защищаться, в ней заговорило упрямство:
— Как он посмел прийти, если я его не звал! — гневно кричал Цеплис.
— Разве ему могло прийти в голову, что ты у нас в доме неограниченный деспот? Обычно так не бывает.
— Ну, уж твоих любовников я не потерплю на своих приемах.
— Терпишь и будешь терпеть. Я тебе докажу, что мои друзья тоже люди и что ты должен к ним относиться так же внимательно, как я отношусь ко всем твоим хапугам! — От злости у Берты на глазах выступили слезы, ей захотелось убежать из дому и затеряться где-нибудь в ночной тишине. Стоит ли спорить с этим разжиревшим, пьяным, злым человеком, который, однако же, ей не безразличен? Только любовь и ничто другое заставляла ее бороться с Цеплисом. злить его и плести всякие интриги. Берте было больно и оттого, что она сегодня вечером мучила Цезаря Цауне, на которого теперь обрушится месть ее мужа. Она едва знакома с этим молодым человеком, а заставляла его играть роль ее любовника. Разве это с ее стороны хороню и человечно? Теперь Цеплис станет терзать его изо дня в день и отравит ему все чудесное лето. И Берте стало ужасно жаль Цезаря. Она больше не слушала брань мужа, не отвечала ему, а дала волю слезам. Сначала это были тихие слезы сожаления, но потом плач усилился, пока не превратился в громкие рыдания. От этого громкого плача Цеплис перестал браниться и кинулся утешать Берту. Но его утешения возымели обратное действие. Берте словно бы захотелось выплакать всю боль своего одиночества. Обхватив мужа за шею, она судорожно подергивалась и рыдала так громко, что ее всхлипывания разносились по всей квартире.
— Берточка, милая, что с тобой? Успокойся, не то соседи услышат. И перед Эльзой бы постыдилась, — Цеплис утешал жену, ка-к умел. Он гладил ее, точно ребенка, жалея, что слишком серьезно и, может быть, жестоко отнесся к капризам жены.
— Ты говоришь, чтобы я постыдилась? А чего мне стыдиться? Того, что я живой человек и хочу жить? Я и так все время стыдилась и молчала. .Но больше я не могу, у меня просто нет сил. Я задыхаюсь в этой набитой дорогими вещами квартире. Мне хотелось работать, почувствовать, что я не лишняя в жизни. Я училась и готовилась к этой работе, чтобы стать тебе серьезным помощником. Но ты оттолкнул меня и запретил работать где-нибудь в другом месте. Тебе больше нравится держать меня здесь, как дорогую и, может быть, даже любимую игрушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111