Теперь надо только подзуживать его, чтобы он на следующем собрании акционеров попытался сесть на место Цеплиса. Тогда Цеплис сможет сказать, что акционерное общество обанкротилось лишь из-за неумелого руководства Саусайса. Отзывы университетской лаборатории о качестве глины и
письма заграничных фирм об аннулировании заказов, понятно, следует уничтожить. Вообще нужно оставить нового руководителя без каких-либо заграничных связей. Пусть попробует завязать их снова. В момент банкротства акционерного общества Цеплису следует находиться как можно дальше от дел, чтобы гнев акционеров, а также и государства, обрушился на новое, неопытное руководство.
— Я не могу согласиться с вами, господин Цеплис. Где же тогда идеализм отдельных людей и целых народов? Это они перекраивают карту мира и изменяют заведенный порядок. — Саусайс пытался возражать, его юношеский задор не мог примириться с циничной откровенностью Цеплиса.
— Идеализм ценится не дороже, чем звон золота. Конечно, на многих он действует одурманивающе, но чек под него выписать нельзя. 'Основанием для чека, да и для всей жизни, должен быть н'е звон золота, а само золото. Иначе чек окажется необеспеченным, и дальше тюрьмы с ним не уйдешь. Золото же отворяет не только двери королевских дворцов или тюрем. Перед ним раскрываются даже небесные врата. Карту мира золото перекраивает так, как ему выгоднее. А заведенный порядок изменяют не народы, а классы. Однако и это лишь самообман, ибо золото подчиняет себе даже самых идеальных вождей. До тех пор, пока не вьшрет нынешнее человечество или не изменятся люди, на свете не может быть власти, не зависящей от золота. Его блеск притягивает людей сильнее, чем огонек свечи — летающих в ночной тьме мотыльков.
— Может быть, в мире коммерсантов все это действительно так. Но ведь жизнь гораздо шире, и на ее просторах хватает места и для идеалов. Мы, молодые, еще не настолько испорчены прозой жизни.
— Вам только так кажется! По сути дела всё в жизни — сплошная коммерция. Скажите, какие идеалы руководили вами, когда вы помогали мне продать На-гайнису акции или, наоборот, когда вы помогали На-гайнису завладеть давно уже привлекавшими его акциями? Этими идеалами были погоня за наживой и
желание спихнуть меня с места. Мне нравится, что вы столь откровенны!
— Я никогда не говорил вам ничего подобного. — Саусайс ощетинился, точно еж.
—Не нужно и говорить, оно понятно само собой. На этом деле заработали только вы один, а мы с На-гайнисом оба потерпели убыток. Я потерял место и акции, а Нагайнис — деньги. Значит, заработал только посредник.
— Вы же продали акции Зутиса, а не свои.
— В конце-то концов это одно и то же, потому что я боюсь, как бы акции Зутиса впоследствии не оказались моими. Но не будем спорить. Поживем — увидим, кто из нас прав. Только не давайте сбить себя с толку, а работайте в задуманном, направлении, потому что и я со своей стороны тоже предприму все, что возможно. Конечно, в свою, а не в вашу пользу!
И он засмеялся таким странным смехом, что Сау-сайсу стало не по себе. Что могли означать эти слова Цеплиса? Не устроил бы он мне такую же штуку, как Аустре с теми брильянтамиГ Обещает, разрешает радоваться, а дать не дает. Аустра же так и не получила колье, а теперь не смеет о нем и заикнуться. Цеплис стал до того странным, что даже разговаривать с ним как-то жутко. Просто жаль веселую Аустру: как она теперь изменилась! И лейтенант заметил, что в обществе Цеплиса он и сам чувствует себя неважно...
Всецело занятый продажей акций, Цеплис действительно, стал относиться к Аустре холодно и сдержанно. Теперь ему казалось, будто Аустра приносит несчастье, и в серьезных делах надо держаться от нее подальше. Наоборот, близость Берты всегда вдохновляла его на большие дела и придавала силы. Немножко неудобно, что Аустра все еще ждет обещанное колье, давно уже отданное Берте. Все-таки должна бы понять, что она не заслуживает такого дорогого подарка. .. Отчасти из-за этой неловкости, а главное, из-за отсутствия времени Цеплис так и не поинтересовался еще состоянием кассы, отданной в распоряже-ние Аустры. Он чувствовал, что там не все благополучно, но как-то неприятно было сразу раскрывать
проделки Аустры, совершенные еще во времена его благосклонного отношения к ней. «Да и вряд ли там большая недостача, — рассуждал Цеплис.— Аустра ее сама покроет, и все будет в порядке. А если я теперь примусь проверять кассу, мне, может быть, придется сейчас же уволить Аустру. Как она будет себя чувствовать, получив вместо брильянтов, увольнение с работы? Нет, все-таки нельзя поступать так жестоко». Аустру совершенно подавляло непонятное поведение Цеплиса. Она сознавала себя преступницей, которой не избежать тюрьмы. Никто не пожалеет ее, не спасет. Она много раз пыталась поговорить с Саусай-сом и узнать, о чем беседовал с ним тот раз в ресторане Цеплис. Но из этого ничего не вышло, так как Эдмунд теже сделался сдержанным и таинственно-деловитым. Неужели правда — все мужчины, занявшись серьезными делами, сразу же забывают женщин? Пусть бы они еще подвергали подобной участи своих давно опостылевших жен. Но вести себя так с нею? Этого Аустра не могла ни понять, ни простить. Это было верхом наглости, какую могли себе позволить только грубые и жадные торгаши. С другими поклонниками у Аустры тоже не клеилось. Она стала нервной, раздражительной, ей все казалось, будто каждый хочет лишь использовать ее в своих интересах. Перед глазами все время маячила недостача в кассе. Страшно подумать, чем это кончится? Будь Цеплис таким, как раньше, он простил бы ей все. Тогда он был тряпкой, которую можно комкать, как угодно. Тогда -и надо было уладить вопрос с недостачей! А теперь? Аустра замирала от страха и почти уже не вспоминала о колье.
Счастливее всех чувствовал себя в это время Нагайнис. Покупка акций занимала его гораздо больше, чем выгодные заказы строящейся железной дороги. Нагайнис был из тех людей, которым лежащие в кармане деньги не дают покоя. Эти деньги надо немедленно пустить в оборот, чтоб угомониться и потом восхищаться гениальностью собственных планов и замыслов. Набирая отовсюду деньги, Нагайнис волновался и суетился, зато теперь спокойно перелистывал при-
обретенные акции. Ух, и отомстит же он на следующем собрании акционеров Цеплису — и за то, что этот нахал в свое время не одолжил ему денег, и за то, что не продавал акций! Уж теперь он узнает силу Нагайниса! Нельзя же позволить одному зазнавшемуся выскочке бахвалиться на всю Ригу, — на всю Латвию! Повсюду только и слышишь о Цеплисе, будто никто другой не способен делать кирпичи. Да вон Саусайс будет делать их еще лучше! Такие непомерные славословия Цеплису обижают других промышленников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
письма заграничных фирм об аннулировании заказов, понятно, следует уничтожить. Вообще нужно оставить нового руководителя без каких-либо заграничных связей. Пусть попробует завязать их снова. В момент банкротства акционерного общества Цеплису следует находиться как можно дальше от дел, чтобы гнев акционеров, а также и государства, обрушился на новое, неопытное руководство.
— Я не могу согласиться с вами, господин Цеплис. Где же тогда идеализм отдельных людей и целых народов? Это они перекраивают карту мира и изменяют заведенный порядок. — Саусайс пытался возражать, его юношеский задор не мог примириться с циничной откровенностью Цеплиса.
— Идеализм ценится не дороже, чем звон золота. Конечно, на многих он действует одурманивающе, но чек под него выписать нельзя. 'Основанием для чека, да и для всей жизни, должен быть н'е звон золота, а само золото. Иначе чек окажется необеспеченным, и дальше тюрьмы с ним не уйдешь. Золото же отворяет не только двери королевских дворцов или тюрем. Перед ним раскрываются даже небесные врата. Карту мира золото перекраивает так, как ему выгоднее. А заведенный порядок изменяют не народы, а классы. Однако и это лишь самообман, ибо золото подчиняет себе даже самых идеальных вождей. До тех пор, пока не вьшрет нынешнее человечество или не изменятся люди, на свете не может быть власти, не зависящей от золота. Его блеск притягивает людей сильнее, чем огонек свечи — летающих в ночной тьме мотыльков.
— Может быть, в мире коммерсантов все это действительно так. Но ведь жизнь гораздо шире, и на ее просторах хватает места и для идеалов. Мы, молодые, еще не настолько испорчены прозой жизни.
— Вам только так кажется! По сути дела всё в жизни — сплошная коммерция. Скажите, какие идеалы руководили вами, когда вы помогали мне продать На-гайнису акции или, наоборот, когда вы помогали На-гайнису завладеть давно уже привлекавшими его акциями? Этими идеалами были погоня за наживой и
желание спихнуть меня с места. Мне нравится, что вы столь откровенны!
— Я никогда не говорил вам ничего подобного. — Саусайс ощетинился, точно еж.
—Не нужно и говорить, оно понятно само собой. На этом деле заработали только вы один, а мы с На-гайнисом оба потерпели убыток. Я потерял место и акции, а Нагайнис — деньги. Значит, заработал только посредник.
— Вы же продали акции Зутиса, а не свои.
— В конце-то концов это одно и то же, потому что я боюсь, как бы акции Зутиса впоследствии не оказались моими. Но не будем спорить. Поживем — увидим, кто из нас прав. Только не давайте сбить себя с толку, а работайте в задуманном, направлении, потому что и я со своей стороны тоже предприму все, что возможно. Конечно, в свою, а не в вашу пользу!
И он засмеялся таким странным смехом, что Сау-сайсу стало не по себе. Что могли означать эти слова Цеплиса? Не устроил бы он мне такую же штуку, как Аустре с теми брильянтамиГ Обещает, разрешает радоваться, а дать не дает. Аустра же так и не получила колье, а теперь не смеет о нем и заикнуться. Цеплис стал до того странным, что даже разговаривать с ним как-то жутко. Просто жаль веселую Аустру: как она теперь изменилась! И лейтенант заметил, что в обществе Цеплиса он и сам чувствует себя неважно...
Всецело занятый продажей акций, Цеплис действительно, стал относиться к Аустре холодно и сдержанно. Теперь ему казалось, будто Аустра приносит несчастье, и в серьезных делах надо держаться от нее подальше. Наоборот, близость Берты всегда вдохновляла его на большие дела и придавала силы. Немножко неудобно, что Аустра все еще ждет обещанное колье, давно уже отданное Берте. Все-таки должна бы понять, что она не заслуживает такого дорогого подарка. .. Отчасти из-за этой неловкости, а главное, из-за отсутствия времени Цеплис так и не поинтересовался еще состоянием кассы, отданной в распоряже-ние Аустры. Он чувствовал, что там не все благополучно, но как-то неприятно было сразу раскрывать
проделки Аустры, совершенные еще во времена его благосклонного отношения к ней. «Да и вряд ли там большая недостача, — рассуждал Цеплис.— Аустра ее сама покроет, и все будет в порядке. А если я теперь примусь проверять кассу, мне, может быть, придется сейчас же уволить Аустру. Как она будет себя чувствовать, получив вместо брильянтов, увольнение с работы? Нет, все-таки нельзя поступать так жестоко». Аустру совершенно подавляло непонятное поведение Цеплиса. Она сознавала себя преступницей, которой не избежать тюрьмы. Никто не пожалеет ее, не спасет. Она много раз пыталась поговорить с Саусай-сом и узнать, о чем беседовал с ним тот раз в ресторане Цеплис. Но из этого ничего не вышло, так как Эдмунд теже сделался сдержанным и таинственно-деловитым. Неужели правда — все мужчины, занявшись серьезными делами, сразу же забывают женщин? Пусть бы они еще подвергали подобной участи своих давно опостылевших жен. Но вести себя так с нею? Этого Аустра не могла ни понять, ни простить. Это было верхом наглости, какую могли себе позволить только грубые и жадные торгаши. С другими поклонниками у Аустры тоже не клеилось. Она стала нервной, раздражительной, ей все казалось, будто каждый хочет лишь использовать ее в своих интересах. Перед глазами все время маячила недостача в кассе. Страшно подумать, чем это кончится? Будь Цеплис таким, как раньше, он простил бы ей все. Тогда он был тряпкой, которую можно комкать, как угодно. Тогда -и надо было уладить вопрос с недостачей! А теперь? Аустра замирала от страха и почти уже не вспоминала о колье.
Счастливее всех чувствовал себя в это время Нагайнис. Покупка акций занимала его гораздо больше, чем выгодные заказы строящейся железной дороги. Нагайнис был из тех людей, которым лежащие в кармане деньги не дают покоя. Эти деньги надо немедленно пустить в оборот, чтоб угомониться и потом восхищаться гениальностью собственных планов и замыслов. Набирая отовсюду деньги, Нагайнис волновался и суетился, зато теперь спокойно перелистывал при-
обретенные акции. Ух, и отомстит же он на следующем собрании акционеров Цеплису — и за то, что этот нахал в свое время не одолжил ему денег, и за то, что не продавал акций! Уж теперь он узнает силу Нагайниса! Нельзя же позволить одному зазнавшемуся выскочке бахвалиться на всю Ригу, — на всю Латвию! Повсюду только и слышишь о Цеплисе, будто никто другой не способен делать кирпичи. Да вон Саусайс будет делать их еще лучше! Такие непомерные славословия Цеплису обижают других промышленников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111