— Конечно, есть! Неужели ж мне оставаться старой девой? — Аустра плутовски смеялась в лицо раскрасневшемуся Цеплису.
— И вы его любите?
— Конечно, люблю! Мы, женщины, ничего не делаем без любви. — В лице Аустры было столько соблазнительного лукавства, что у Цеплиса перехватило дыхание.
— Значит, наверно, поженитесь, если уж так любите?
— Конечно, поженимся.
— Ну, значит это никто иной, как наш Цауне.
— Почему Цауне? — изумленно воскликнула Ауетра.
— Он же горит желанием жениться. В наше время таких дураков немного.
— Цауне вовсе не дурак, а очень приятный и милый человек. Это хорошо, что он женится.
— Женщинам такие нравятся. Значит, это он самый. — Цеплис усмехнулся, словно разжиревший сатир.
— А если даже и Цауне? — игриво засмеялась Ауетра. Ее всегда возмущало равнодушие молодого бухгалтера. Он разговаривал с ней, как с какой-то старухой, даже ни разу не улыбнулся. Теперь можно отомстить ему.
— Я сразу подумал, что это Цауне. Он вечно путается под ногами. Надо раз навсегда проучить его.
— Только за то, что вы вообразили его моим женихом? Это некрасиво, господин Цеплис. Если вы его проучите, то обидите и меня. Наша дружба расстроится в самом начале. — Во взгляде Аустры было такое обворожительное кокетство, что Цеплис задыхался от возбуждения. Неужели же он не попробует эту ягодку! Ярко накрашенные губы Аустры казались вишнями, которые нужно немедленно сорвать. Цеплис опять попытался приласкаться к ней, шепча:
— Не бойтесь, я ему ничего, не сделаю. Даже приданое дам, только не будьте жестокой.
— О нет! Я хочу принадлежать только одному.
— После свадьбы вы будете рассуждать иначе. Ведь замужняя женщина рассуждает уже не так, как девушка.
— Я окажусь исключением. — По смеху Аустры Цеплис ясно почувствовал, что шансы его возрастают.
В этот день Аустра уже не вернулась на работу, так как разговор с директором затянулся до поздней ночи.
С тех пор Аустра стала работать спустя рукава, а к Цауне относилась насмешливо. Губы она красила еще ярче, а запахом своих духов щедро наполняла всю контору. Почти каждый день появлялась в новом платье и носила туфли на таких высоких каблуках, что касалась земли лишь кончиками пальцев. На службу Аустра приходила с большим опозданием и постоянно казалась невыспавшейся, а работала настолько небрежно, что даже терпеливый Цауне не выдержал и пригрозил доложить обо всем директору. Но Аустра оборвала его так резко, что Цауне даже испугался. Это уже не шутка. Теперь машинистка почувствовала свое превосходство над бухгалтером.
— Вы, Цаунчик, потише! Директор терпит вас тут только ради меня, иначе вы давно уже бегали бы по Риге в поисках работы. Со мной не дурите!
Решительность Аустры так подействовала на Цауне, что он долго не мог опомниться. «Что все это значит? Неужели Цеплис действительно разговаривал с маши-
нисткой и собирался меня уволить? А правда, последнее время он вечно злится и придирается, хотя раньше всегда был доволен моей работой. Неужели я неправильно исполнил какое-либо его распоряжение?» Цауне тщетно пытался припомнить что-нибудь подобное.
В конце концов нахальство Аустры перешло все границы. Не в силах больше выносить это, Цауне обратился с жалобой к Цеплису.
— Господин директор, машинистка Зиле стала чересчур неаккуратной и неисполнительной.
— Это с женщинами бывает, — спокойно буркнул Цеплис.
— Но работа стоит, и мне одному не управиться. Надо ее уволить.
Смерив бухгалтера долгим, испытующим взглядом, Цеплис иронически заметил:
— Уволить? Зиле была к вам великодушнее. Она не хочет, чтобы увольняли ее жениха. От вас, господин Цауне, я этого не ожидал!
Цауне вышел из директорского кабинета пристыженный и еще более сбитый с толку. Теперь ему оставалось только молчать и подчиняться прихотям Аустры. О добросовестности и аккуратности машинистки не могло быть и речи: она приходила поздно, уходила рано и в рабочее время больше занималась маникюром и размалевыванием губ, чем печатанием на машинке. Цауне и раньше терпеть не мог накрашенных женщин, но теперь, благодаря Аустре, возненавидел их смертельно. Они казались ему манекенами, годными лишь для украшения витрин. Можно ли сравнивать их с Мильдой, всегда сердечной и искренней? Тогда ярко раскрашенные бумажные цветы тоже можно было бы приравнять к живой, благоухающей розе. Да, Мильда это поистине неувядающая роза, чей душевный аромат будет жить вечно. Как мог он заглядываться на Аустру и хоть на миг позабыть о Мильде? Цауне теперь не понимал этого и стыдился самого себя. Мильда ведь была и осталась лучшей из всех. В ее простоте была тишина лесов и плодородие полей. Взор ее напоминал ясное небо, по которому не пробегало ни единого облачка. Прямодушная и сердечная, она всегда старалась
понять его и все прощала. Она никогда не притворялась, не лицемерила, а в правдивых словах открывала свои чувства, которые лились, как журчащая прозрачная ключевая вода. Никогда, никогда я не посмею замутить этот чистый поток, вечно буду видеть в нем спокойное и проясненное отражение моего лица...
При первой же возможности он открыл Мильде эти свои мысли и служебные впечатления. Его жизнь была буквально отравлена — Аустра стала совершенно невыносимой. Она не только поддразнивала Цауне, но открыто издевалась над ним.
— Что вы за бухгалтер, если не можете угостить свою машинистку ужином? Мы бы прелестно провели вечер, — сказала однажды Аустра, окончательно смутив Цауне. Что ему было отвечать? Это могло быть шуткой, но могло быть и тонким коварством с расчетом завлечь его в свои сети. Ничего не понимая, он оставил ее предложение без ответа. Это придало ей смелости, и в один прекрасный день она протянула ему пятисотлатовый вексель — пусть он поставит свою подпись.
— У меня теперь большие платежи, и мне нужны деньги. Вы будете первым жирантом, я вторым. Подписывайте, векселедатель надежный, •— добавила Аустра, так как Цауне медлил.
— Может быть, он и надежный, но я не знаю никакого Вилиса Звейниека, — мямлил Цауне, оттягивая время.
— Как вы наивны! Сразу видно, что не имели дела с векселями. Разве всем жирантам нужно знать векселедателя?
— Я действительно не имел дела с личными векселями.
— В наше время это вовсе не делает вам чести. Ваше имя в банковских кругах совершенно неизвестно.
— До сих пор я ходил в банки лишь с векселями фирмы.
— Удивительно, как вас еще ни разу не обставили, если вы так мало смыслите в векселях. Надо сказать директору, чтобы он вам не очень-то доверялся. По своей глупости вы можете наделать фирме больших
убытков. Я бы не стала перед вами, унижаться, а попросила бы господина Цеплиса, но с такими мелочами стыдно обращаться к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111