А сколько раз Мильда искала его понапрасну и никогда не роптала. Один-единственный раз не застав ее дома, не подумает же Цезарь сразу о ней плохо. Мильда хотела все это высказать, но только покраснела и промолчала. Когда
портниха на минутку перестала стрекотать, Мильда тихонько вставила:
— А господин Цауне ничего не передавал?
— Что ему передавать! Человеку же неприятно таскаться такую даль зазря, — буркнула Заттис и лишь через некоторое время добавила невзначай: — Целое послание оставил. Он же неплохой человек.
Мильда выхватила у портнихи записку Цауне и быстро прочла. «Он приглашает меня к себе тотчас же, как вернусь, а старая сорока задерживает своими причитаниями!» Не говоря ни слова, Мильда выбежала на улицу и направилась к Цауне. Она бы поехала на трамвае, чтобы добраться поскорее, но в кармане не было ни сантима. Однако Мильду это не смущало. Она знала, что пешком доберется до Цезаря еще быстрее, чем на трамвае. Шаг ее стал легким, вся усталость исчезла оттого, что она спешила к другу, звавшему и ожидавшему ее.
И вот Мильда Меднис стояла теперь у дверей квартиры, где Цауне снимал комнату, и ждала, пока отворят. В одно и то же время ее охватывали радость и страх, смелость и стыд. Раньше чем попасть в комнату Цезаря, придется опять почувствовать на себе взгляд прислуги. А этот взгляд казался Мильде ужаснее всего на свете. Ужаснее причитаний портнихи Заттис и даже безработицы и нужды. Насколько радостно и легко ей было на улице, настолько мрачно и тягостно стоять тут за дверью, ожидая, пока откроют. Наконец послышались шаркающие шаги и заскрежетал ключ.
— Ой, барышня, ну до чего же вам не повезло! — громко воскликнула прислуга, даже не дав Мильде поздороваться. — А господин Цауне сломя голову полетел куда-то в гости. Он же теперь очень занят, только и знай встречается с важными персонами... Заходите, я вам покажу, какое письмо ему пришло! — И Мильда совершенно машинально последовала за прислугой в комнату Цауне. Прислуга протянула ей надушенное письмо госпожи Цеплие, и каждое слово в нем разило Мильду, как резкий удар кнута. Пока она
читала письмо, прислуга еще раз ощупала покупки Цезаря, все время беспрерывно тараторя:
— Вон сколько гостинцев накупил! Видать, вас ожидал, барышня. Хотел угостить, у него ведь сердце-то доброе. Да как прочел это письмо — и ходу. Видать, уж такая симпатичная* иначе не летел бы. А как же не симпатичная, раз самому хозяину понравилась. Значит, должна нравиться и подчиненному! Нынче уж такие дела, нельзя господам перечить. Вам, барышня, надо бы привязать его покрепче, а то эти мужчины уж до того увертливые!
Для Мильды этого было уже более чем достаточно. Наскоро попрощавшись, она пулей выскочила из комнаты, в беспамятстве сбежала по темной лестнице и пришла в себя только на улице, когда вечерняя свежесть пахнула ей в лицо. Да, да, госпожа Цеплис. .. Теперь Мильда припомнила ее: всегда хорошо одета, надушена. .. Но что же общего у нее с Цезарем? Ах да, ведь она супруга его директора. Почему Цезарь мне о ней никогда не рассказывал? Пригласил в гости, а. сам убежал к госпоже Цеплис. Хоть бы записку оставил, не пришлось бы выслушивать пересуды болтливой служанки. А куда теперь идти? Мильда в нерешительности остановилась на перекрестке. Домой? Там Заттиха.не даст покоя. Посидеть в каком-нибудь кафе не разрешает пустой карман. Побродить по улицам, пока он вернется? Нет, и этого Мильда не хотела. Это было бы унижением, не достойным ее. Совершенно машинально Мильда направилась к Даугаве. Улицы были еще полны народу, слышался громкий говор. Летний вечер дышал запахом зелени после недавнего освежающего дождя. Мильда прошла через Верманский парк, где люди толпились и толклись, как в ступе. Какие-то юнцы заговаривали с нею, преследовали несколько шагов, но, не дождавшись ответа на свои слова, свистели сквозь зубы, отпускали какую-нибудь похабщину и отставали. Мильда шла дальше в тени лип по бульвару Бривибас и чувствовала, что сердце ее понемногу успокаивается. Поднимаясь на Бастионную горку, она уже не плакала, только теплая влага застилала ей глаза. Цезарь ведь не виноват, что ему
навязывается супруга директора! При встрече все выяснится, он мне сам расскажет. Так подумала Мильда, и на душе у нее посветлело.
Пиршество в доме Цеплиса было в полном разгаре. В столовой вокруг стола сидели приглашенные сотрудники газет. Они ели, пили и прославляли коммерческий гений хозяина, открывшего латвийское красное золото. Да, именно красное золото, так как получить за нашу глину доллары и фунты стерлингов — это большое искусство. Продать за границу лен или лес сумеет каждый, но делать золото из глины способен лишь поистине творческий гений, каким без сомнения является господин Цеплис. Каждый оратор обещал превознести его в своей газете и всемерно отметить его заслуги. Лишь на таких людях зиждется возрождение и укрепление нашей промышленности... мощь национальной культуры и национального государства... Цеплис слушал, улыбался и угощал гостей французским коньяком, который попал в Латвию, минуя садок таможни. С каждой рюмкой гости делались все более шумными, а Цеплис все более самоуверенным и гордым.
— Если вы не опишете меня в этих ваших газетах и не превознесете наше акционерное общество, так не стоило нам тут выпивать и закусывать. — И Цеплис лихо стукнул по столу кулаком. Зазвенела посуда, и все развеселились еще больше.
— Жаль, нет редакционного фотографа, этот момент следовало бы зафиксировать. Господин Цеплис выглядел, как настоящий глиняный Наполеон. По удару его кулака я чувствую, что кирпичи будут твердые и тяжелые, — усмехнулся Ян Силис.
— Они разлетятся во все стороны, подобно снарядам, и завоюют не только Европу, но и Америку, Австралию, Африку и даже Китай, — поддержал Силиса журналист Карл Крум, человек огромного роста и толщины.
— Шутки в сторону, господа, но я думаю, что от имени всех собратьев по перу могу обещать господину Цеплису широчайшее содействие нашей прессы. Его
предприятие этого заслуживает. Наша обязанность сделать труды и старания господина Цеплиса известными народу, — попытался лишний раз польстить хозяину так называемый король репортеров и специалист по всем вопросам Давис Дунис.
— Правильно, Давис! Разве нам жалко строчек! Мы все согласны с тобой и обещаем прославить красное золото, — отозвался Силис.
— Вы-то обещаете, а что скажут ваши господа редакторы, позволят ли вам писать? — усомнился Цеплис.
— Господа редакторы! — расхохотались все в один голос.
— Да разве ж эти рыцари зеленого стола определяют направление газет? Это делаем мы! Ни один редактор не сумеет выпустить газету, если мы не положим перед ним готовый материал!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
портниха на минутку перестала стрекотать, Мильда тихонько вставила:
— А господин Цауне ничего не передавал?
— Что ему передавать! Человеку же неприятно таскаться такую даль зазря, — буркнула Заттис и лишь через некоторое время добавила невзначай: — Целое послание оставил. Он же неплохой человек.
Мильда выхватила у портнихи записку Цауне и быстро прочла. «Он приглашает меня к себе тотчас же, как вернусь, а старая сорока задерживает своими причитаниями!» Не говоря ни слова, Мильда выбежала на улицу и направилась к Цауне. Она бы поехала на трамвае, чтобы добраться поскорее, но в кармане не было ни сантима. Однако Мильду это не смущало. Она знала, что пешком доберется до Цезаря еще быстрее, чем на трамвае. Шаг ее стал легким, вся усталость исчезла оттого, что она спешила к другу, звавшему и ожидавшему ее.
И вот Мильда Меднис стояла теперь у дверей квартиры, где Цауне снимал комнату, и ждала, пока отворят. В одно и то же время ее охватывали радость и страх, смелость и стыд. Раньше чем попасть в комнату Цезаря, придется опять почувствовать на себе взгляд прислуги. А этот взгляд казался Мильде ужаснее всего на свете. Ужаснее причитаний портнихи Заттис и даже безработицы и нужды. Насколько радостно и легко ей было на улице, настолько мрачно и тягостно стоять тут за дверью, ожидая, пока откроют. Наконец послышались шаркающие шаги и заскрежетал ключ.
— Ой, барышня, ну до чего же вам не повезло! — громко воскликнула прислуга, даже не дав Мильде поздороваться. — А господин Цауне сломя голову полетел куда-то в гости. Он же теперь очень занят, только и знай встречается с важными персонами... Заходите, я вам покажу, какое письмо ему пришло! — И Мильда совершенно машинально последовала за прислугой в комнату Цауне. Прислуга протянула ей надушенное письмо госпожи Цеплие, и каждое слово в нем разило Мильду, как резкий удар кнута. Пока она
читала письмо, прислуга еще раз ощупала покупки Цезаря, все время беспрерывно тараторя:
— Вон сколько гостинцев накупил! Видать, вас ожидал, барышня. Хотел угостить, у него ведь сердце-то доброе. Да как прочел это письмо — и ходу. Видать, уж такая симпатичная* иначе не летел бы. А как же не симпатичная, раз самому хозяину понравилась. Значит, должна нравиться и подчиненному! Нынче уж такие дела, нельзя господам перечить. Вам, барышня, надо бы привязать его покрепче, а то эти мужчины уж до того увертливые!
Для Мильды этого было уже более чем достаточно. Наскоро попрощавшись, она пулей выскочила из комнаты, в беспамятстве сбежала по темной лестнице и пришла в себя только на улице, когда вечерняя свежесть пахнула ей в лицо. Да, да, госпожа Цеплис. .. Теперь Мильда припомнила ее: всегда хорошо одета, надушена. .. Но что же общего у нее с Цезарем? Ах да, ведь она супруга его директора. Почему Цезарь мне о ней никогда не рассказывал? Пригласил в гости, а. сам убежал к госпоже Цеплис. Хоть бы записку оставил, не пришлось бы выслушивать пересуды болтливой служанки. А куда теперь идти? Мильда в нерешительности остановилась на перекрестке. Домой? Там Заттиха.не даст покоя. Посидеть в каком-нибудь кафе не разрешает пустой карман. Побродить по улицам, пока он вернется? Нет, и этого Мильда не хотела. Это было бы унижением, не достойным ее. Совершенно машинально Мильда направилась к Даугаве. Улицы были еще полны народу, слышался громкий говор. Летний вечер дышал запахом зелени после недавнего освежающего дождя. Мильда прошла через Верманский парк, где люди толпились и толклись, как в ступе. Какие-то юнцы заговаривали с нею, преследовали несколько шагов, но, не дождавшись ответа на свои слова, свистели сквозь зубы, отпускали какую-нибудь похабщину и отставали. Мильда шла дальше в тени лип по бульвару Бривибас и чувствовала, что сердце ее понемногу успокаивается. Поднимаясь на Бастионную горку, она уже не плакала, только теплая влага застилала ей глаза. Цезарь ведь не виноват, что ему
навязывается супруга директора! При встрече все выяснится, он мне сам расскажет. Так подумала Мильда, и на душе у нее посветлело.
Пиршество в доме Цеплиса было в полном разгаре. В столовой вокруг стола сидели приглашенные сотрудники газет. Они ели, пили и прославляли коммерческий гений хозяина, открывшего латвийское красное золото. Да, именно красное золото, так как получить за нашу глину доллары и фунты стерлингов — это большое искусство. Продать за границу лен или лес сумеет каждый, но делать золото из глины способен лишь поистине творческий гений, каким без сомнения является господин Цеплис. Каждый оратор обещал превознести его в своей газете и всемерно отметить его заслуги. Лишь на таких людях зиждется возрождение и укрепление нашей промышленности... мощь национальной культуры и национального государства... Цеплис слушал, улыбался и угощал гостей французским коньяком, который попал в Латвию, минуя садок таможни. С каждой рюмкой гости делались все более шумными, а Цеплис все более самоуверенным и гордым.
— Если вы не опишете меня в этих ваших газетах и не превознесете наше акционерное общество, так не стоило нам тут выпивать и закусывать. — И Цеплис лихо стукнул по столу кулаком. Зазвенела посуда, и все развеселились еще больше.
— Жаль, нет редакционного фотографа, этот момент следовало бы зафиксировать. Господин Цеплис выглядел, как настоящий глиняный Наполеон. По удару его кулака я чувствую, что кирпичи будут твердые и тяжелые, — усмехнулся Ян Силис.
— Они разлетятся во все стороны, подобно снарядам, и завоюют не только Европу, но и Америку, Австралию, Африку и даже Китай, — поддержал Силиса журналист Карл Крум, человек огромного роста и толщины.
— Шутки в сторону, господа, но я думаю, что от имени всех собратьев по перу могу обещать господину Цеплису широчайшее содействие нашей прессы. Его
предприятие этого заслуживает. Наша обязанность сделать труды и старания господина Цеплиса известными народу, — попытался лишний раз польстить хозяину так называемый король репортеров и специалист по всем вопросам Давис Дунис.
— Правильно, Давис! Разве нам жалко строчек! Мы все согласны с тобой и обещаем прославить красное золото, — отозвался Силис.
— Вы-то обещаете, а что скажут ваши господа редакторы, позволят ли вам писать? — усомнился Цеплис.
— Господа редакторы! — расхохотались все в один голос.
— Да разве ж эти рыцари зеленого стола определяют направление газет? Это делаем мы! Ни один редактор не сумеет выпустить газету, если мы не положим перед ним готовый материал!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111