Именно это и случилось, потому что Эдмунд слишком долго постился, что было вовсе не в его натуре. Они вместе пообедали, и Валентина сообщила, что разговаривала с отцом и что все это не так уж страшно. На отцовских предприятиях в настоящее время затор в платежах. Но вскоре положение изменится и все будет хорошо. На отцовские речи не надо обращать внимания, у него уж такой характер. Ему просто нравится дразнить вспыльчивых людей; Эти слова были для Эдмунда целительным бальзамом, и рисовавшееся ему безысходно мрачное будущее прояснилось. Почему бы и впрямь у Нагай-ниса не могло быть платежных затруднений? Теперь ведь у всех плохо с деньгами. Было приятно утешать себя и надеяться, ибо утешение и надежда укрепляют человека, тогда как сомнения и отчаяние сокрушают его. И Эдмунд отдался надеждам, подогреваемым жаркими поцелуями и объятиями Валентины.
Оставшись у жены, Эдмунд совершенно забыл про мать. У него было счастливое свойство забывать все и всех, жить лишь тем, что находится вблизи. Он даже
ничего не сообщил матери о себе, не догадываясь, что она напрасно ждет его вечерами.Эдмунд теперь старался не видеть лености жены, а замечая, пытался объяснять и оправдывать ее. Нет хлеба без корки, нет розы без шипов. Точно так же и у Валентины могут быть свои недостатки. И не к чему эти недостатки выискивать. Наоборот, надо пытаться изживать и как-то сглаживать самые резкие из них, бросающиеся в глаза.
Однако, усилия Эдмунда не привели ни к чему. Чуть приутихло пламя запоздалой страсти, как опять начались раздоры и взаимные придирки. Валентина и Эдмунд так действовали друг другу на нервы, что им трудно было даже разговаривать. Если один говорил «да», то другой обязательно отвечал «нет». И так было не только в важных вопросах, но еще больше в мелочах. Валентина до такой степени находилась во власти своих капризов, что ни в чем не считалась с Эдмундом. Ведь она дочь богатого Нагайниса, привыкшая дома командовать всеми. Зачем же ей теперь отрекаться от своих прав и считаться с каким-то другим человеком? Тогда супружеская жизнь превратится в рабство, где жене нужно считаться с мужем. Нет, Валентина желала быть свободной и независимой. Если Эдмунд не хочет покориться, значит, он ее не любит. Истинно любящий может только любоваться и поклоняться, но ни в коем случае не критиковать свою избранницу. От такого порока Эдмунда надо отучить в самом начале, иначе потом будет еще труднее.
Эти люди не были созданы друг для друга. Валентина никогда не могла похвалиться трудолюбием, а за последние годы отцовское богатство окончательно развратило ее. Она любила разглагольствовать и критиковать всех, а сама не' хотела ударить пальцем о палец. Труд казался ей рабским ярмом — пусть влачат его другие, но не она, дочь богача Нагайниса. Она считала себя созданной для чего-то более возвышенного — для мечтаний и наслаждений, а не для пошлых будней. Пусть трудятся другие! Так хорошо растянуться на диване или на кровати и мечтать, отдаваясь ленивому течению мыслей, пока не одолеет
сон.. Ей устроили самую роскошную свадьбу во всей Риге, муж тоже недурен собой: чего, ей еще надо? Покоя и наслаждений! Леность Валентины поглотила даже ее честолюбие, и она уже не желала, чтобы ее муж был чем-то большим, нежели он есть. Стремления мужа только вносили бы в дом беспокойство. Пусть делает, что хочет, лишь бы оставил ее в покое. Лишь бы не нарушал тишину и комфорт ее сладко-ленивой жизни!
Да, комфорт Валентина тоже не хотела терять. Это она имела у отца — почему же у мужа должно быть иначе? «Если Эдмунд не может окружить меня комфортом, значит, он меня не любит и вообще он не такой, каким должен быть мужчина. Ведь муж обязан обеспечить жену всем необходимым. Говорить ей он может только милые слова, а приближаться к ней лишь с полной покорностью.
В дни, когда Эдмунд и Валентина искали потерянное навеки и пытались соединить несоединимое, старая Саусайс в страхе почувствовала, что силы ее иссякают. На своем веку она. не видела легких дней. Только и знала, что беготню да хлопоты, только и надрывалась ради куска хлеба себе и сыну. Муж у нее был пьяница и умерена пятый год ее замужества. Был он каменщик, пьяный упал с лесов и уже не вышел из больницы. Вдова осталась с тремя малышами, да еще надо было позаботиться о похоронах. Вскоре умерло двое деток, остался один Эдмунд. Как ни трудно было забыть умерших, она всем сердцем привязалась к Эдмунду, что остался у ней один-одинёшенек от всей ее разбитой жизни. Началась беготня по стиркам с раннего утра до поздней ночи. Эдмунда приходилось оставлять одного без присмотра. Мальчик-рос сам по себе, вытворяя разные мальчишечьи проказы, о которых мать не имела ни малейшего представления. Однако в большую беду Эдмунд никогда не попадал, да и в особых проказах не бывал замешан, что очень радовало мать. Он был способный и хорошо учился. Это побуждало мать работать еще больше, стараться дать сыну возможность учиться
дальше. Она не хотела, чтобы Эдмунду тоже пришлось лезть на леса и орудовать кельней по примеру отца. Так высоко над землей всегда случается что-нибудь скверное. Особенно, если человек любит выпить. А Эдмунд на этот счет вряд ли окажется лучше других мужчин — наверно, уж будет закладывать, как отец. Она вообще не хотела учить Эдмунда ремеслу, считая, что ремесло еще никого не довело до зажиточной жизни. Только ученому человеку открываются все дороги. Однако школа же и отдалила от нее Эдмунда. Он поумнел, но вместе с тем загордился. Впрочем, разве сможет стать ученым человеком тот, у кого не хватает гордости? И мать не сердилась, а даже радовалась, что Эдмунд глядит на нее свысока. Образованным людям всегда следует быть гордыми, этого требует их положение. Не будут же они подпускать к себе всяких замарашек! Ведь тогда все люди на свете станут одинаковыми.
Все же Эдмунд проявлял немножко внимания к матери — например, не отказывался принимать от нее деньги, даже будучи уже на хорошем месте, и это казалось ей из ряду вон выходящим проявлением сыновней любви. Личной жизни у нее самой не было; она привыкла жить лишь для Эдмунда. Когда сын женился на дочери богатого Нагайниса, ей показалось, что теперь он взобрался на самую высокую гору, где до него уж никто не доберется и откуда ему будет трудно разглядеть далее свою мать. Но когда жизнь сына расстроилась, старуху это совсем пригнуло к земле, а потом и сломило вконец. Хоть бы Эдмунд зашел вечерком, да рассказал бы что-нибудь утешительное! Но он не приходил, и мать чуть не первый раз в жизни почувствовала, что ее сын бессердечен. Разве можно так забывать свою мать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Оставшись у жены, Эдмунд совершенно забыл про мать. У него было счастливое свойство забывать все и всех, жить лишь тем, что находится вблизи. Он даже
ничего не сообщил матери о себе, не догадываясь, что она напрасно ждет его вечерами.Эдмунд теперь старался не видеть лености жены, а замечая, пытался объяснять и оправдывать ее. Нет хлеба без корки, нет розы без шипов. Точно так же и у Валентины могут быть свои недостатки. И не к чему эти недостатки выискивать. Наоборот, надо пытаться изживать и как-то сглаживать самые резкие из них, бросающиеся в глаза.
Однако, усилия Эдмунда не привели ни к чему. Чуть приутихло пламя запоздалой страсти, как опять начались раздоры и взаимные придирки. Валентина и Эдмунд так действовали друг другу на нервы, что им трудно было даже разговаривать. Если один говорил «да», то другой обязательно отвечал «нет». И так было не только в важных вопросах, но еще больше в мелочах. Валентина до такой степени находилась во власти своих капризов, что ни в чем не считалась с Эдмундом. Ведь она дочь богатого Нагайниса, привыкшая дома командовать всеми. Зачем же ей теперь отрекаться от своих прав и считаться с каким-то другим человеком? Тогда супружеская жизнь превратится в рабство, где жене нужно считаться с мужем. Нет, Валентина желала быть свободной и независимой. Если Эдмунд не хочет покориться, значит, он ее не любит. Истинно любящий может только любоваться и поклоняться, но ни в коем случае не критиковать свою избранницу. От такого порока Эдмунда надо отучить в самом начале, иначе потом будет еще труднее.
Эти люди не были созданы друг для друга. Валентина никогда не могла похвалиться трудолюбием, а за последние годы отцовское богатство окончательно развратило ее. Она любила разглагольствовать и критиковать всех, а сама не' хотела ударить пальцем о палец. Труд казался ей рабским ярмом — пусть влачат его другие, но не она, дочь богача Нагайниса. Она считала себя созданной для чего-то более возвышенного — для мечтаний и наслаждений, а не для пошлых будней. Пусть трудятся другие! Так хорошо растянуться на диване или на кровати и мечтать, отдаваясь ленивому течению мыслей, пока не одолеет
сон.. Ей устроили самую роскошную свадьбу во всей Риге, муж тоже недурен собой: чего, ей еще надо? Покоя и наслаждений! Леность Валентины поглотила даже ее честолюбие, и она уже не желала, чтобы ее муж был чем-то большим, нежели он есть. Стремления мужа только вносили бы в дом беспокойство. Пусть делает, что хочет, лишь бы оставил ее в покое. Лишь бы не нарушал тишину и комфорт ее сладко-ленивой жизни!
Да, комфорт Валентина тоже не хотела терять. Это она имела у отца — почему же у мужа должно быть иначе? «Если Эдмунд не может окружить меня комфортом, значит, он меня не любит и вообще он не такой, каким должен быть мужчина. Ведь муж обязан обеспечить жену всем необходимым. Говорить ей он может только милые слова, а приближаться к ней лишь с полной покорностью.
В дни, когда Эдмунд и Валентина искали потерянное навеки и пытались соединить несоединимое, старая Саусайс в страхе почувствовала, что силы ее иссякают. На своем веку она. не видела легких дней. Только и знала, что беготню да хлопоты, только и надрывалась ради куска хлеба себе и сыну. Муж у нее был пьяница и умерена пятый год ее замужества. Был он каменщик, пьяный упал с лесов и уже не вышел из больницы. Вдова осталась с тремя малышами, да еще надо было позаботиться о похоронах. Вскоре умерло двое деток, остался один Эдмунд. Как ни трудно было забыть умерших, она всем сердцем привязалась к Эдмунду, что остался у ней один-одинёшенек от всей ее разбитой жизни. Началась беготня по стиркам с раннего утра до поздней ночи. Эдмунда приходилось оставлять одного без присмотра. Мальчик-рос сам по себе, вытворяя разные мальчишечьи проказы, о которых мать не имела ни малейшего представления. Однако в большую беду Эдмунд никогда не попадал, да и в особых проказах не бывал замешан, что очень радовало мать. Он был способный и хорошо учился. Это побуждало мать работать еще больше, стараться дать сыну возможность учиться
дальше. Она не хотела, чтобы Эдмунду тоже пришлось лезть на леса и орудовать кельней по примеру отца. Так высоко над землей всегда случается что-нибудь скверное. Особенно, если человек любит выпить. А Эдмунд на этот счет вряд ли окажется лучше других мужчин — наверно, уж будет закладывать, как отец. Она вообще не хотела учить Эдмунда ремеслу, считая, что ремесло еще никого не довело до зажиточной жизни. Только ученому человеку открываются все дороги. Однако школа же и отдалила от нее Эдмунда. Он поумнел, но вместе с тем загордился. Впрочем, разве сможет стать ученым человеком тот, у кого не хватает гордости? И мать не сердилась, а даже радовалась, что Эдмунд глядит на нее свысока. Образованным людям всегда следует быть гордыми, этого требует их положение. Не будут же они подпускать к себе всяких замарашек! Ведь тогда все люди на свете станут одинаковыми.
Все же Эдмунд проявлял немножко внимания к матери — например, не отказывался принимать от нее деньги, даже будучи уже на хорошем месте, и это казалось ей из ряду вон выходящим проявлением сыновней любви. Личной жизни у нее самой не было; она привыкла жить лишь для Эдмунда. Когда сын женился на дочери богатого Нагайниса, ей показалось, что теперь он взобрался на самую высокую гору, где до него уж никто не доберется и откуда ему будет трудно разглядеть далее свою мать. Но когда жизнь сына расстроилась, старуху это совсем пригнуло к земле, а потом и сломило вконец. Хоть бы Эдмунд зашел вечерком, да рассказал бы что-нибудь утешительное! Но он не приходил, и мать чуть не первый раз в жизни почувствовала, что ее сын бессердечен. Разве можно так забывать свою мать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111