Ради достижения своей цели он ни перед чем бы не остановился. Такой уж он был, напористый, настырный, не умел откладывать и тянуть.
И правда, еще не было девяти (час, когда сотрудники исполкома должны быть на своих местах), а Малхаз уже переступил порог отчих ворот и устремил взор на балкон. Знал, что мать будет ждать его там.
— Ну что, как дела, мама? — приблизившись к балкону, окликнул он Малало.
— Дал отец деньги, на здоровье, на счастье вам.
— Молодец папа! Сказать тебе правду, я не ожидал, что он так безболезненно это сделает,— Малхаз радостно улыбался.
— Эх, сынок, ты все еще не знаешь и не ценишь своего отца!..
— Ценю, мамочка, ценю, обоих вас ценю, вы у меня золотые! — воскликнул Малхаз, восторженно подняв вверх обе руки.
— Он деньги не на «Жигули» дал, а на «Волгу». Пусть купят «Волгу», говорит. Десять тысяч отсчитал. Чтобы, говорит, невестка в обиде на меня не осталась.
— Ты смотри, как он раскошелился! — сказал Малхаз и с недоумением поглядел на мать. Отвел глаза, помолчал, вроде обдумывая что-то, потом опять на нее посмотрел и нерешительно спросил: — Подняться мне, проведать его, или в другой раз?
— В другой раз лучше. Он только что уснул, ночью-то совсем не спит, видать, страх у него остался. Только к утру засыпает... Жалко, не надо его сейчас будить,— Малало спустилась по лестнице и вручила сыну сверток.
— Ну ладно, пусть уж в другой раз,— с готовностью согласился Малхаз.
Он понял, что мать не захотела его допустить к отцу.
Впервые Малхазу преградили путь в собственный дом.
Незаметно пролетело еще дней пять. За это время Малхаз дважды навестил отца. Один раз и Маринэ с ним пожаловала проведать свекра, принесла сладости домашние, печенье какое-то, наговорила с три короба всяких сплетен.
Неделю спустя у ворот Зенклишвили, протяжно сигналя, остановилась новехонькая «Волга» молочного цвета.
На шум выбежала Малало. Она не ожидала, что, зная о болезни Годердзи, соседи станут так громко сигналить перед самым их домом.
Малхаз уже успел настежь распахнуть ворота и осторожно въезжал во двор.
Малало не столько удивила «Волга», как то, что за рулем сидел ее сын. В роли шофера она никогда его не видела и не представляла.
«Это когда же он успел выучиться?» — промелькнуло у нее в голове.
В это время Малхаз, лихо подкатив машину к самой фасадной стене, резко затормозил.
Перепуганная Малало, перегнувшись через перила, посмотрела вниз и тут сквозь переднее стекло на переднем сиденье увидела что-то белое. Присмотревшись, она поняла, что это заголившиеся колени ее дорогой невестки. «Ой, чтоб тебе лопнуть, бесстыжая рожа!» — подумала с негодованием Малало и поспешно ушла с балкона.
Малхаз и Маринэ поднимались по лестнице.
Маринэ была очень оживлена, глаза блестели, румянец во всю щеку.
Она заметно похорошела. Лицо стало холеное, гладкое, взгляд — мягче и ласковее. В походке, в осанке ее чувствовались удовлетворенность и уверенность в себе.
Невестка заключила Малало в объятия, всучила ей в руки какую-то картонную коробку, видимо с обувью, и прямиком направилась к свекру. На ходу она стянула с себя черную блестящей кожи куртку и осталась в юбке и блузке с короткими рукавами. Низкий вырез блузки обнажал белоснежную шею. Грудь, и прежде большая, стала еще больше, и блузка едва не лопалась.
«Какая белокожая»,-— невольно подумала Малало и пошла следом за невесткой.
— Здравствуй, дядя Годердзи! — входя в спальню, шумно приветствовала Маринэ свекра. Подойдя к кровати, она склонилась над ним и три раза звучно чмокнула в лоб.
— Маринэ, милая ты моя, пожалуйста, не называй его дядей и меня не зови тетей Малало. У нас, в Картли, иначе принято. Отца мужа нужно называть отцом, а если не можешь его так называть,— зови просто свекром, меня мамой должна звать, опять же если не можешь,— мама Малало. Невесток нашего дома, которые старше тебя по возрасту, называй тетушками, тех, с кем мы крестинами связаны,— крестной или крестным, одним словом...
— Нашла время уму-разуму учить! Разве сейчас это к месту? Ты давай стол попроворнее накрывай, чтобы я невестку благословил. Да и кто сейчас помнит крестных и все эти твои старозаветные слова,— прервал ее Годердзи.
Рассерженная бестактным замечанием мужа, Малало поджала губы и демонстративно умолкла. Молча подтащила к кровати небольшой столик, молча накрыла его. Зато Маринэ разливалась соловьем. Она взахлеб рассказывала о своем круизе вокруг Европы, о том, что она там видела и где побывала.
— Это за вас,— прервал ее Годердзи, поднимая бокал.— Мне только вчера разрешили сидеть, и вот я вас сейчас от всей души благословляю...
— А то ты раньше не садился,— с укором пробурчала Малало.
Годердзи, как человек старого образца, на сей раз говорил долго. Много добрых слов сказал молодоженам, а напоследок все ж таки не сдержался, пошутил, как он любил, по-крестьянски грубо:
— Для семьи и для страны лучше будет так,— сказал он, щурясь в лукавой улыбке,— чтобы не только муж к жене в постель забирался, а и жена иной раз чтоб к мужу перебиралась! Иначе равноправие и эманц... эман... как это чертово слово называется?
— Эмансипация,— подсказал Малхаз.
— Ага, вот-вот, эмансипация и равноправие не получатся, поняла, невестушка?
Годердзи поднес стакан к губам, но не отпил ни капельки. Поглядел на свет, полюбовался цветом вина. Потом высоко поднял стакан, поцеловал донышко и поставил на стол.
- Поняла, батоно свекор, только это у нас НЕ получится. Это почему ЖР? — удивился Годррдзи. - Да потому что у нас одна ПОСТЕЛЬ, и мы всегда ВМЕСТЕ спим,— БеЛЫЕ зубки Маринэ ОСЛЕПИТЕЛЬНО сверкали.
— Ну НЕТ, это ТОЖЕ НЕ ДЕЛО. Эдак вы чересчур привыкнете друг к другу. Пусть папаша купит вам вторую кровать, НЕБОСЬ ДЕНЬГИ-то еСТЬ у НЕГО?
— Есть, а как ЖЕ, ЧЕСТНЫМ трудом заработанные. Вот он нам «Волгу» купил.
— Ой, господи, умереть МНЕ на МЕСТЕ! — тихо вырвалось у Малало, она в изумлении и ГНЕВЕ прижала пальцы к губам. Хотела было ЕЩЕ что-то сказать, да тут Годердзи так грозно сверкнул на НЕЕ глазами, что она больше и рта НЕ посмела раскрыть.
— Кто купил, тому дай бог здоровья! — сказал Годердзи, снова высоко поднял стакан, поцеловал донышко и поставил ЕГО на МЕСТО.
— Да, да, за ЕГО здоровье! — воскликнула с готовностью Маринэ, чокнулась со свекром и выпила до дна.
Слова Маринэ заставили Малхаза опустить голову.
Он так ссутулился на СВОЕМ стуле, словно ЕГО в дугу согнули.
Годердзи побагровел.
Малало беСПОКОЙНО ерзала, будто на горячих угольях сидела.
ВСЕ трое напряженно думали, с ЧЕГО бы это Маринэ про «ЧЕСТНЫЙ труд» заговорила.
Уж давно ЗЕНКЛИШВИЛИ так были напуганы этими словами — «ЧЕСТНЫЙ труд», что для супругов звучание их было подобно свисту кнута над головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
И правда, еще не было девяти (час, когда сотрудники исполкома должны быть на своих местах), а Малхаз уже переступил порог отчих ворот и устремил взор на балкон. Знал, что мать будет ждать его там.
— Ну что, как дела, мама? — приблизившись к балкону, окликнул он Малало.
— Дал отец деньги, на здоровье, на счастье вам.
— Молодец папа! Сказать тебе правду, я не ожидал, что он так безболезненно это сделает,— Малхаз радостно улыбался.
— Эх, сынок, ты все еще не знаешь и не ценишь своего отца!..
— Ценю, мамочка, ценю, обоих вас ценю, вы у меня золотые! — воскликнул Малхаз, восторженно подняв вверх обе руки.
— Он деньги не на «Жигули» дал, а на «Волгу». Пусть купят «Волгу», говорит. Десять тысяч отсчитал. Чтобы, говорит, невестка в обиде на меня не осталась.
— Ты смотри, как он раскошелился! — сказал Малхаз и с недоумением поглядел на мать. Отвел глаза, помолчал, вроде обдумывая что-то, потом опять на нее посмотрел и нерешительно спросил: — Подняться мне, проведать его, или в другой раз?
— В другой раз лучше. Он только что уснул, ночью-то совсем не спит, видать, страх у него остался. Только к утру засыпает... Жалко, не надо его сейчас будить,— Малало спустилась по лестнице и вручила сыну сверток.
— Ну ладно, пусть уж в другой раз,— с готовностью согласился Малхаз.
Он понял, что мать не захотела его допустить к отцу.
Впервые Малхазу преградили путь в собственный дом.
Незаметно пролетело еще дней пять. За это время Малхаз дважды навестил отца. Один раз и Маринэ с ним пожаловала проведать свекра, принесла сладости домашние, печенье какое-то, наговорила с три короба всяких сплетен.
Неделю спустя у ворот Зенклишвили, протяжно сигналя, остановилась новехонькая «Волга» молочного цвета.
На шум выбежала Малало. Она не ожидала, что, зная о болезни Годердзи, соседи станут так громко сигналить перед самым их домом.
Малхаз уже успел настежь распахнуть ворота и осторожно въезжал во двор.
Малало не столько удивила «Волга», как то, что за рулем сидел ее сын. В роли шофера она никогда его не видела и не представляла.
«Это когда же он успел выучиться?» — промелькнуло у нее в голове.
В это время Малхаз, лихо подкатив машину к самой фасадной стене, резко затормозил.
Перепуганная Малало, перегнувшись через перила, посмотрела вниз и тут сквозь переднее стекло на переднем сиденье увидела что-то белое. Присмотревшись, она поняла, что это заголившиеся колени ее дорогой невестки. «Ой, чтоб тебе лопнуть, бесстыжая рожа!» — подумала с негодованием Малало и поспешно ушла с балкона.
Малхаз и Маринэ поднимались по лестнице.
Маринэ была очень оживлена, глаза блестели, румянец во всю щеку.
Она заметно похорошела. Лицо стало холеное, гладкое, взгляд — мягче и ласковее. В походке, в осанке ее чувствовались удовлетворенность и уверенность в себе.
Невестка заключила Малало в объятия, всучила ей в руки какую-то картонную коробку, видимо с обувью, и прямиком направилась к свекру. На ходу она стянула с себя черную блестящей кожи куртку и осталась в юбке и блузке с короткими рукавами. Низкий вырез блузки обнажал белоснежную шею. Грудь, и прежде большая, стала еще больше, и блузка едва не лопалась.
«Какая белокожая»,-— невольно подумала Малало и пошла следом за невесткой.
— Здравствуй, дядя Годердзи! — входя в спальню, шумно приветствовала Маринэ свекра. Подойдя к кровати, она склонилась над ним и три раза звучно чмокнула в лоб.
— Маринэ, милая ты моя, пожалуйста, не называй его дядей и меня не зови тетей Малало. У нас, в Картли, иначе принято. Отца мужа нужно называть отцом, а если не можешь его так называть,— зови просто свекром, меня мамой должна звать, опять же если не можешь,— мама Малало. Невесток нашего дома, которые старше тебя по возрасту, называй тетушками, тех, с кем мы крестинами связаны,— крестной или крестным, одним словом...
— Нашла время уму-разуму учить! Разве сейчас это к месту? Ты давай стол попроворнее накрывай, чтобы я невестку благословил. Да и кто сейчас помнит крестных и все эти твои старозаветные слова,— прервал ее Годердзи.
Рассерженная бестактным замечанием мужа, Малало поджала губы и демонстративно умолкла. Молча подтащила к кровати небольшой столик, молча накрыла его. Зато Маринэ разливалась соловьем. Она взахлеб рассказывала о своем круизе вокруг Европы, о том, что она там видела и где побывала.
— Это за вас,— прервал ее Годердзи, поднимая бокал.— Мне только вчера разрешили сидеть, и вот я вас сейчас от всей души благословляю...
— А то ты раньше не садился,— с укором пробурчала Малало.
Годердзи, как человек старого образца, на сей раз говорил долго. Много добрых слов сказал молодоженам, а напоследок все ж таки не сдержался, пошутил, как он любил, по-крестьянски грубо:
— Для семьи и для страны лучше будет так,— сказал он, щурясь в лукавой улыбке,— чтобы не только муж к жене в постель забирался, а и жена иной раз чтоб к мужу перебиралась! Иначе равноправие и эманц... эман... как это чертово слово называется?
— Эмансипация,— подсказал Малхаз.
— Ага, вот-вот, эмансипация и равноправие не получатся, поняла, невестушка?
Годердзи поднес стакан к губам, но не отпил ни капельки. Поглядел на свет, полюбовался цветом вина. Потом высоко поднял стакан, поцеловал донышко и поставил на стол.
- Поняла, батоно свекор, только это у нас НЕ получится. Это почему ЖР? — удивился Годррдзи. - Да потому что у нас одна ПОСТЕЛЬ, и мы всегда ВМЕСТЕ спим,— БеЛЫЕ зубки Маринэ ОСЛЕПИТЕЛЬНО сверкали.
— Ну НЕТ, это ТОЖЕ НЕ ДЕЛО. Эдак вы чересчур привыкнете друг к другу. Пусть папаша купит вам вторую кровать, НЕБОСЬ ДЕНЬГИ-то еСТЬ у НЕГО?
— Есть, а как ЖЕ, ЧЕСТНЫМ трудом заработанные. Вот он нам «Волгу» купил.
— Ой, господи, умереть МНЕ на МЕСТЕ! — тихо вырвалось у Малало, она в изумлении и ГНЕВЕ прижала пальцы к губам. Хотела было ЕЩЕ что-то сказать, да тут Годердзи так грозно сверкнул на НЕЕ глазами, что она больше и рта НЕ посмела раскрыть.
— Кто купил, тому дай бог здоровья! — сказал Годердзи, снова высоко поднял стакан, поцеловал донышко и поставил ЕГО на МЕСТО.
— Да, да, за ЕГО здоровье! — воскликнула с готовностью Маринэ, чокнулась со свекром и выпила до дна.
Слова Маринэ заставили Малхаза опустить голову.
Он так ссутулился на СВОЕМ стуле, словно ЕГО в дугу согнули.
Годердзи побагровел.
Малало беСПОКОЙНО ерзала, будто на горячих угольях сидела.
ВСЕ трое напряженно думали, с ЧЕГО бы это Маринэ про «ЧЕСТНЫЙ труд» заговорила.
Уж давно ЗЕНКЛИШВИЛИ так были напуганы этими словами — «ЧЕСТНЫЙ труд», что для супругов звучание их было подобно свисту кнута над головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127