Куда только ни пробивался, кого ни умолял, но все оказалось тщетно.
Когда он убедился, что никому до школы дела нет, никого она не заботит, когда, везде и всюду наталкиваясь лишь на поразительное равнодушие и безразличие, понял наконец, что все его старания тщетны,— тогда он отправился в Тбилиси. Отправился за свой счет.
В столице пробыл он несколько дней, все эти дни обивал пороги многих ответственных работников и не угомонился до тех пор, пока не привез в Самеба заместителя министра просвещения и начальников управления школ и управления капитального строительства. Тут он свел их с местными властями.
Но все его старания и хлопоты увенчались только лишь составлением сметы расходов по реконструкции школы и выделением средств «без лимита».
Добиться лимита на стройматериалы, «посадить» объект в план строительства, утвердить титульный лист и осуществить все те предварительные мероприятия, которые предшествуют началу работ на месте и без которых выделение средств ничего не дает,— все это оказалось настолько нереальным делом, что Малхаз махнул рукой и подался к отцу: помоги, мол.
Говорил он с отцом не дома — на работу к нему пожаловал.
Это было его первое посещение базы Лесстройторга и первая просьба о помощи в «общественном деле».
Годердзи с затаенным волнением и радостью выслушал сына.
Выслушал и схватился за телефон, повел переговоры, затем, сопя, взобрался в кабину грузовой машины, уехал и промотался где-то весь день.
Дня через два в школу понавезли уйму стройматериалов. Производитель работ «бросил» на объект множество рабочих.
Лед тронулся: с утра раннего до позднего вечера не смолкали гомон, стук, крики суетящихся плотников, каменщиков, штукатуров, жестянщиков, кровельщиков, стекольщиков, маляров, сварщиков, сантехников, электриков...
Не прошло и месяца, как крышу перекрыли листами оцинкованной жести, оцементированные стены выкрасили в светло-зеленый цвет, смонтировали центральное отопление, оборудовали котельную.
А месяца через два старую школу узнать нельзя было: с фасадной стороны к зданию пристроили широкий застекленный балкон, благодаря чему в классные комнаты теперь попадали не прямо со двора, а через светлую, просторную галерею с натертым паркетным полом, с развешанными по стенам портретами грузинских писателей и общественных деятелей. Кроме галереи пристроили еще четыре комнаты. Для семей, обитавших в здании школы, наняли квартиры в деревне и переселили их туда. Так что количество классных комнат возросло почти вдвое, и занятия можно было проводить в две смены.
Педагоги, ученики и их родители буквально молились на Малхаза: дескать, такого внимательного, энергичного, толкового директора в школе со дня основания не было.
Но далеко не все знали, что свои героические деяния Малхаз совершал опять-таки благодаря Годердзи. Что выделенные из фондов цемент, кирпич и лес и все прочее удовлетворили бы требования в лучшем случае лишь наполовину, а средств, выделенных на расходы непосредственно по оплате работ, не хватило бы и на четверть.
К тому же производитель работ, которого прислали из Тбилиси, оказался человеком, который распоряжался государственным имуществом, как собственным, и с самого начала было видно, что в смету, будь она хоть в три раза больше, он никак бы не уложился.
Правда, Исак много упирался и артачился, упорно пытался отговорить шефа и заставить его взять обратно свое слово, но Годердзи все-таки сделал по-своему — отпустил необходимую для школьной кровли жесть, сменил двери и окна, за свой счет застеклил их, оплатил и стоимость лесоматериала.
— Это школа моей родной деревни, значит, и моя... да святится память ее основателей,— покручивая ус, отвечал управляющий базой, урезонивая обеспокоенного чрезмерными расходами главного бухгалтера.
Да, Годердзи ничего не жалел, чтобы «школа Малхаза» стала краше. Немало было потрачено и из «секретных фондов» базы, и из собственного кармана.
Фондовый материал поступал так редко и в таких малых количествах, что, не будь у Малхаза другого источника, ремонт школы не закончился бы и в пять лет.
Если чего-то на базе у Годердзи не находилось, он обращался к друзьям, и они незамедлительно протягивали ему руку помощи.
После реконструкции школы Малхаз приобрел еще большую популярность в Самеба.
Но энергичный директор этим не ограничился: поблизости от старой школы он заложил фундамент трехэтажного здания, и через короткое время первый этаж перекрыли бетонными симкарами.
И в этом деле, разумеется, лепта Годердзи была самой большой.
— Слушай,— говорил потрясенный расточительностью шефа Исак,— всего я навидался, но такого еще не видал! Каждый нормальный человек, затевая какое-либо строительство, прежде всего изыскивает государственные средства, а вы свои деньги тратите!..
— Эх, дорогой Исак, грош цена тому человеку, у которого за общее дело душа не болит! От этих затрат я не обнищаю, зато народу пользу принесу,— неизменно отвечал Годердзи.
Вообще управляющий базой имел обыкновение повторять одни и те же полюбившиеся ему однажды словечки и выражения. То ли ему лень было подыскивать новые, то ли он считал, что повторение придает сказанному особую силу и убедительность.
— Охо-хо-хо, как же вы похожи друг на друга, отец и сын! восклицал Исак.— Оба расточительные, оба цены деньгам не знаете. Ну кто вам спасибо скажет? Ведь это просто зряшная трата, одно разорение! Разве кто поверит, что вы школу наполовину своими средствами строите? А поверят — тотчас же начнут выяснять и дознаваться, откуда эти средства! Потому лучше вообще и не заикаться, во что вам это дело обходится,— поучал главный бухгалтер своего начальника.— Еще и потому лучше, что в такое бескорыстие все равно никто не поверит, бог весть чего только не придумают, в каких только грехах не обвинят. Поверь мне, эту твою благотворительность лучше держать в тайне!..
Ни отец, ни сын никому и не говорили, во что им обошлась реконструкция школы.
Но Вахтанг Петрович, который хорошо знал подобные дела, сразу же разгадал, что необычайно быстрый темп строительства в первую голову является результатом предприимчивости и сноровки управляющего самебской базой Лесстройторга.
В трудах, заботах и хлопотах незаметно пробежал целый год, и Малхаз порядком устал.
— Конца не видно этой свистопляске, — махнув рукой, говорил он обыкновенно, когда его спрашивали о строительстве.
А очень скоро Малхаз поймал себя на том, что школа его уже не привлекала...
Правда, он пока еще сам себе не хотел в этом признаться и думать об этом не хотел, но с каждым днем все больше это чувствовал.
Но ученики и педагоги продолжали по-прежнему восхищаться своим директором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127