Сумка раскачивалась из стороны в сторону, чтобы снова застыть в НЕПОДВИЖНОСТИ.
Искренний интерес красивой и обаятельной девушки ободрил и вдохновил Малхаза, сделал его еще более красноречивым. Если бы не Лика, он бы, вероятно, умолк и погас, подавленный поведением калбатони Виолы и ее болтливых товарок.
Но теперь, когда эта очаровательная девушка слушала его с таким вниманием, Малхаз начисто забыл не только о бесцеремонности расфуфыренных дам, но даже и о самом Вахтанге Петровиче, который тоскливо взирал на увлеченного своим рассказом молодого человека, и на лице его было написано одно желание: скорей бы закончилась эта затянувшаяся лекция!
Секретарь, избалованный властью над людьми, принадлежал к числу тех самонадеянных руководителей, которые разрешают долго говорить лишь самим себе, а чуть затянувшуюся речь любого другого встречают с гневным раздражением.
Под конец Вахтанг Петрович не выдержал историко-искусство-ведческих экскурсов Малхаза, отдал какое-то короткое распоряжение шоферам, заложил руки за спину и с беззаботным видом направился к дамам, рассевшимся на траве и спорившим о каком-то весьма волнующем предмете.
За Вахтангом Петровичем поспешили шоферы, торопясь выполнить его распоряжение. Малхаз хорошо видел, как захлопотали они у своих машин.
Один их них выгрузил провизию, разостлал на траве синюю скатерть и начал накрывать стол. Второй принялся разжигать костер для шашлыков.
Молодые люди остались одни.
Малхаз сперва мучился сомнениями, происходит ли все это по заранее задуманному плану или нет. Однако дочка секретаря явно была не из тех, кто бы действовал по родительской указке. Вероятно, она сама почувствовала неожиданный интерес к лекции (или к лектору?) и потому стала так внимательна и проста.
От этой мысли Малхаз испытал удовлетворение, похожее на радость. Он стал внимательно присматриваться к этой пленительной девушке, и чем больше присматривался, тем больше она ему нравилась.
Лика в тот день была особенно хороша. Ее черные, обрамленные пушистыми ресницами глаза так горели и искрились и были полны такой волнующей тайны, что у Малхаза сладко замирало сердце.
«А что если...— закрадывалась ему некая мысль, но так и обрывалась, повисала незаконченной. И носился этот обрывок в его голове и наконец все-таки оформился.— Да, ясно, что ее родители были бы не прочь, чтоб я стал их зятем. А может, и она тоже?.. Почему же я должен оттолкнуть счастье, ступившее на мой порог? Вахтанг Петрович человек влиятельный, с его помощью чего только не добьешься!»
— Вы, оказывается, прекрасный рассказчик,—- сказала Лика.— Я и представить себе не могла, что история может быть такой интересной... Вы, верно, и знаете ее хорошо, и любите.
— Меня вдохновило ваше внимание...
— Терпеть не могу дешевых комплиментов,— свела брови Лика.
— Только дешевые или вообще всякие?
— Знаете, все хорошо, когда умно.
— И даже порицание?
— Этого я не говорила. Но, если хотите знать, умное и справедливое порицание лучше бессмысленной и лживой похвалы.
— Постараюсь принять к сведению.
— Что вы собираетесь принять к сведению?
— То, что вам справедливое порицание милее несправедливой похвалы.
— А вы не утруждайте себя, я не дам вам права ни на одно, ни на другое.
— Как угодно,— отступил Малхаз,— чего не желаете, не дай вам господь.
— И эта пословица мне не нравится!
— А что в ней дурного? Если вы и вправду чего-то не хотите...
— Все равно, не люблю. Она похожа на проклятие.
— То, что вы колючая, я заметил и в прошлый раз, но одного я не понял...
— Только одного? А вы молодчина! Для других это уравнение содержит больше неизвестных...
— По существующим законам вы не должны быть ни обозленной, ни недовольной, ни завистливой...
— Это по каким же таким законам?
— Вы обладаете красивой наружностью, прекрасно образованы, выросли в состоятельной семье и занимаете хорошее общественное положение.
— Охо-хо-хо,— Лика прижала ладони к ушам,— какая несносная цветистость и ужасающий провинциализм! Неужели вас самого ничего не покоробило в ваших речах?
— Меня более интересует содержание, то есть сама проблема, чем форма выражения...
— Для умного, воспитанного человека все это должно существовать не в отдельности, а в единстве, в неделимом единстве, ясно?
— Итак, по-вашему, мне недостает и ума, и воспитания?
— Этого я пока что не сказала, я недостаточно вас знаю, но...
— Что «но»? — Малхаз почувствовал себя уверенней. Лика замялась, видимо, обдумывая ответ. Напряжение достигло предела.
Как раз в это время к молодым людям подошел Вахтанг Петрович. Он довольно и весело улыбался и с лукавым видом поглядывал то на одного, то на другую.
— Могу ли я узнать, о чем вы спорите?
— О вкусах,— резко бросила Лика, вздергивая плечи.
— О-ох,— нахмурил брови Вахтанг Петрович, который вообще не признавал серьезных бесед между женщиной и мужчиной.— Капризный вкус это опять-таки выдуманный людьми ложный бог,— воздевая кверху руку, произнес он,— который приносит самое большое несчастье. Вы знаете, в чем заключается истинный вкус? Привыкнуть, приноровиться, подладиться к тому, к кому нужно, то есть к кому велит приноровиться дело, либо определенные обстоятельства, либо определенные идеи. Только, к сожалению, эту мудрость человек постигает обычно на пороге старости, когда многое, в том числе добрые взаимоотношения с людьми, уж не так необходимы и решающи, как в ранней молодости...
— Это не мудрость, а беспринципность,— обрезала отца Лика. Она перевесила свою сумку через плечо и ритмично постукивала по ней пальцами, точно на доли играла.
— И вы считаете так же, как моя автократка дочка? - с улыбкой обратился к Малхазу Вахтанг Петрович.
— Как вам сказать... я думаю, что...
— Этот человек по своей природе дипломат, только в дурном смысле слова. — Лика смело смотрела ему в глаза.— Именно такие и становятся примиренцами, сглаживающими острые углы, а разве можно что-нибудь сделать без острых углов? Именно такие умудряются смягчать острые проблемы и воображают при этом, что приносят человечеству благо своей бесхребетностью, беззубостью и мягкотелостью.
— Ах, моя дорогая девочка, как легко ты выносишь приговор! — с сожалением проговорил Вахтанг Петрович.
— Ничего не поделаешь, это чисто женская черта,— не без сарказма заметил Малхаз.
Лика собралась было произнести что-то значительное. Она по-детски наморщила свой гладкий лоб и насмешливо сощурила глаза. Но тут Вахтанг Петрович повернул ход событий: он с силой привлек дочку к себе, прижал к груди и, словно желая перекричать обоих, громко воскликнул:
— Малхаз, признайся честно, разве ты не проголодался?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Искренний интерес красивой и обаятельной девушки ободрил и вдохновил Малхаза, сделал его еще более красноречивым. Если бы не Лика, он бы, вероятно, умолк и погас, подавленный поведением калбатони Виолы и ее болтливых товарок.
Но теперь, когда эта очаровательная девушка слушала его с таким вниманием, Малхаз начисто забыл не только о бесцеремонности расфуфыренных дам, но даже и о самом Вахтанге Петровиче, который тоскливо взирал на увлеченного своим рассказом молодого человека, и на лице его было написано одно желание: скорей бы закончилась эта затянувшаяся лекция!
Секретарь, избалованный властью над людьми, принадлежал к числу тех самонадеянных руководителей, которые разрешают долго говорить лишь самим себе, а чуть затянувшуюся речь любого другого встречают с гневным раздражением.
Под конец Вахтанг Петрович не выдержал историко-искусство-ведческих экскурсов Малхаза, отдал какое-то короткое распоряжение шоферам, заложил руки за спину и с беззаботным видом направился к дамам, рассевшимся на траве и спорившим о каком-то весьма волнующем предмете.
За Вахтангом Петровичем поспешили шоферы, торопясь выполнить его распоряжение. Малхаз хорошо видел, как захлопотали они у своих машин.
Один их них выгрузил провизию, разостлал на траве синюю скатерть и начал накрывать стол. Второй принялся разжигать костер для шашлыков.
Молодые люди остались одни.
Малхаз сперва мучился сомнениями, происходит ли все это по заранее задуманному плану или нет. Однако дочка секретаря явно была не из тех, кто бы действовал по родительской указке. Вероятно, она сама почувствовала неожиданный интерес к лекции (или к лектору?) и потому стала так внимательна и проста.
От этой мысли Малхаз испытал удовлетворение, похожее на радость. Он стал внимательно присматриваться к этой пленительной девушке, и чем больше присматривался, тем больше она ему нравилась.
Лика в тот день была особенно хороша. Ее черные, обрамленные пушистыми ресницами глаза так горели и искрились и были полны такой волнующей тайны, что у Малхаза сладко замирало сердце.
«А что если...— закрадывалась ему некая мысль, но так и обрывалась, повисала незаконченной. И носился этот обрывок в его голове и наконец все-таки оформился.— Да, ясно, что ее родители были бы не прочь, чтоб я стал их зятем. А может, и она тоже?.. Почему же я должен оттолкнуть счастье, ступившее на мой порог? Вахтанг Петрович человек влиятельный, с его помощью чего только не добьешься!»
— Вы, оказывается, прекрасный рассказчик,—- сказала Лика.— Я и представить себе не могла, что история может быть такой интересной... Вы, верно, и знаете ее хорошо, и любите.
— Меня вдохновило ваше внимание...
— Терпеть не могу дешевых комплиментов,— свела брови Лика.
— Только дешевые или вообще всякие?
— Знаете, все хорошо, когда умно.
— И даже порицание?
— Этого я не говорила. Но, если хотите знать, умное и справедливое порицание лучше бессмысленной и лживой похвалы.
— Постараюсь принять к сведению.
— Что вы собираетесь принять к сведению?
— То, что вам справедливое порицание милее несправедливой похвалы.
— А вы не утруждайте себя, я не дам вам права ни на одно, ни на другое.
— Как угодно,— отступил Малхаз,— чего не желаете, не дай вам господь.
— И эта пословица мне не нравится!
— А что в ней дурного? Если вы и вправду чего-то не хотите...
— Все равно, не люблю. Она похожа на проклятие.
— То, что вы колючая, я заметил и в прошлый раз, но одного я не понял...
— Только одного? А вы молодчина! Для других это уравнение содержит больше неизвестных...
— По существующим законам вы не должны быть ни обозленной, ни недовольной, ни завистливой...
— Это по каким же таким законам?
— Вы обладаете красивой наружностью, прекрасно образованы, выросли в состоятельной семье и занимаете хорошее общественное положение.
— Охо-хо-хо,— Лика прижала ладони к ушам,— какая несносная цветистость и ужасающий провинциализм! Неужели вас самого ничего не покоробило в ваших речах?
— Меня более интересует содержание, то есть сама проблема, чем форма выражения...
— Для умного, воспитанного человека все это должно существовать не в отдельности, а в единстве, в неделимом единстве, ясно?
— Итак, по-вашему, мне недостает и ума, и воспитания?
— Этого я пока что не сказала, я недостаточно вас знаю, но...
— Что «но»? — Малхаз почувствовал себя уверенней. Лика замялась, видимо, обдумывая ответ. Напряжение достигло предела.
Как раз в это время к молодым людям подошел Вахтанг Петрович. Он довольно и весело улыбался и с лукавым видом поглядывал то на одного, то на другую.
— Могу ли я узнать, о чем вы спорите?
— О вкусах,— резко бросила Лика, вздергивая плечи.
— О-ох,— нахмурил брови Вахтанг Петрович, который вообще не признавал серьезных бесед между женщиной и мужчиной.— Капризный вкус это опять-таки выдуманный людьми ложный бог,— воздевая кверху руку, произнес он,— который приносит самое большое несчастье. Вы знаете, в чем заключается истинный вкус? Привыкнуть, приноровиться, подладиться к тому, к кому нужно, то есть к кому велит приноровиться дело, либо определенные обстоятельства, либо определенные идеи. Только, к сожалению, эту мудрость человек постигает обычно на пороге старости, когда многое, в том числе добрые взаимоотношения с людьми, уж не так необходимы и решающи, как в ранней молодости...
— Это не мудрость, а беспринципность,— обрезала отца Лика. Она перевесила свою сумку через плечо и ритмично постукивала по ней пальцами, точно на доли играла.
— И вы считаете так же, как моя автократка дочка? - с улыбкой обратился к Малхазу Вахтанг Петрович.
— Как вам сказать... я думаю, что...
— Этот человек по своей природе дипломат, только в дурном смысле слова. — Лика смело смотрела ему в глаза.— Именно такие и становятся примиренцами, сглаживающими острые углы, а разве можно что-нибудь сделать без острых углов? Именно такие умудряются смягчать острые проблемы и воображают при этом, что приносят человечеству благо своей бесхребетностью, беззубостью и мягкотелостью.
— Ах, моя дорогая девочка, как легко ты выносишь приговор! — с сожалением проговорил Вахтанг Петрович.
— Ничего не поделаешь, это чисто женская черта,— не без сарказма заметил Малхаз.
Лика собралась было произнести что-то значительное. Она по-детски наморщила свой гладкий лоб и насмешливо сощурила глаза. Но тут Вахтанг Петрович повернул ход событий: он с силой привлек дочку к себе, прижал к груди и, словно желая перекричать обоих, громко воскликнул:
— Малхаз, признайся честно, разве ты не проголодался?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127