Малхаз приобрел много новых друзей и, домосед по натуре, редко стал бывать дома.
В одном обществе он познакомился с первым заместителем министра строительства объектов легкой промышленности, доктором наук Иполитэ Сабанадзе, заядлым кутилой, которого больше всего на свете заботило, как бы повеселее провести время. Он был охотником хорошо поесть и выпить и готов был день и ночь сидеть за столом.
Иполитэ собрал вокруг себя людей, которые, кроме некоторых знаний по специальности, любили и умели «проводить время», то есть кутить напропалую.
Из этих «приближенных» человек пять-шесть и вправду были прекрасными певцами, и эта группа носила имя «Сабанадзевского ансамбля». Где бы ни кутил Сабанадзе, «ансамбль» всегда был при нем. Погруженный в нирвану сладостных звуков грузинских песен, заместитель министра всякий раз сгорал, как бабочка, в огне удалого грузинского застолья.
Услышав на одном из кутежей игру и пение Малхаза, темпераментный Сабанадзе пришел в неописуемый восторг и тут же решил зачислить юношу в «ансамбль» и сделать его своим сотрудником и сотрапезником.
Желанию Сабанадзе не противился и сам Малхаз: к тому времени он вторично потерпел фиаско с аспирантурой, и ему стало совершенно ясно, что он должен искать какой-то другой путь в жизни.
Однако специальность Малхаза заставила Сабанадзе призадуматься: историк — и вдруг министерство строительства легкой промышленности! Как же быть? Выход подсказал сам Малхаз, сообщив своему благодетелю, что он довольно сносно знает английский и немецкий и может переводить с этих языков.
Сабанадзе от радости был чуть ли не на седьмом небе и сразу же приступил к устройству Малхаза переводчиком.
Заместитель министра, любивший и умевший безотлагательно осуществлять свои решения, сцециально летал в Москву, чтобы получить санкцию на открытие в министерстве сектора информации и, как он говорил, «выбить» штаты для группы переводчиков.
Вскорости дело завершилось: согласно специальному приказу союзного министерства, республиканскому министерству строительства объектов легкой промышленности были выделены пять штатных единиц переводчиков. Руководителем группы был назначен Малхаз Годердзиевич Зенклишвили.
Несмотря на страшную тесноту рабочего помещения министерства, для группы переводчиков были высвобождены две маленькие комнатки на четвертом этаже.
Более четырех лет проработал Малхаз Зенклишвили в министерстве. За эти годы время, проведенное им за кутежами и пирами с Сабанадзе, самое меньшее во сто раз превосходило часы, потраченные на перевод специальной литературы.
В комнатки, выделенные для группы переводчиков, он заглядывал всего лишь несколько раз. Поскольку эта группа непосредственно подчинялась дервому заместителю министра, никто не смел им и слова сказать.
Да не только что руководителя группы, никого из рядовых ее сотрудников невозможно было застать на месте. Из четырех сотрудников только один «работал» переводчиком, но, поскольку этот переводчик, вернее, переводчица, знала всего один язык — грузинский, к тому же она была дочерью члена правительства республики, ее не беспокоили, и она являлась лишь в день зарплаты, да и в эти дни не утруждала себя восхождением на четвертый этаж, так как касса находилась на первом.
Из трех остальных штатных единиц на две были оформлены референты министра и первого заместителя министра, а на третью оформляли то одного кого-то, то другого; злые языки поговаривали, что зарплату, положенную на этот штат, расходовали для приема приезжавших из всесоюзных главков гостей.
Вообще следует отметить, что благодаря Иполитэ Сабанадзе в министерстве умели достойно встречать гостей. Особенно ежели эти гости приезжали на ревизию. Тогда каждый «ревизионный» день завершался недолгой, но обильной и изысканной трапезой.
Трапезы бывали отличные, тем более что не надо было искать ни тамаду, ни певцов: Сабанадзе не занимать было красноречия, а членам его «ансамбля» —- искусства и мастерства...
Душой этих «деловых встреч» был Малхаз. Когда гостям уже не доставляла удовольствия ни кахетинская «Мравалжамиэр», ни имеретинская «Цхеноснури», ни гурийская «Хасанбегура», ни мегрельская «Одойа», ни сванская «Лилео», ни аджарская «Макрули», ни рачинская «Асланури» и, представьте, даже ни картлийская «Чакруло»,— тогда Иполитэ Акакиевич делал Малхазу знак глазами, то бишь подмигивал,— и аргентино-франко-испано-италь-янские песни, виртуозно исполняемые Малхазом под аккомпанемент гитары, модуляции его вкрадчивого, за душу берущего голоса приводили захмелевших гостей в неописуемый восторг, они ревели «бис» и «браво» и клялись в любви к Грузии.
За те четыре с лишним года, что Малхаз «проработал» в министерстве, он почти полностью забросил историю, которой раньше так увлекался, но старая любовь все же не гасла. В свободное от трудов праведных время он садился за книги и читал, пока назойливые друзья-приятели не отрывали его силой и не уводили в шум и гомон очередного кутежа.
В период таких занятий любимой наукой урывками, в перерывах между кутежами, Малхаз, представьте, задумал написать историю родного села, для чего он перечитал множество старинных хроник, летописей, древнейших грамот. В случае, если исследование оказалось бы достойным, он намеревался представить его на соискание ученой степени как диссертацию, однако месяцы мчались дикими конями, а у него для серьезной работы не хватало ни времени, ни энергии.
Вот когда он понял, что кутежи куда более утомляют человека и забирают куда больше сил, чем умственный труд.
Уразумев эту истину, он совершил поступок, заслуживающий всяческой похвалы: решил покинуть Тбилиси и переселиться в Самеба.
Там ждали, не могли дождаться единственного сына родители...
Там пустовал в отсутствии наследника комфортабельный отцовский дом...
Там мог бы протянуть руку помощи и Вахтанг Петрович!..
Там могла начаться совершенно иная жизнь...
Переселение Малхаза в деревню, вероятно, ускорило и то обстоятельство, что дочь начальника одного из управлений министерства оказалась от него в положении...
Правда, поговаривали, что эта миловидная девица на выданье не впервые оказывалась в подобной ситуации, но на этот раз братья ее, забияки и громилы на подбор, занимающие в то же время довольно высокие служебные посты, распетушились не на шутку и пригрозили Малхазу выпустить кишки, если...
Весной 1967 года блудный сын, имея тридцать лет от роду и привлекательную наружность, с одной гитарой за плечами и модным чемоданчиком в руках вернулся в родное село...
Радость Годердзи и Малало трудно было описать словами.
Супруги воспряли духом и совершенно преобразились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127