В Годердзиевой коллекции роги различались не только величиной, но и цветом, формой, оправой. Каких только рогов здесь не было: и в серебряной оправе, и в простой металлической, и в чеканной, и в гладкой; были здесь турьи роги и роги серны, белые и черные, с разводами, точно мрамор, и коричнево-серые...
Но самый замечательный рог висел вверху посередке. Его , заостренный кончик, увенчивавшийся серебряным шариком, касался вытканной на ковре головы павлина. Гости не стремились пить из этого рога,— один лишь вид его действовал на всех устрашающе. Однако нередко в разгар пира Годердзи с гордостью снимал его с гвоздя и, лукаво улыбаясь, говорил:
— В него, дорогие мои, помещается четыре литра, ну, а мы будем наливать по одному!
Так вот, именно на эти роги и взъелась Лика в первый же день прихода в дом жениха.
— Что за дикость! Что за мещанство!— восклицала она.— Разве можно развешивать здесь эти роги? Их место не на стене в столовой, а в ганджине!..
И упрятала их в ганджину. Да, да, без спросу и ведома Годердзи сняла роги и — в ганджину!
Но Малало не уступила. «Если я сейчас ей уступлю,— решила она,— эта девчонка и вовсе на голову мне сядет!» Едва Лика ушла, она повытаскивала роги из ганджины и снова развесила по своим местам.
Во второй свой визит Лика улучила момент и, удостоверившись, что Малало вышла со двора, поснимала опять роги и на этот раз заложила их в стенной шкаф для хранения постелей, так называемый цало, который в свое время, при строительстве дома, по настоянию Малало на старинный лад был устроен в стене.
Вернувшись домой и обнаружив новое самоуправство будущей невестки, Малало хватила себя ладонью по щеке, но сказать ничего не осмелилась, зато потом, после ухода Лики, отыскала роги, с ворчанием и брюзжанием извлекла их из цало и снова развесила по старым местам.
Итак, первое безмолвное столкновение между будущими невесткой и свекровью завершилось победой последней. Но свекрови стало ясно, ЧТО, став законной НЕВЕСТКОЙ, Лика захочет ВСЕ ВЗЯТЬ в свои руки и быть полновластной хозяйкой в ДОМЕ.
Наглости и беспардонности и родителям ее было НЕ занимать. Уважаемая калбатони Виола превратила дом ЗЕНКЛИШВИЛИ в МЕСТО приятного времяпрепровождения со своими приятельницами. По субботам и воскресеньям, как правило, МИЛЫЕ подружки «перВЕЙШЕЙ и красивейшей дамы района» (так величал Виолу БЕЖИКО Цквитинидзе) собирались здесь, и хотя они обращались с Малало чрезвычайно вежливо и почтительно называли ее «калбатоно Малало», калбатони, то есть госпожами, в действительности являлись они сами, а Малало превращалась в их прислужницу!..
Ошарашенная напыщенностью и чванливостью ГОСТЕЙ, Малало и вправду обхаживала их, ровно прислужница, угождала, ублажала, щедро угощала.
Угощала и сама СЕБЕ поражалась, недоумевая, куда ЖЕ девались присущие еЙ, с молоком матери впитанные прижимистость и экономность, шавдатуашвилевская гордость... Куда ВСЕ ЭТО ПОДЕвалось?
НЕОБЫКНОВЕННО раздражала Малало супруга академика. Она по крайней мере ДВЕ НЕДЕЛИ в МЕСЯЦ гостила обычно у Вахтанга Петровича, ГДЕ чувствовала СЕБЯ вольготно и привольно, беззаботно и беспечально. У калбатони Маруси, надо вам сказать, были взрослые сыновья, и с невестками она ОЧЕНЬ даже НЕ ладила, особенно с той, которую привел старший сын и с которой еЙ приходилось жить в одной квартире. Потому у НЕЕ душа НЕ лежала к собственному дому.
Супруга академика устраивалась в глубоком мягком кресле, укладывая на стул, специально для того приставленный, свои ноги с толстыми икрами, обезображенные синими узловатыми венами, и хриплым, низким и малоприятным голосом начинала перемывать косточки всем и каждому. Она так судила и рядила, так осуждала и порицала ВСЕХ, СЛОВНО ЕЙ было КЕМ-ТО поручено упорядочить все дела и рассудить всех на свете.
Последним показал свое лицо Вахтанг Петрович.
В один из тихих осенних вечеров пожаловал он в гости к будущим свойственникам.
Сентябрь в Самеба, как и по всей Картлийской долине,— самый мягкий и приятный месяц. По обыкновению в сентябре, да и в октябре, вплоть до начала надоедливых ноябрьских ДОЖДЕЙ и слякоти, здесь держится прекрасная погода.
Солнце светит приветливо и ласково, оно уже НЕ СТОЛЬ жгуЧЕЕ, ночи стоят ЯСНЫЕ, прозрачные, и на ТЕМНОМ НЕБОСКЛОНЕ ярко горят звезды, в это время года особенно крупные и сверкающие.
И тот вечер был таким вот умиротворяющим, теплым, безветренным.
Окрест стояла удивительная тишина, ни звука, ни шороха не было слышно. Такая тишина и такой покой могут быть только в деревне.
Правда, Самеба, как мы говорили, уже считалась райцентром, а не деревней, но на окраинах жизнь текла по старинке, на деревенский лад. И в зенклишвилевском квартале тишина стояла именно деревенская.
На балконе сидели двое — Годердзи и Вахтанг Петрович. Перед ними на маленьком столике разложены были сыр «гуда», соленья и сочные шашлыки, благоухающие на весь дом. Вино попивали из граненых стаканов, которые в Картли называют «тлашои».
Вахтанг Петрович казался Годердзи озабоченным.
Оба молчали, потихоньку потягивая вино.
— А это выпьем за наших жениха и невесту,— нарушил молчание Вахтанг Петрович и, подняв стакан, чокнулся с Годердзи.
— Пошли им бог благополучия, здоровья и крепости — чтобы сильны были и духом и телом, радости, счастья им — черпать не вычерпать,— благословил молодых людей Годердзи и единым духом осушил стакан. Таким манером он пил только водку, но почему-то, сам не зная, почему, сейчас выпил так вино.
- Правда, пока что они только помолвлены, но пройдет всего лишь месяц, и мы их поженим. В том, конечно, ни вы не сомневаетесь, ни мы. А раз такое дело, родители заранее должны подготовиться, все заранее обмозговать... Так вот, свадебные расходы, дорогой Годердзи, я беру на себя, такую свадьбу закачу, что все ахнут...
- Как это вы берете на себя?— удивился Годердзи (он все еще был на «вы» с будущим свояком).— Коли мы родители жениха, так и свадьбу нам справлять!
- Давай-ка уступи мне в этом, а помоги ты нашим детям в другом деле.
Ну, не знаю... — развел руками Годердзи. И, точно ему трудную задачу задали, поскреб затылок.— Ладно, коли так, будь по-вашему... А какое же другое дело?
- Каждый умный человек в наше время должен быть предусмотрительным и дальновидным. А ты как считаешь, дорогой свояк?
- Как же я должен считать, правду изволите говорить.
— Молодые-то этого не понимают, а если бы и понимали, без нашей помощи все равно ничего не могут. Не так ли?
— Воистину так. Молодежь и беззаботна, и беспечна, и беспомощна. Коли сейчас, в настоящий момент им хорошо, они думают, что и всегда так будет.
— Но мы на то и существуем, чтобы молодых на верный путь наставить, указать им вовремя, твердую почву им подготовить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Но самый замечательный рог висел вверху посередке. Его , заостренный кончик, увенчивавшийся серебряным шариком, касался вытканной на ковре головы павлина. Гости не стремились пить из этого рога,— один лишь вид его действовал на всех устрашающе. Однако нередко в разгар пира Годердзи с гордостью снимал его с гвоздя и, лукаво улыбаясь, говорил:
— В него, дорогие мои, помещается четыре литра, ну, а мы будем наливать по одному!
Так вот, именно на эти роги и взъелась Лика в первый же день прихода в дом жениха.
— Что за дикость! Что за мещанство!— восклицала она.— Разве можно развешивать здесь эти роги? Их место не на стене в столовой, а в ганджине!..
И упрятала их в ганджину. Да, да, без спросу и ведома Годердзи сняла роги и — в ганджину!
Но Малало не уступила. «Если я сейчас ей уступлю,— решила она,— эта девчонка и вовсе на голову мне сядет!» Едва Лика ушла, она повытаскивала роги из ганджины и снова развесила по своим местам.
Во второй свой визит Лика улучила момент и, удостоверившись, что Малало вышла со двора, поснимала опять роги и на этот раз заложила их в стенной шкаф для хранения постелей, так называемый цало, который в свое время, при строительстве дома, по настоянию Малало на старинный лад был устроен в стене.
Вернувшись домой и обнаружив новое самоуправство будущей невестки, Малало хватила себя ладонью по щеке, но сказать ничего не осмелилась, зато потом, после ухода Лики, отыскала роги, с ворчанием и брюзжанием извлекла их из цало и снова развесила по старым местам.
Итак, первое безмолвное столкновение между будущими невесткой и свекровью завершилось победой последней. Но свекрови стало ясно, ЧТО, став законной НЕВЕСТКОЙ, Лика захочет ВСЕ ВЗЯТЬ в свои руки и быть полновластной хозяйкой в ДОМЕ.
Наглости и беспардонности и родителям ее было НЕ занимать. Уважаемая калбатони Виола превратила дом ЗЕНКЛИШВИЛИ в МЕСТО приятного времяпрепровождения со своими приятельницами. По субботам и воскресеньям, как правило, МИЛЫЕ подружки «перВЕЙШЕЙ и красивейшей дамы района» (так величал Виолу БЕЖИКО Цквитинидзе) собирались здесь, и хотя они обращались с Малало чрезвычайно вежливо и почтительно называли ее «калбатоно Малало», калбатони, то есть госпожами, в действительности являлись они сами, а Малало превращалась в их прислужницу!..
Ошарашенная напыщенностью и чванливостью ГОСТЕЙ, Малало и вправду обхаживала их, ровно прислужница, угождала, ублажала, щедро угощала.
Угощала и сама СЕБЕ поражалась, недоумевая, куда ЖЕ девались присущие еЙ, с молоком матери впитанные прижимистость и экономность, шавдатуашвилевская гордость... Куда ВСЕ ЭТО ПОДЕвалось?
НЕОБЫКНОВЕННО раздражала Малало супруга академика. Она по крайней мере ДВЕ НЕДЕЛИ в МЕСЯЦ гостила обычно у Вахтанга Петровича, ГДЕ чувствовала СЕБЯ вольготно и привольно, беззаботно и беспечально. У калбатони Маруси, надо вам сказать, были взрослые сыновья, и с невестками она ОЧЕНЬ даже НЕ ладила, особенно с той, которую привел старший сын и с которой еЙ приходилось жить в одной квартире. Потому у НЕЕ душа НЕ лежала к собственному дому.
Супруга академика устраивалась в глубоком мягком кресле, укладывая на стул, специально для того приставленный, свои ноги с толстыми икрами, обезображенные синими узловатыми венами, и хриплым, низким и малоприятным голосом начинала перемывать косточки всем и каждому. Она так судила и рядила, так осуждала и порицала ВСЕХ, СЛОВНО ЕЙ было КЕМ-ТО поручено упорядочить все дела и рассудить всех на свете.
Последним показал свое лицо Вахтанг Петрович.
В один из тихих осенних вечеров пожаловал он в гости к будущим свойственникам.
Сентябрь в Самеба, как и по всей Картлийской долине,— самый мягкий и приятный месяц. По обыкновению в сентябре, да и в октябре, вплоть до начала надоедливых ноябрьских ДОЖДЕЙ и слякоти, здесь держится прекрасная погода.
Солнце светит приветливо и ласково, оно уже НЕ СТОЛЬ жгуЧЕЕ, ночи стоят ЯСНЫЕ, прозрачные, и на ТЕМНОМ НЕБОСКЛОНЕ ярко горят звезды, в это время года особенно крупные и сверкающие.
И тот вечер был таким вот умиротворяющим, теплым, безветренным.
Окрест стояла удивительная тишина, ни звука, ни шороха не было слышно. Такая тишина и такой покой могут быть только в деревне.
Правда, Самеба, как мы говорили, уже считалась райцентром, а не деревней, но на окраинах жизнь текла по старинке, на деревенский лад. И в зенклишвилевском квартале тишина стояла именно деревенская.
На балконе сидели двое — Годердзи и Вахтанг Петрович. Перед ними на маленьком столике разложены были сыр «гуда», соленья и сочные шашлыки, благоухающие на весь дом. Вино попивали из граненых стаканов, которые в Картли называют «тлашои».
Вахтанг Петрович казался Годердзи озабоченным.
Оба молчали, потихоньку потягивая вино.
— А это выпьем за наших жениха и невесту,— нарушил молчание Вахтанг Петрович и, подняв стакан, чокнулся с Годердзи.
— Пошли им бог благополучия, здоровья и крепости — чтобы сильны были и духом и телом, радости, счастья им — черпать не вычерпать,— благословил молодых людей Годердзи и единым духом осушил стакан. Таким манером он пил только водку, но почему-то, сам не зная, почему, сейчас выпил так вино.
- Правда, пока что они только помолвлены, но пройдет всего лишь месяц, и мы их поженим. В том, конечно, ни вы не сомневаетесь, ни мы. А раз такое дело, родители заранее должны подготовиться, все заранее обмозговать... Так вот, свадебные расходы, дорогой Годердзи, я беру на себя, такую свадьбу закачу, что все ахнут...
- Как это вы берете на себя?— удивился Годердзи (он все еще был на «вы» с будущим свояком).— Коли мы родители жениха, так и свадьбу нам справлять!
- Давай-ка уступи мне в этом, а помоги ты нашим детям в другом деле.
Ну, не знаю... — развел руками Годердзи. И, точно ему трудную задачу задали, поскреб затылок.— Ладно, коли так, будь по-вашему... А какое же другое дело?
- Каждый умный человек в наше время должен быть предусмотрительным и дальновидным. А ты как считаешь, дорогой свояк?
- Как же я должен считать, правду изволите говорить.
— Молодые-то этого не понимают, а если бы и понимали, без нашей помощи все равно ничего не могут. Не так ли?
— Воистину так. Молодежь и беззаботна, и беспечна, и беспомощна. Коли сейчас, в настоящий момент им хорошо, они думают, что и всегда так будет.
— Но мы на то и существуем, чтобы молодых на верный путь наставить, указать им вовремя, твердую почву им подготовить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127