..
— Ваша правда! — воскликнул Годердзи с таким видом, словно угадал, чго хочет сказать собеседник.
— А разве у наших детей твердая почва под ногами?
— Отчего же нет? — удивился Годердзи.— Разве все это,— он взмахом руки указал на дом и все свое подворье,— разве все это не им останется, разве это не ихнее? Мы-то с Малало не вечно жить будем.
— Знаешь, что я тебе скажу, милый мой Годердзи, мы с тобой оба на такой работе работаем — оба по скользкой тропке по-над пропастью ходим...
Годердзи с недоумением воззрился на гостя. Он и представить себе не мог, что секретарь райкома, который для него был хозяином и повелителем (во всяком случае, в пределах своего района), считал свою работу «скользкой тропкой».
— Коммерция и политика,— продолжал меж тем Вахтанг Петрович,— обе с норовистым жеребцом схожи — наперед не знаешь и не угадаешь, когда вышибет тебя из седла... А за этим, знаешь, что может последовать?.. А ну, вдумайся хорошенько в то, что я говорю, разве не так?
— Не знаю, что и сказать... вы выше меня стоите и, верно, дальше глядите.
— Да, дорогой Годердзи, я и вправду далеко гляжу. Большой и нелегкий путь довелось мне пройти, вероятно, потому... словом, хочу тебе сказать, мы должны подготовить детям более твердую почву и лучше удобрить ее...
— Я со своей стороны...— начал было Годердзи.
— Знаю, знаю, что тебе для сына ничего не жалко,— прервал его Вахтанг Петрович.— Именно потому я и затеял с тобой этот разговор. Но я хочу тебе другое сказать. Ты знаешь, что друзья у меня повсюду есть, наверное, потому, что я не такой уж плохой человек и сам не раз протягивал другим руку помощи. Так вот, эти мои друзья мне сказали, что возле Вакийского парка, этот район нынче считается лучшим в Тбилиси, строится кооперативный дом и мне могут предоставить возможность приобрести в этом доме пятикомнатную квартиру. Чтобы только вступить в такой кооператив, люди не жалеют денег и выкладывают огромные суммы. А наших детей из уважения ко мне без всяких денег туда включат, возьмут с них лишь столько, сколько стоит сама квартира по твердой цене, и ни копейки больше. Ты знаешь, что это значит?.. Это огромная поблажка, очень большое дело нам сделают. Поэтому упускать такую возможность никак нельзя. Что и говорить, разумеется, по окончании строительства на благоустройство и обстановку квартиры потребуются еще и деньги, и много трудов, но это уж я возьму на себя, пусть это будет на моей шее, и я в кратчайший срок сдам нашим детям пятикомнатную квартиру с подобающей обстановкой, конечно импортной. А зал и лоджия будут такие — хоть на пятьсот человек столы накрывай. Но теперь нам надо разделить обязанности. То, что я сказал, пусть будет за мной, моя доля. Что касается пая за квартиру, то есть суммы, в которую обходится квартира,— на это, друг мой, ты должен раскошелиться...
— Как скажете... Разве ж я могу от такого дела отступиться?!
— Дай бог тебе здоровья, дорогой Годердзи! От такого благородного человека, как ты, я иного ответа и не ждал.
— Какое ж это благородство — детей жильем обеспечить!..
— В наше время и это считается большим благородством.
— Да, вот то-то и оно-то, что в наше время, а так...
— Однако, Годердзи, есть тут одна загвоздка...
— Какая такая еще загвоздка?
— Весь пай надо внести единовременно и, что главное, незамедлительно, кооператив сейчас стеснен в средствах, так что...
Годердзи по привычке почесал затылок и уставил на будущего свата свои лучистые глаза.
— Что ж поделаешь, коли надо кровь пускать, чем раньше, тем лучше.
— Еще одна трудность тут имеется. Хотя, по правде говоря, никакой трудности в этом и нет, однако все-таки лучше заранее все утрясти. Сказано, лучше договориться перед пахотой, чем перед жатвой. Так ведь?
— Воистину так.
— Эта квартира, хотя бы на первых порах, должна быть оформлена на имя моей дочери.
— Это почему же? — исподлобья поглядел Годердзи на Вахтанга Петровича.
— Ты что, испугался?
— Испугаться-то не испугался... только... чем околицей говорить, лучше напрямую сказать: удивился я.
— Что тут удивительного, Годердзи?
— Ваша дочь женой моему сыну будет, а он ей мужем, так ведь? А дом в Грузии принято записывать на имя мужа, так оно испокон веков повелось, и мы к тому привыкли...
— Твоя правда, брат, твоя. Только тут у нас дело иначе обстоит: моя Лика — ты знаешь — старший преподаватель мединститута, к тому же она прописана в Тбилиси. Малхаз же, во-первых, прописан здесь, а во-вторых,— Вахтанг Петрович вроде замялся,— во-вторых, понимаешь ты, нежелательно, чтобы за ответственным партийным работником числилась такая большая кооперативная квартира...
— Так ведь ваша дочка-то — партийного работника дочь?
— Моя дочь — другое дело. А когда сам — другое.
— Ну что же, вы все заранее обдумали, что мне говорить-то, как для дела лучше будет, так и поступим.
Эти слова Вахтангу Петровичу явно понравились. Он протянул руку Годердзи и воскликнул:
— Значит, по рукам!
Годердзи так хватил своей ручищей по его руке, что звук этого мощного хлопка достиг бы, верно, до самой переправы. А Петровичева рука-то оказалась маленькой какой-то, хлипкой, вялой да еще немного потной...
Уговорились так: на следующее утро Вахтанг Петрович зайдет к Годердзи, Годердзи вручит ему деньги, а Вахтанг Петрович в тот же день отправится в Тбилиси вносить пай за квартиру.
Наутро все сделали так, как порешили.
Поздно вечером приехал Малхаз. Он всю эту неделю носился по отдаленным селам района, возглавляя комиссию райкома по проверке трудовой дисциплины.
Проголодавшийся Малхаз сидел за ужином и с аппетитом уплетал все, что ему подавалось. Вот уже несколько дней, как он не ел досыта, потому что где только ни накрывали для них стол, он никуда не шел, боясь скомпрометировать свое имя заведующего отделом райкома. Ему казалось, что если он к кому-нибудь зайдет в гости, авторитет его будет поколеблен. Он посылал райкомовского инструктора покупать продукты, и они вдвоем втихаря ели что-то всухомятку.
Годердзи неторопливо подошел к обеденному столу, уселся напротив сына. Не терпелось ему сообщить приятную новость.
— Сегодня утром Вахтанг Петрович был у нас...
— Чего ему надо было? — насторожился Малхаз и, прожевывая кусок, глянул на отца.
— Мы так порешили: выстроить для тебя и будущей твоей жены кооперативную квартиру в Тбилиси.
Малхаз поперхнулся, раскашлялся, да так сильно, что прямо зашелся в кашле. Покраснел, побагровел, глаза чуть из орбит не вылезли. Парень дух не мог перевести, только поводил руками и, как скворец, рот разевал.
Годердзи вскочил, бросился к нему, сильно хлопнул его ладонью между лопаток. Малхаз тотчас же вздохнул, откашлялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
— Ваша правда! — воскликнул Годердзи с таким видом, словно угадал, чго хочет сказать собеседник.
— А разве у наших детей твердая почва под ногами?
— Отчего же нет? — удивился Годердзи.— Разве все это,— он взмахом руки указал на дом и все свое подворье,— разве все это не им останется, разве это не ихнее? Мы-то с Малало не вечно жить будем.
— Знаешь, что я тебе скажу, милый мой Годердзи, мы с тобой оба на такой работе работаем — оба по скользкой тропке по-над пропастью ходим...
Годердзи с недоумением воззрился на гостя. Он и представить себе не мог, что секретарь райкома, который для него был хозяином и повелителем (во всяком случае, в пределах своего района), считал свою работу «скользкой тропкой».
— Коммерция и политика,— продолжал меж тем Вахтанг Петрович,— обе с норовистым жеребцом схожи — наперед не знаешь и не угадаешь, когда вышибет тебя из седла... А за этим, знаешь, что может последовать?.. А ну, вдумайся хорошенько в то, что я говорю, разве не так?
— Не знаю, что и сказать... вы выше меня стоите и, верно, дальше глядите.
— Да, дорогой Годердзи, я и вправду далеко гляжу. Большой и нелегкий путь довелось мне пройти, вероятно, потому... словом, хочу тебе сказать, мы должны подготовить детям более твердую почву и лучше удобрить ее...
— Я со своей стороны...— начал было Годердзи.
— Знаю, знаю, что тебе для сына ничего не жалко,— прервал его Вахтанг Петрович.— Именно потому я и затеял с тобой этот разговор. Но я хочу тебе другое сказать. Ты знаешь, что друзья у меня повсюду есть, наверное, потому, что я не такой уж плохой человек и сам не раз протягивал другим руку помощи. Так вот, эти мои друзья мне сказали, что возле Вакийского парка, этот район нынче считается лучшим в Тбилиси, строится кооперативный дом и мне могут предоставить возможность приобрести в этом доме пятикомнатную квартиру. Чтобы только вступить в такой кооператив, люди не жалеют денег и выкладывают огромные суммы. А наших детей из уважения ко мне без всяких денег туда включат, возьмут с них лишь столько, сколько стоит сама квартира по твердой цене, и ни копейки больше. Ты знаешь, что это значит?.. Это огромная поблажка, очень большое дело нам сделают. Поэтому упускать такую возможность никак нельзя. Что и говорить, разумеется, по окончании строительства на благоустройство и обстановку квартиры потребуются еще и деньги, и много трудов, но это уж я возьму на себя, пусть это будет на моей шее, и я в кратчайший срок сдам нашим детям пятикомнатную квартиру с подобающей обстановкой, конечно импортной. А зал и лоджия будут такие — хоть на пятьсот человек столы накрывай. Но теперь нам надо разделить обязанности. То, что я сказал, пусть будет за мной, моя доля. Что касается пая за квартиру, то есть суммы, в которую обходится квартира,— на это, друг мой, ты должен раскошелиться...
— Как скажете... Разве ж я могу от такого дела отступиться?!
— Дай бог тебе здоровья, дорогой Годердзи! От такого благородного человека, как ты, я иного ответа и не ждал.
— Какое ж это благородство — детей жильем обеспечить!..
— В наше время и это считается большим благородством.
— Да, вот то-то и оно-то, что в наше время, а так...
— Однако, Годердзи, есть тут одна загвоздка...
— Какая такая еще загвоздка?
— Весь пай надо внести единовременно и, что главное, незамедлительно, кооператив сейчас стеснен в средствах, так что...
Годердзи по привычке почесал затылок и уставил на будущего свата свои лучистые глаза.
— Что ж поделаешь, коли надо кровь пускать, чем раньше, тем лучше.
— Еще одна трудность тут имеется. Хотя, по правде говоря, никакой трудности в этом и нет, однако все-таки лучше заранее все утрясти. Сказано, лучше договориться перед пахотой, чем перед жатвой. Так ведь?
— Воистину так.
— Эта квартира, хотя бы на первых порах, должна быть оформлена на имя моей дочери.
— Это почему же? — исподлобья поглядел Годердзи на Вахтанга Петровича.
— Ты что, испугался?
— Испугаться-то не испугался... только... чем околицей говорить, лучше напрямую сказать: удивился я.
— Что тут удивительного, Годердзи?
— Ваша дочь женой моему сыну будет, а он ей мужем, так ведь? А дом в Грузии принято записывать на имя мужа, так оно испокон веков повелось, и мы к тому привыкли...
— Твоя правда, брат, твоя. Только тут у нас дело иначе обстоит: моя Лика — ты знаешь — старший преподаватель мединститута, к тому же она прописана в Тбилиси. Малхаз же, во-первых, прописан здесь, а во-вторых,— Вахтанг Петрович вроде замялся,— во-вторых, понимаешь ты, нежелательно, чтобы за ответственным партийным работником числилась такая большая кооперативная квартира...
— Так ведь ваша дочка-то — партийного работника дочь?
— Моя дочь — другое дело. А когда сам — другое.
— Ну что же, вы все заранее обдумали, что мне говорить-то, как для дела лучше будет, так и поступим.
Эти слова Вахтангу Петровичу явно понравились. Он протянул руку Годердзи и воскликнул:
— Значит, по рукам!
Годердзи так хватил своей ручищей по его руке, что звук этого мощного хлопка достиг бы, верно, до самой переправы. А Петровичева рука-то оказалась маленькой какой-то, хлипкой, вялой да еще немного потной...
Уговорились так: на следующее утро Вахтанг Петрович зайдет к Годердзи, Годердзи вручит ему деньги, а Вахтанг Петрович в тот же день отправится в Тбилиси вносить пай за квартиру.
Наутро все сделали так, как порешили.
Поздно вечером приехал Малхаз. Он всю эту неделю носился по отдаленным селам района, возглавляя комиссию райкома по проверке трудовой дисциплины.
Проголодавшийся Малхаз сидел за ужином и с аппетитом уплетал все, что ему подавалось. Вот уже несколько дней, как он не ел досыта, потому что где только ни накрывали для них стол, он никуда не шел, боясь скомпрометировать свое имя заведующего отделом райкома. Ему казалось, что если он к кому-нибудь зайдет в гости, авторитет его будет поколеблен. Он посылал райкомовского инструктора покупать продукты, и они вдвоем втихаря ели что-то всухомятку.
Годердзи неторопливо подошел к обеденному столу, уселся напротив сына. Не терпелось ему сообщить приятную новость.
— Сегодня утром Вахтанг Петрович был у нас...
— Чего ему надо было? — насторожился Малхаз и, прожевывая кусок, глянул на отца.
— Мы так порешили: выстроить для тебя и будущей твоей жены кооперативную квартиру в Тбилиси.
Малхаз поперхнулся, раскашлялся, да так сильно, что прямо зашелся в кашле. Покраснел, побагровел, глаза чуть из орбит не вылезли. Парень дух не мог перевести, только поводил руками и, как скворец, рот разевал.
Годердзи вскочил, бросился к нему, сильно хлопнул его ладонью между лопаток. Малхаз тотчас же вздохнул, откашлялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127