Например, кровать графа Безбородко, которая ныне стоит у вас...
— Ложь,— воспротивился Годердзи,— никакой не граф! Это Исак сказал в шутку, шутку подхватили некоторые местные дуралеи. Эту кровать я купил во Львове...
— Повремените,— резко прервал его прокурор, подняв руку.— У нас имеются такие сведения, и мы обязаны проверить их истинность. Да, у вас находится кровать графа Безбородко и ломберный стол маршала Мюрата, обитый зеленым сукном. Это ответ на первую часть вашего вопроса. Что же касается второй его части, что вы, мол, не находитесь под судом, это ничего не значит: мы запросто можем отдать вас под суд, для нас в этом нет никакой сложности. Есть еще вопросы?
— Нет.
— В таком случае прошу вас поставить свою подпись под этим вот документом. Это расписка в том, что вы без разрешения никуда из Самеба не выедете.
Годердзи долго изучал отпечатанную на пишущей машинке бумажку и лишь после этого поставил внизу свою подпись.
— Теперь вы пока что свободны,— с непонятным раздражением проговорил прокурор и, не взглянув более на Годердзи, снова зарылся в бумаги.
Годердзи не мог бы сказать с уверенностью, послышалось ему или в самом деле так было, но, во всяком случае, ему показа-ось, что это «пока что» прокурор произнес с особым ударением.
Третий подневольный визит Годердзи был в райисполком.
В отличие от прокурора и председателя народного контроля, председатель райисполкома не заставил его ни минуты ждать в приемной: как только секретарша доложила ему о приходе Годердзи, он тотчас пригласил его к себе.
Умудренный горьким опытом первых двух визитов, Годердзи несмело вошел в знакомый кабинет и остановился посредине. Председатель, молодой человек приятной наружности, тотчас поднялся с кресла, вышел из-за письменного стола, приблизился к Годердзи и крепко пожал ему руку. Затем сел за длинный приставной стол заседаний и усадил Годердзи напротив себя.
Такой прием целительным бальзамом умастил душу Годердзи.
Уж какую бы неприятную весть ни сообщил ему председатель райисполкома, он теперь все принял бы с равным спокойствием, как должное. Вежливое обхождение, доброжелательный тон разговора и деликатно задаваемые вопросы действовали на Зенклишвили, как хорошая скребница на холеного коня.
Годердзи внимательно разглядывал молодого человека. Он знал его. Одногодок Малхаза, нынешний председатель еще совсем недавно работал первым секретарем самебского райкома комсомола.
Со своей стороны, и председатель не без интереса созерцал сидевшего перед ним богатырского сложения мужчину, о котором и прежде был наслышан, но не мог себе представить, что он окажется столь располагающим и толковым.
Председатель сперва осведомился о здоровье Годердзи, затем завел речь о базе, о том, как идут дела, попросил охарактеризовать сотрудников, спросил, откуда поступают стройматериалы и под конец, все так же вежливо, однако твердо и безапелляционно заявил ему:
— Руководство района решило освободить вас от должности управляющего базой и назначить директором кирпичного завода в селе Блисдзири.
Годердзи глазом не моргнув выслушал это сообщение, прозвучавшее для него как приговор, однако вместо уныния или удрученности он испытал какое-то облегчение. «Если этим они ограничатся, если я этим отделаюсь...» — с затаенной радостью подумал он.
А председатель продолжал:
— ...В Блисдзири когда-то был кирпичный завод, но его ликвидировали в годы войны. В окрестностях этого села в ближайшем будущем будет выстроен большой животноводческий комплекс...
— А что это такое — «комплекс»? — прервал его Годердзи.
— Комплекс — это большая специализированная животноводческая ферма. Так вот, для строительства комплекса нам необходим кирпич. Мы решили, что лучше обжигать кирпич на месте, чем возить его издалека, и именно с этой целью строим кирпичный завод. Руководство строительством мы и поручаем вам, надеемся, что вы как опытный человек, который уже заложил фундамент одного кирпичного завода, с честью справитесь и с этим заданием.
Успокоенный всем ходом приема, Годердзи, слушая председателя, вновь почувствовал радость, на этот раз от того, что наконец-то избавился от проклятой, преисполненной дьявольского соблазна базы.
«Видно, считают меня не совсем пропащим человеком,— размышлял он,— иначе не поручили бы это дело. Но стоит ли мне взваливать на себя такую обузу? Как бы то ни было, а ведь на будущий год, в ноябре, семьдесят четыре стукнет...»
— Хочу вам задать один вопрос, вы уж не обессудьте,— кашлянув в кулак, проговорил Годердзи.
— Пожалуйста, дядя Годердзи,— обмолвился председатель и тут же поправился: — Уважаемый Годердзи.
— Может, мне лучше было бы отойти от всех дел? Мне давно пора на пенсию, и сам я отдохнул бы, и вас бы избавил от заботы обо мне.
— Ни в коем случае, вы очень нужный человек и еще можете принести пользу,— голос председателя прозвучал очень убежденно.
— Да не знаю, может, просто жалеете меня, старика, потому...
— Нет, нам нужно ваше знание кирпичного дела.
— Что ж... тем лучше. Однако ежели вы правда хотите меня туда направить, как же оно будет-то: отсюда до Блисдзири более пятнадцати километров. И от трассы село это в стороне. Туда за весь день одна машина и та не ходит. Как же я смогу каждый день одолевать тридцать с лишним километров?
— Мы поможем вам приобрести машину, и будете на ней ездить. Я думаю, такому человеку, как вы, работавшему всю свою жизнь, не обремененному большой семьей, нетрудно будет купить «Жигули», а шофера будете оплачивать за счет своего же штата...— Председатель щурился в чуть лукавой улыбке.
— Хорошо, я согласен,— улыбнувшись в ответ, сказал Годердзи.
И опять побежали страдные дни... Дни, полные труда, заботы, беспокойства. Гораздо более тяжелые, чем бывали когда-то: теперь у Годердзи не было того прежнего здоровья, тех прежних сил и чертовской выносливости... Ему было за семьдесят, и его беспокоило сердце, стоило ему устать, и оно давало о себе знать — начинало колоть, болело, одышка затрудняла дыхание...
«Человеку моего возраста давно следовало бы отложить в сторону лук и стрелы — отойти от дел, сидеть у камелька и рассказывать внукам сказки. А я таскаюсь вверх и вниз и пытаюсь наладить кирпичный завод!.. Кто меня неволит, интересно, и для чего, для кого я стараюсь?.. Ведь как только я налажу это дело, вернее всего, на мое место пришлют другого, а меня пинком вышвырнут оттуда, либо заткнут куда-нибудь подальше, либо просто на пенсию спровадят... Да я бы и сейчас отвертелся от этого, но опять же для мальчика стараюсь, ведь если я сейчас на пенсию выйду, скажут — прогнали, мол, и еще сильнее меня прижмут, и мальчика тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
— Ложь,— воспротивился Годердзи,— никакой не граф! Это Исак сказал в шутку, шутку подхватили некоторые местные дуралеи. Эту кровать я купил во Львове...
— Повремените,— резко прервал его прокурор, подняв руку.— У нас имеются такие сведения, и мы обязаны проверить их истинность. Да, у вас находится кровать графа Безбородко и ломберный стол маршала Мюрата, обитый зеленым сукном. Это ответ на первую часть вашего вопроса. Что же касается второй его части, что вы, мол, не находитесь под судом, это ничего не значит: мы запросто можем отдать вас под суд, для нас в этом нет никакой сложности. Есть еще вопросы?
— Нет.
— В таком случае прошу вас поставить свою подпись под этим вот документом. Это расписка в том, что вы без разрешения никуда из Самеба не выедете.
Годердзи долго изучал отпечатанную на пишущей машинке бумажку и лишь после этого поставил внизу свою подпись.
— Теперь вы пока что свободны,— с непонятным раздражением проговорил прокурор и, не взглянув более на Годердзи, снова зарылся в бумаги.
Годердзи не мог бы сказать с уверенностью, послышалось ему или в самом деле так было, но, во всяком случае, ему показа-ось, что это «пока что» прокурор произнес с особым ударением.
Третий подневольный визит Годердзи был в райисполком.
В отличие от прокурора и председателя народного контроля, председатель райисполкома не заставил его ни минуты ждать в приемной: как только секретарша доложила ему о приходе Годердзи, он тотчас пригласил его к себе.
Умудренный горьким опытом первых двух визитов, Годердзи несмело вошел в знакомый кабинет и остановился посредине. Председатель, молодой человек приятной наружности, тотчас поднялся с кресла, вышел из-за письменного стола, приблизился к Годердзи и крепко пожал ему руку. Затем сел за длинный приставной стол заседаний и усадил Годердзи напротив себя.
Такой прием целительным бальзамом умастил душу Годердзи.
Уж какую бы неприятную весть ни сообщил ему председатель райисполкома, он теперь все принял бы с равным спокойствием, как должное. Вежливое обхождение, доброжелательный тон разговора и деликатно задаваемые вопросы действовали на Зенклишвили, как хорошая скребница на холеного коня.
Годердзи внимательно разглядывал молодого человека. Он знал его. Одногодок Малхаза, нынешний председатель еще совсем недавно работал первым секретарем самебского райкома комсомола.
Со своей стороны, и председатель не без интереса созерцал сидевшего перед ним богатырского сложения мужчину, о котором и прежде был наслышан, но не мог себе представить, что он окажется столь располагающим и толковым.
Председатель сперва осведомился о здоровье Годердзи, затем завел речь о базе, о том, как идут дела, попросил охарактеризовать сотрудников, спросил, откуда поступают стройматериалы и под конец, все так же вежливо, однако твердо и безапелляционно заявил ему:
— Руководство района решило освободить вас от должности управляющего базой и назначить директором кирпичного завода в селе Блисдзири.
Годердзи глазом не моргнув выслушал это сообщение, прозвучавшее для него как приговор, однако вместо уныния или удрученности он испытал какое-то облегчение. «Если этим они ограничатся, если я этим отделаюсь...» — с затаенной радостью подумал он.
А председатель продолжал:
— ...В Блисдзири когда-то был кирпичный завод, но его ликвидировали в годы войны. В окрестностях этого села в ближайшем будущем будет выстроен большой животноводческий комплекс...
— А что это такое — «комплекс»? — прервал его Годердзи.
— Комплекс — это большая специализированная животноводческая ферма. Так вот, для строительства комплекса нам необходим кирпич. Мы решили, что лучше обжигать кирпич на месте, чем возить его издалека, и именно с этой целью строим кирпичный завод. Руководство строительством мы и поручаем вам, надеемся, что вы как опытный человек, который уже заложил фундамент одного кирпичного завода, с честью справитесь и с этим заданием.
Успокоенный всем ходом приема, Годердзи, слушая председателя, вновь почувствовал радость, на этот раз от того, что наконец-то избавился от проклятой, преисполненной дьявольского соблазна базы.
«Видно, считают меня не совсем пропащим человеком,— размышлял он,— иначе не поручили бы это дело. Но стоит ли мне взваливать на себя такую обузу? Как бы то ни было, а ведь на будущий год, в ноябре, семьдесят четыре стукнет...»
— Хочу вам задать один вопрос, вы уж не обессудьте,— кашлянув в кулак, проговорил Годердзи.
— Пожалуйста, дядя Годердзи,— обмолвился председатель и тут же поправился: — Уважаемый Годердзи.
— Может, мне лучше было бы отойти от всех дел? Мне давно пора на пенсию, и сам я отдохнул бы, и вас бы избавил от заботы обо мне.
— Ни в коем случае, вы очень нужный человек и еще можете принести пользу,— голос председателя прозвучал очень убежденно.
— Да не знаю, может, просто жалеете меня, старика, потому...
— Нет, нам нужно ваше знание кирпичного дела.
— Что ж... тем лучше. Однако ежели вы правда хотите меня туда направить, как же оно будет-то: отсюда до Блисдзири более пятнадцати километров. И от трассы село это в стороне. Туда за весь день одна машина и та не ходит. Как же я смогу каждый день одолевать тридцать с лишним километров?
— Мы поможем вам приобрести машину, и будете на ней ездить. Я думаю, такому человеку, как вы, работавшему всю свою жизнь, не обремененному большой семьей, нетрудно будет купить «Жигули», а шофера будете оплачивать за счет своего же штата...— Председатель щурился в чуть лукавой улыбке.
— Хорошо, я согласен,— улыбнувшись в ответ, сказал Годердзи.
И опять побежали страдные дни... Дни, полные труда, заботы, беспокойства. Гораздо более тяжелые, чем бывали когда-то: теперь у Годердзи не было того прежнего здоровья, тех прежних сил и чертовской выносливости... Ему было за семьдесят, и его беспокоило сердце, стоило ему устать, и оно давало о себе знать — начинало колоть, болело, одышка затрудняла дыхание...
«Человеку моего возраста давно следовало бы отложить в сторону лук и стрелы — отойти от дел, сидеть у камелька и рассказывать внукам сказки. А я таскаюсь вверх и вниз и пытаюсь наладить кирпичный завод!.. Кто меня неволит, интересно, и для чего, для кого я стараюсь?.. Ведь как только я налажу это дело, вернее всего, на мое место пришлют другого, а меня пинком вышвырнут оттуда, либо заткнут куда-нибудь подальше, либо просто на пенсию спровадят... Да я бы и сейчас отвертелся от этого, но опять же для мальчика стараюсь, ведь если я сейчас на пенсию выйду, скажут — прогнали, мол, и еще сильнее меня прижмут, и мальчика тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127